Тело при привыканьи к нему (наблюдение)
становится фигурой непреложного восхождения,
огибающей личность наподобие слова, которое
в повторении огибает собою значение.
Небо янтарно в чае.
И механизм гравюры взрезает ровное поле
хором безмолвного рева,
когда сливаются птицы в одну,
предстоящую стае, как листа ранящий блеск,
ночами пеленающий кроны в сияние.
Я узнаю то, что знать был обязан -
головокружение возникает в том самом месте,
где солнце тускнеет, валясь за плечо океана,
и восток - это запад, и все что написано
остается еще написать, нагнав с затылка.
Что требует времени, иного сцепления клеток,
которые те же (иное место?); или иного
обмена веществ.
Шум разделен на листвы полуобморок
и длительный гул. Но, как, застывшая в прорехе
броска, сквозящая чередованием, монета,
вещь беструдно откликается имени,
брошенному наугад (в повторение?). Любовь
меньше всего всегда. Меньше
меры сны вяжущей - любое имя просторно.
Упускает. Не держит. И, не касаясь,
я не понимаю тебя.



В стремнине нежной незамерзающего ножа
слово снег вскипает туманным облачком,
дуновением числа, уходящего в аркады
сводчатого расторжения.
В излуке губ странствует,
чередуя вспышки золы с умолчанием угля.
Это вопрос, помещенный за имя чужой страны,
ищущий тщетно в ответе свое отражение.
Не прикосновение, но только преддверие.
Будто одинединственный знак, размыкающий узость
сводящего в тесноту острия, в стремнину
незамерзающего дуновения.
Каким тебе впервые запомнился снег?
К полуночной коже падающая ладонь.
Или пролившийся сновидением мрак.
Плоскость - не имеющая сторон,
воронка пристальности, вращающая крылами мельниц,
усечение окончания слова страницей,
надорванной усталым взмахом.


q
Однако тьма склоняется на водой, ночь созерцает ночь, словно изучая огонь. Восстановить в настоящем несущественные для тела факты. Муравьи луны передвигают шелковые буквы камней. Язык не существует: настоящее прошлого времени. Но и в засаде снега, окольцевавшего сумрак, ради слуха скрипит осока и бледнее лент льда у берега моря вес стянут в глазнице Сириуса. Здесь средоточие социальных процессов. Ночь поет свои мадригалы о деревянных засовах. В определенный момент, сохраняя ясность рассудка, вылущивая из горла очередное сочетание звуков, осознавать, что невозможно иначе. Пример одержимости: чтобы увидеть - он опять протягивает ей стакан с водой. Глотка стебель - из глубин прянув - вольется чуткой стрелой, летящей себе навстречу, не принадлежа действию, а также - месту. Откроется вполне бездумно. Совпадение с завершением фразы. Вода обнимает тьму, и любой здесь, как невнятное объяснение, любой здесь уверен, что в проемы глаз при случае ринется все, освобождая любого здесь от всего, возвращая мельчайшие факты: будущее будущего, настоящее настоящего, обретение просьбы губ, вещей цветение. Однако это и есть средоточие ночи, тьму созерцающей тьмою.



Невесомыми, неприкаянными богами,
подобно парам кислот,
сопровождают плывущего волны. омывая его волосами
прямыми, как соль. Он вглядывается в зенит,
но взгляд неуклонно падает за горизонт. Солнце, оно
заходит, очень старое, как стены из кирпича домов,
о которых не вспомнить.
Руки плывущего, перебирая за пядью пядь
несуществующее расстояние, скрипят размеренно.
В ответ кричат чайки.
Но они могут кричать просто так. Кто отвечает?
Сопровождая кого? Или же в меланхолии встречи?
Пена длинными взмахами выстраивает лучи,
возводит к луне (она невидима) и уходит в живот
плывущего лестницей,
на ступенях которой улитки и травы
вдумываются в смыслы зеленого. Женщины
одна за одной уходят из его мозга,
сцена ритма меняется ежесекундно, не обнаруживая
уменьшения вносимого в нее материала.
Ты продолжаешь идти по улице,
находясь в зоне стопкадра, в зоне внимания,
обволакивающего тебя, словно пары кислот. Однако
рельеф, меняясь ежемгновенно - бликов бег,
устремленный в разные стороны - точнее нефть,
сползает, кипя сплавом пустот,
созвездьями. Наступает осень и Ковш
оказывается по другую сторону дома. Взгляд
быстрее, вперед, дальше, под - ему открываются
вещей пульсирующие сгустки.
Вода, блеск, плывущий.
Ритм тем, кто глух,
единственная доступная нить - xenia -
зрачку под стать, не отбрасывающая тени
ни за, ни перед. Возможно солнце.
И все же, скорее, вода напоминает о крови. Но диск
его шире, вытесняя из сознания многое.
Актинии зажигают под ним, словно под кожей, ночь,
чтобы плывущего не оставило необходимое мужество.
Прекращение. Излучины света зыбки.
У самой крыши трава ползет по карнизу,
являясь условием собственного изменения.
Опоясанный птицами, пеной
движется в себя заплетенный, как исчисление, роса
в жар и сети растений, замысел в форму.
Находит на берегу гальку,
словно не входил еще в воду, не прибавляя слова
к слову - какое было прежде? какое прошло?
чтобы из предыдущего быть, из древесины, влаги,
из утра траты.
Аркадий Драгомощенко


Кондратий Теотокополус
нА перекрестке
в ожидании госТЯ.

Пришлите также и риса.
Уверяю Вас, вид его
усмешки больше не вызовет.
Долго кипящая вода в котле -
мысли об облаках.
12:00
Подобно диску солнца, кругу
далее же - сфере,
фигурой раскаленных насекомых,
переплывая голову, как море,
недвижим мнимый соловей.
Он шест ночной,
ладонь затылка,
он ода лову, - вложен в свет, как в тень.



q
Слепок горенья. Тело в его наблюдении соткано в предложение, слова в представление, предстоящее даже ему. Листва в шум. Повествование начинается за предложением. Вправе помыслить изгородь. Мера моего воображения не что иное, как мера желания. Есть и если бы. Миф - надгробие языка. Точки псевдоотсчета. Повествование начинается за предложением, его формируя, устремляясь к тебе , словно чтение, которое отрекается от того, что им было создано. Изгородь, не преступающая себя. Рассеянные поры стекла становятся словесной опорой тому, кто, огибая предмет (намерением помысла), находит, что мысль давно в него вписана - время невинности вещи. Повествование, свиток, рулон, виток спирали, путь лепестков. Одна часть дерева в нем, - вне другая. Воспоминание только отсрочка. Раковины запахов, отточенные до звона в ушах, мало влияют на время ожидания общественного транспорта, но пафос памяти заключается в том, чтобы осознавать изменения значений неизменных форм. Нация - не обязательно справедливость.
12:01
В последнем
самом сочном (но, боги, дан ли предел вам
между заоблачным и подземным?
но до чего же весел дикорастущий стебель),
но и темнейшем,
словно мох в низине,
излучьи ветра - черна и пролетевшими к югу стаями
став прозрачна,
мерцаньем разбита, как позвоночник,
разбита, чтобы срастаться -
крона глубины нарастает.
Перьев беззвучен костер,
хранимый рассветом
в изгибе ветра последнем, в самой его сердцевине,
ревущего вниз поворота,
город где
достает себя из груди собственной,
клейменной терновым никелем, ртутью,
изрезанной венами говора,
сыпью судеб отмеченной.
Удушье дельты. Краны порта.
Коронован заливом.
Робкое высокомерие чайки впитывает сотворение меры
в мирном ободе вод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19