«Ох, Валя, Валя! Что бы мы без тебя делали?» И вместо всего этого… О!
Иван Николаевич тоже ворочался с боку на бок и тоже вздыхал, и его терзало позднее раскаяние, но когда я попыталась поделиться с ним своими переживаниями, сурово сказал:
– Ну, ну, балуй их!
Я не обиделась на мужа, поняла, что ему тяжело, что за этой внешней грубостью он прячет и свои угрызения совести. На утро отец и сын смущённо улыбались, глядя друг на друга. Я же думала: «Это просто чудо, что у нас ещё такие хорошие дети!»
Девочек мы вообще никогда не наказывали, да в этом точно и надобности не было. Одно время только Оля вдруг стала раздражать меня. Спросит невпопад, сделает не так. Не нравился мне и внешний вид её: вечно спущенные чулки, вечно растрёпанные волосы. Но дело было, конечно, не в Оле – ребёнок как ребёнок, – дело было во мне самой: устала я, раздражена была, жизнь была трудная – вот Оля и стала последней каплей, переполнившей чашу. Раз, другой попалась она мне под горячую руку, я её шлёпнула, и чувствую, как меня непреодолимо снова тянет приложить руку к девочке…
«Баста! Все!» – твёрдо решила я про себя и дала себе слово никогда больше не трогать Олю пальцем. Это оказалось совсем не так трудно, как некоторые думают. Стоит приказать себе, и дурная привычка «давать волю ру кам» исчезнет, если только она не стала столпом всей воспитательной системы в семье.
Может ли родитель, наказывающий своего ребёнка, положа руку на сердце, с чистой совестью сказать, что им руководило только доброе желание помочь сыну? Нет! В большинстве случаев отец наказывает ребёнка в состоянии раздражения. Нужна какая-то разрядка этому состоянию, вот он и берётся за ремень. Но причём же тут несчастный ребёнок?
Но для меня ещё более гнусным является отец, который наказывает сына «по холодному размышлению». У нас есть такой знакомый; он хвалится тем, что порет сына за проступки только тогда, когда чувствует себя абсолютно спокойным, якобы из опасений не всыпать лишнего, не увлечься. Я же представляла себе методичность, с которой поднимался и опускался ремень на спину его бедного сынишки, и «благоразумный» папаша мне становился ненавистным.
Не удивительно, что мальчишка кричал в тупом упрямстве, сколько бы его ни порол отец: «Вот и буду! Всё равно буду! На зло тебе буду!»
А. С. Макаренко говорил, что ударить мальчугана двенадцати-тринадцати лет – это значит признать своё полное бессилие перед ним и, может быть, навсегда разорвать с ним хорошие отношения.
Полно глубокого смысла его высказывание по поводу наказания детей:
«Если вы бьёте вашего ребёнка, для него это во всяком случае трагедия, или трагедия боли и обиды или трагедия привычного безразличия и жестокого детского терпения. Но трагедия эта – для ребёнка. А вы сами – взрослый, сильный человек, личность и гражданин, существа с мозгами и мускулами, вы, наносящий удары по нежному, слабому растущему телу ребёнка, что вы такое? Прежде всего вы невыносимо комичны, и, если бы не жаль было вашего ребёнка, можно до слёз хохотать, наблюдая ваше педагогическое варварство. В самом лучшем случае, в самом лучшем, вы похожи на обезьяну, воспитывающую своих детёнышей…».
Прекрасные слова, их следовало бы знать каждому родителю!
ДЕЛА ШКОЛЬНЫЕ
Сегодня у меня сразу два родительских собрания: в женской школе у Оли и в мужской у Вали. Хорошо ещё, что Юрина классная руководительница перенесла своё собрание на другой день, а то я бы не знала, в какую школу мне кинуться.
