- Аркаша! Аркаша! - закричал Вася, вскочив с кресел. - Я просижу всю
ночь, ей-богу, просижу!
- Ну, да, да! Ты к утру только заснешь...
- Не засну, ни за что не засну..
- Нет, нельзя, нельзя; конечно, заснешь, в пять часов засни. В восемь я
тебя бужу. Завтра праздник; ты садишься и строчишь целый день... Потом ночь
и - да много ль осталось тебе?..
- Да вот, вот!..
Вася, дрожа от восторга и от ожидания, показал тетрадку.
- Вот!..
- Послушай, брат, ведь это немного...
- Дорогой мой, еще там есть, - сказал Вася, робко-робко смотря на
Нефедевича, как будто от него зависело разрешение, идти или нет.
- Сколько?
- Два... листочка...
- Ну, что ж? ну, послушай! Ведь кончить успеем, ей-богу, успеем!
- Аркаша!
- Вася! послушай! Теперь под Новый год все по семействам собираются, мы с
тобой только бездомные, сирые... у! Васенька!..
Нефедевич облапил Басю и стиснул в своих львиных объятиях...
- Аркадий, решено!
- Васюк, я только об этом сказать хотел. Видишь, Васюк, косолапый ты мой!
слушай! слушай! ведь...
Аркадий остановился с открытым ртом, потому что не мог говорить от
восторга. Вася держал его за плечи, глядел ему во все глаза и так двигал
губами, как будто сам хотел договорить за него.
- Ну! - проговорил он наконец.
- Представь им сегодня меня!
- Аркадий! идем туда чай пить! Знаешь что? знаешь что? даже до Нового
года не посидим, раньше уйдем, - закричал Вася в истинном вдохновенье.
- То есть два часа, ни больше ни меньше!..
- И потом разлука до тех пор, пока не докончу!..
- Васюк!..
- Аркадий!
В три минуты Аркадий был по-парадному. Вася только почистился, затем что
и не снимал своей пары: с таким рвением присел он за дело. Они поспешно
вышли на улицу, один радостнее другого. Путь лежал с Петербургской стороны
в Коломну. Аркадий Иванович отмеривал шаги бодро и энергично, так что по
одной походке его уже можно было видеть всю его радость о благополучии все
более и более счастливого Васи. Вася семенил более мелким шажком, но не
теряя достоинства. Напротив, Аркадий Иванович еще никогда не видал его в
более выгодном для него свете. Он в эту минуту даже как-то более уважал
его, и известный телесный недостаток Васи, о котором до сих пор еще не
знает читатель (Вася был немного кривобок), вызывавший всегда глубоко
любящее чувство сострадания в добром сердце Аркадия Ивановича, теперь еще
более способствовал к глубокому умилению, которое особенно питал к нему
друг его в эту минуту и которого Вася, уж разумеется, всячески был достоин.
Аркадию Ивановичу даже захотелось заплакать от счастия; но он удержался.
- Куда, куда, Вася? здесь ближе пройдем! - вскричал он, видя, что Вася
норовит повернуть к Вознесенскому.
- Молчи, Аркаша, молчи...
- Право, ближе, Вася.
- Аркаша! Знаешь ли что? - начал Вася таинственно, замирающим от радости
голосом. - Знаешь ли что? Мне хочется принести подарочек Лизаньке...
- Что ж такое?
- Здесь, брат, на углу мадам Леру, чудесный магазин!
- А, ну!
- Чепчик, душечка, чепчик; сегодня я видел такой чепчоночек миленький; я
спрашивал: фасон, говорят, Manon Lescaut(1) называется - чудо! ленты
серизовые(2), и если недорого... Аркаша, да хоть бы и дорого!..
- Ты, по-моему, выше всех поэтов, Вася! идем!..
Они побежали и через две минуты вошли в магазин. Их встретила черноглазая
француженка в локонах, которая тотчас же, при первом взгляде на своих
покупателей, сделалась так же весела и счастлива, как они сами, даже
счастливее, если можно сказать. Вася готов был расцеловать мадам Леру от
восторга...
- Аркаша! - сказал он вполголоса, бросив обыкновенный взгляд на все
прекрасное и великое, стоявшее на деревянных столбиках на огромном столе
магазина. - Чудеса! Что это такое? что это? Вот этот, например,
бонбончик(3), видишь? - прошептал Вася, показывая один миленький крайний
чепчик, но вовсе не тот, который купить хотел, потому что уже издалека
нагляделся и впился глазами в другой, знаменитый, настоящий, стоявший на
противоположном конце. Он так смотрел на него, что можно было подумать,
будто его кто-нибудь возьмет да украдет или будто сам чепчик, именно для
того чтоб не доставаться Васе, улетит с своего места на воздух.
- Вот, - сказал Аркадий Иванович, указав на один, - вот, по-моему,
лучший.
- Ну, Аркаша! это даже делает честь тебе; я тебя, право, особенно уважать
начинаю за вкус, - сказал Вася, плутовски схитрив в умилении своего сердца
пред Аркашей, - прелесть твой чепчик, но поди-ка сюда!
- Где же, брат, лучше?
- Смотри-ка сюда!
- Этот? - сказал Аркадий с сомнением.
Но когда Вася, не в силах более выдержать, сорвал его с деревяшки, с
которой он, казалось, вдруг слетел самовольно, как будто обрадовавшись
такому хорошему покупщику после долгого ожидания, когда захрустели все его
ленточки, рюши и кружева, неожиданный крик восторга вырвался из мощной
груди Аркадия Ивановича. Даже мадам Леру, наблюдавшая все свое несомненное
достоинство и преимущество в деле вкуса во все время выбора и только
молчавшая из снисхождения, наградила Васю полною улыбкою одобрения, так что
все в ней, во взгляде, в жесте и в этой улыбке, разом проговорило - да! вы
угадали и достойны счастия, которое вас ожидает.
- Ведь кокетничал, кокетничал в уединении! - закричал Вася, перенеся всю
любовь свою на миленький чепчик. - Нарочно прятался, плутишка, голубчик
мой! - И он поцеловал его, то есть воздух, который его окружал, потому что
боялся дотронуться до своей драгоценности.
- Так скрывает себя истинная заслуга и добродетель, - прибавил Аркадий в
восторге, для юмора прибрав фразу из одной остроумной газеты, которую читал
поутру. - Ну, Вася, что же?
- Виват, Аркаша! да ты и остришь сегодня, ты сделаешь фурор, как они
говорят, между женщинами, предрекаю тебе. Мадам Леру, мадам Леру!
- Что прикажете?
- Голубушка, мадам Леру!
Мадам Леру взглянула на Аркадия Ивановича и снисходительно улыбнулась.
- Вы не поверите, как я вас обожаю в эту минуту... Позвольте поцеловать
вас... - и Вася поцеловал магазинщицу.
Решительно, нужно было призвать на минуту все достоинство, чтоб не
уронить себя с подобным повесой. Но я утверждаю, что нужно иметь к тому и
всю врожденную, неподдельную любезность и грацию, с которою мадам Леру
приняла восторг Васи. Она извинила его, и как умно, как грациозно умела она
найтись в этом случае! Неужели же можно было рассердиться на Васю?
- Мадам Леру, сколько цена?
- Это пять рублей серебром, - отвечала она, оправившись, с новой улыбкою.
- А этот, мадам Леру, - сказал Аркадий Иванович, указав на свой выбор.
- Этот восемь рублей серебром.
- Ну, позвольте! ну, позвольте! ну, согласитесь, мадам Леру, ну, который
лучше, грациознее, милее, который из них более походит на вас?
- Тот богаче, но ваш выбор - с'est рlus coquet.
- Ну, так его и берем!
Мадам Леру взяла лист тонкой-тонкой бумаги, зашпилила булавочкой, и,
казалось, бумага с завернутым чепчиком сделалась легче, нежели прежде, без
чепчика. Вася взял все это бережно, чуть дыша, раскланялся с мадам Леру,
что-то еще сказал ей очень любезное и вышел из магазина.
- Я вивёр, Аркаша, я рожден быть вивёром! - кричал Вася, хохоча,
заливаясь неслышным, мелким, нервическим смехом и обегая прохожих, которых
всех разом подозревал в непременном покушении измять его драгоценнейший
чепчик!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12