Вообще, когда имеешь пятерых детей, родительские собрания – проблема. Проводятся они раз шесть в году: два собрания общешкольных в начале и в конце учебного года и четыре классных по итогам каждой четверти. Вот и получается, что за год я должна посетить тридцать родительских собраний, а за десять лет учёбы каждого из своих детей – не менее трёхсот!
Если же учесть ещё и те лекции на темы воспитания, которые организуются школой для родителей, то я при всём своём желании не смогла бы справиться с такой нагрузкой. Поэтому, когда передо мною встаёт вопрос, в какую школу пойти, я иду в ту, где наметился какой-то прорыв.
Вот и сегодня я решаю пойти к Вале, потому что вчера он принёс «двойку» по геометрии. Оля огорчена тем, что я иду не к ней в школу:
– Все только к мальчишкам ходишь! А у меня так нынче ни разу не была. Завтра Александра Григорьевна опять спросит: «Почему родители не были?»
Это верно. И мне жаль Олю. Самой мне куда приятнее было бы пойти в её школу. Разве плохо в присутствии двадцати пяти – тридцати человек родителей выслушивать похвалы своей дочери? Но ничего не поделаешь, идти-то придётся всё-таки к Вале.
Иван Николаевич попробовал копнуться в его знаниях по геометрии и за голову схватился: полнейшая путаница в элементарных понятиях.
Как всегда в таких случаях, Иван Николаевич разразился обычной своей тирадой: «Нет, я вижу, из нашего молодца не выйдет проку!» Но я, серьёзно встревоженная, на сей раз оставила её без внимания.
Юра же, когда я заговорила с ним о Вале, сказал:
– Да не волнуйся ты, мама, из-за этой «двойки»! Справится Валька с ней! Помнишь, сколько «двоек» было у меня в седьмом классе? Справился же я!
Я не сомневаюсь, что Валя справится с «двойкой», как нимало не сомневаюсь и в том, что поставлена она была ему по заслугам. И решаю прежде всего повидаться с учительницей.
Мы сталкиваемся с ней в дверях школы. Это молодая девушка, год назад окончившая пединститут. Она спешит домой, у неё куплены билеты в театр, но всё же мы присаживаемся на скамейку перед школой и несколько минут говорим о Вале.
– Да, геометрия ему не даётся. Кто знает почему? Может быть, на первых уроках он чего-нибудь не понял…
– Что же вы посоветуете? Как быть?
– Взять репетитора!
От этих слов у меня обрывается сердце. Неужели наш Валя нуждается в репетиторе? Да я во сто раз была бы счастливее, если бы он, как чеховский гимназист, ради куска хлеба бегал по урокам!
Мою растерянность девушка, очевидно, приписывает чему-то другому, потому что говорит:
– Я могу вам порекомендовать студента. Это недорого будет стоить…
Милая девушка! Да разве дело в этом!
В смятении открываю я дверь школы, поднимаюсь на второй этаж и вхожу в класс, здесь пока пусто. Сидит за столом учительница, просматривает журнал, и сидят за партами две-три мамаши.
Но постепенно класс заполняется. Один за другим входят родители, здороваются и, с трудом протискиваясь за слишком тесные для них парты, садятся. Некоторые папы и мамы приходят в сопровождении ребят. Собрание открытое, на нём разрешается присутствовать и ученикам.
В кучке ребят, пробирающихся вдоль стенки, вижу и Валю. Держится он солидно, никаких шуточек, перешептываний, перемигиваний. Сел, положил руки на парту и спокойно смотрит перед собой. Если и на уроках он так же серьёзен, то тем более странно, почему он не справляется с геометрией. По-видимому, учительница права; он расплачивается за старые грехи. Ему, конечно, надо помочь, но никаких репетиторов! Пусть Иван Николаевич сам займётся с ним. Как бы ему не было некогда, а для сына у него должно найтись время.
Собрание между тем начинается. Стоит вопрос о дисциплине в шестом классе. Дисциплина в этом классе оставляет желать много лучшего. Это-то и побудило учителей бить тревогу и призвать на помощь родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Иван Николаевич тоже ворочался с боку на бок и тоже вздыхал, и его терзало позднее раскаяние, но когда я попыталась поделиться с ним своими переживаниями, сурово сказал:
– Ну, ну, балуй их!
Я не обиделась на мужа, поняла, что ему тяжело, что за этой внешней грубостью он прячет и свои угрызения совести. На утро отец и сын смущённо улыбались, глядя друг на друга. Я же думала: «Это просто чудо, что у нас ещё такие хорошие дети!»
Девочек мы вообще никогда не наказывали, да в этом точно и надобности не было. Одно время только Оля вдруг стала раздражать меня. Спросит невпопад, сделает не так. Не нравился мне и внешний вид её: вечно спущенные чулки, вечно растрёпанные волосы. Но дело было, конечно, не в Оле – ребёнок как ребёнок, – дело было во мне самой: устала я, раздражена была, жизнь была трудная – вот Оля и стала последней каплей, переполнившей чашу. Раз, другой попалась она мне под горячую руку, я её шлёпнула, и чувствую, как меня непреодолимо снова тянет приложить руку к девочке…
«Баста! Все!» – твёрдо решила я про себя и дала себе слово никогда больше не трогать Олю пальцем. Это оказалось совсем не так трудно, как некоторые думают. Стоит приказать себе, и дурная привычка «давать волю ру кам» исчезнет, если только она не стала столпом всей воспитательной системы в семье.
Может ли родитель, наказывающий своего ребёнка, положа руку на сердце, с чистой совестью сказать, что им руководило только доброе желание помочь сыну? Нет! В большинстве случаев отец наказывает ребёнка в состоянии раздражения. Нужна какая-то разрядка этому состоянию, вот он и берётся за ремень. Но причём же тут несчастный ребёнок?
Но для меня ещё более гнусным является отец, который наказывает сына «по холодному размышлению». У нас есть такой знакомый; он хвалится тем, что порет сына за проступки только тогда, когда чувствует себя абсолютно спокойным, якобы из опасений не всыпать лишнего, не увлечься. Я же представляла себе методичность, с которой поднимался и опускался ремень на спину его бедного сынишки, и «благоразумный» папаша мне становился ненавистным.
Не удивительно, что мальчишка кричал в тупом упрямстве, сколько бы его ни порол отец: «Вот и буду! Всё равно буду! На зло тебе буду!»
А. С. Макаренко говорил, что ударить мальчугана двенадцати-тринадцати лет – это значит признать своё полное бессилие перед ним и, может быть, навсегда разорвать с ним хорошие отношения.
Полно глубокого смысла его высказывание по поводу наказания детей:
«Если вы бьёте вашего ребёнка, для него это во всяком случае трагедия, или трагедия боли и обиды или трагедия привычного безразличия и жестокого детского терпения. Но трагедия эта – для ребёнка. А вы сами – взрослый, сильный человек, личность и гражданин, существа с мозгами и мускулами, вы, наносящий удары по нежному, слабому растущему телу ребёнка, что вы такое? Прежде всего вы невыносимо комичны, и, если бы не жаль было вашего ребёнка, можно до слёз хохотать, наблюдая ваше педагогическое варварство. В самом лучшем случае, в самом лучшем, вы похожи на обезьяну, воспитывающую своих детёнышей…».
Прекрасные слова, их следовало бы знать каждому родителю!
ДЕЛА ШКОЛЬНЫЕ
Сегодня у меня сразу два родительских собрания: в женской школе у Оли и в мужской у Вали. Хорошо ещё, что Юрина классная руководительница перенесла своё собрание на другой день, а то я бы не знала, в какую школу мне кинуться.
Вообще, когда имеешь пятерых детей, родительские собрания – проблема. Проводятся они раз шесть в году: два собрания общешкольных в начале и в конце учебного года и четыре классных по итогам каждой четверти. Вот и получается, что за год я должна посетить тридцать родительских собраний, а за десять лет учёбы каждого из своих детей – не менее трёхсот!
Если же учесть ещё и те лекции на темы воспитания, которые организуются школой для родителей, то я при всём своём желании не смогла бы справиться с такой нагрузкой. Поэтому, когда передо мною встаёт вопрос, в какую школу пойти, я иду в ту, где наметился какой-то прорыв.
Вот и сегодня я решаю пойти к Вале, потому что вчера он принёс «двойку» по геометрии. Оля огорчена тем, что я иду не к ней в школу:
– Все только к мальчишкам ходишь! А у меня так нынче ни разу не была. Завтра Александра Григорьевна опять спросит: «Почему родители не были?»
Это верно. И мне жаль Олю. Самой мне куда приятнее было бы пойти в её школу. Разве плохо в присутствии двадцати пяти – тридцати человек родителей выслушивать похвалы своей дочери? Но ничего не поделаешь, идти-то придётся всё-таки к Вале.
Иван Николаевич попробовал копнуться в его знаниях по геометрии и за голову схватился: полнейшая путаница в элементарных понятиях.
Как всегда в таких случаях, Иван Николаевич разразился обычной своей тирадой: «Нет, я вижу, из нашего молодца не выйдет проку!» Но я, серьёзно встревоженная, на сей раз оставила её без внимания.
Юра же, когда я заговорила с ним о Вале, сказал:
– Да не волнуйся ты, мама, из-за этой «двойки»! Справится Валька с ней! Помнишь, сколько «двоек» было у меня в седьмом классе? Справился же я!
Я не сомневаюсь, что Валя справится с «двойкой», как нимало не сомневаюсь и в том, что поставлена она была ему по заслугам. И решаю прежде всего повидаться с учительницей.
Мы сталкиваемся с ней в дверях школы. Это молодая девушка, год назад окончившая пединститут. Она спешит домой, у неё куплены билеты в театр, но всё же мы присаживаемся на скамейку перед школой и несколько минут говорим о Вале.
– Да, геометрия ему не даётся. Кто знает почему? Может быть, на первых уроках он чего-нибудь не понял…
– Что же вы посоветуете? Как быть?
– Взять репетитора!
От этих слов у меня обрывается сердце. Неужели наш Валя нуждается в репетиторе? Да я во сто раз была бы счастливее, если бы он, как чеховский гимназист, ради куска хлеба бегал по урокам!
Мою растерянность девушка, очевидно, приписывает чему-то другому, потому что говорит:
– Я могу вам порекомендовать студента. Это недорого будет стоить…
Милая девушка! Да разве дело в этом!
В смятении открываю я дверь школы, поднимаюсь на второй этаж и вхожу в класс, здесь пока пусто. Сидит за столом учительница, просматривает журнал, и сидят за партами две-три мамаши.
Но постепенно класс заполняется. Один за другим входят родители, здороваются и, с трудом протискиваясь за слишком тесные для них парты, садятся. Некоторые папы и мамы приходят в сопровождении ребят. Собрание открытое, на нём разрешается присутствовать и ученикам.
В кучке ребят, пробирающихся вдоль стенки, вижу и Валю. Держится он солидно, никаких шуточек, перешептываний, перемигиваний. Сел, положил руки на парту и спокойно смотрит перед собой. Если и на уроках он так же серьёзен, то тем более странно, почему он не справляется с геометрией. По-видимому, учительница права; он расплачивается за старые грехи. Ему, конечно, надо помочь, но никаких репетиторов! Пусть Иван Николаевич сам займётся с ним. Как бы ему не было некогда, а для сына у него должно найтись время.
Собрание между тем начинается. Стоит вопрос о дисциплине в шестом классе. Дисциплина в этом классе оставляет желать много лучшего. Это-то и побудило учителей бить тревогу и призвать на помощь родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61