– Прошу вас, – сказала Клер уверенным голосом, хотя по тому, как она нервно перебирала пальцы, было видно, что ей немного не по себе, – поговорите с моим… м-м-м… секретарем.
Толстяк, торжественно подбоченившись, шагнул к телефону, взял трубку двумя пальцами и вежливо сказал:
– Да, я вас слушаю.
Других слов за время разговора он не произнес.
Положив трубку, он несколько обиженным тоном обратился к Клер:
– Будьте любезны, мадам, пройдите сюда. Попытаюсь удовлетворить ваш вкус.
– Одну минуточку, – сказала Клер и, подойдя к телефону, еще раз позвонила домой. – Алло, Тони. Не знаю, что вы ему сказали, однако – подействовало. Вы… – поискав подходящее слово и не найдя такового, Клер выпалила: – Вы так милы!
Когда она обернулась, перед ней стояла Гладис Клаферн. Несколько удивленная Гладис Клаферн, которая смотрела на нее, слегка наклонив голову.
– Миссис Белмон, это вы?
Все слова вылетели у Клер из головы. Она с глупым видом, как марионетка, кивнула головой.
Гладис нагло усмехнулась.
– А я и не знала, что вы посещаете этот салон! – произнесла она таким тоном, будто сам тот факт, что Клер делает покупки в этом салоне, способен был подорвать его репутацию.
– Иногда, – уклончиво ответила Клер.
– Что это у вас за прическа? Она мне кажется… какой-то особенной. Простите, вашего мужа зовут разве не Лоуренс? Да, если не ошибаюсь, его зовут именно так.
Клер, стиснув зубы, решила, что нужно во что бы то ни стало объяснить.
– Тони – друг моего мужа. Он мне дает советы в отношении покупок.
– Понимаю. Вероятно, он очень мил. – И Гладис Клаферн поплыла дальше с улыбкой, которая, казалось, вобрала в себя свет и тепло всей вселенной.
Клер, сама не зная почему, обратилась за утешением к Тони. За десять дней, которые они провели под одной крышей, от предубеждения к нему не осталось и следа. Она могла даже поплакать в его присутствии, поплакать и дать волю своему гневу.
– Я вела себя, как последняя дура! – сердито говорила она, комкая в руках носовой платок. – И всегда в ее присутствии я веду себя по-дурацки. Не знаю, почему. Нужно было дать ей хорошего пинка. Втоптать ее в грязь.
– Как можно так ненавидеть себе подобное существо? – спросил Тони с известной долей удивления. – Эта сторона человеческого поведения мне совершенно непонятна.
– О, нет, она ни в чем не виновата! – воскликнула Клер, всхлипнув. – Причина, видимо, во мне самой. В ней есть все то, чего нет у меня и чего мне хотелось бы добиться. По крайней мере, что касается внешности, но мне это не под силу.
– Под силу, миссис Белмон, – сказал Тони с подчеркнутой убежденностью. – В нашем распоряжении есть еще десять дней, а через десять дней вы не узнаете своего дома.
– Но какое отношение это имеет к Гладис Клаферн?
– Вы пригласите ее в гости. Вместе с приятельницами. Сделаем это вечером… вечером накануне моего ухода. По случаю обновления дома.
– Она не примет приглашения.
– О, не сомневайтесь, примет. Она придет хотя бы только для того, чтобы не упустить случая посмеяться над вами… Только ничего не выйдет.
– Вы так думаете? Тони, неужели это нам удастся? – воскликнула Клер, схватив его за руки.
И вдруг лицо ее померкло.
– Что толку, ведь это ваша заслуга, а не моя.
– Я создан, чтобы подчиняться, но границы этого подчинения определяю я сам. Я могу выполнять приказания щедро и могу быть скупым. Ваши выполняю щедро, потому что вы добры, благородны, скромны. Миссис Клаферн, насколько я могу судить по вашим словам, не такая, и ее поручения я бы выполнял иначе, чем ваши. Как видите, все в конечном счете зависит от вас, миссис Белмон.
Он высвободил свои руки, а она стояла, не сводя глаз с его лица, которое продолжало оставаться непроницаемым. Ей вдруг стало страшно, но этот страх не имел ничего общего с тем, прежним.
Она судорожно глотнула и взглянула на руки, которые все еще чувствовали на себе прикосновение его пальцев. Нет, это не было игрой воображения: перед тем, как высвободить свои руки, он легко, с нежностью сжал ее пальцы.
Клер бросилась в ванную и стала мыть руки, хотя прекрасно понимала, что это ни к чему.
На другой день она чувствовала себя не в своей тарелке. Осторожно наблюдая за ним, ждала, что будет. Но ничего особенного не произошло, по крайней мере, в тот день.
Тони работал, не покладая рук. Дело спорилось. Все, за что бы он не взялся, выходило у него ловко и мастерски.
Он работал ночи напролет. Клер ничего не слыхала, но каждое утро было для нее праздником. С первого раза она даже не успевала отметить все, что им было сделано за ночь, и к вечеру всегда обнаруживала что-нибудь новое.
Только раз она попыталась ему помочь, но из-за своей человеческой неуклюжести чуть не испортила все дело. Тони находился в соседней комнате, когда она решила повесить картину на место, обозначенное его рукой. Клер не сиделось без дела.
То ли она была неспокойна, то ли лесенка была неустойчивая, какое это имеет значение? Важно одно: Клер почувствовала, что падает, и вскрикнула. Лестница упала, а Клер очутилась на руках у Тони, который с несвойственным людям проворством вбежал в комнату и подхватил ее на лету.
Его темные глаза смотрели безмятежно спокойно, он произнес своим мягким голосом:
– Вы не ушиблись, миссис Белмон?
Только и всего. Во время падения Клер, видимо, коснулась рукой его головы и впервые совершенно отчетливо почувствовала, что его волосы состоят из отдельных волокон – тонких волосинок черного цвета.
До нее только теперь дошло, что Тони держит ее на руках, словно ребенка.
Она вырвалась, чуть не оглохнув от собственного крика. Остаток дня Клер провела у себя в комнате, а на ночь забаррикадировала дверь своей спальни креслом.
Приглашения были разосланы и, как предсказывал Тони, приняты. Не оставалось ничего другого, как дожидаться последнего вечера.
И вот наконец он настал. Дом невозможно было узнать. Клер в последний раз обошла все комнаты. Каждая выглядела по-новому. Сама же Клер одета так, как раньше ни за что бы не решилась. Это придавало ей самоуверенности и чувства собственного достоинства.
Интересно, что скажет Лори? Впрочем, не все ли равно? Ее волнение было связано не с его приездом, а с тем, что завтра придется расставаться с Тони. Странно!
Часы пробили восемь, Клер сказала:
– Они каждую минуту могут прийти, Тони. Не лучше ли вам спуститься в подвал. Не стоит…
Она широко открыла глаза и тихо промолвила:
– Тони…
Потом повторила его имя громче и в третий раз закричала во весь голос:
– Тони!..
Но руки его уже обвились вокруг ее плеч. Лицо находилось совсем рядом. Она пыталась вырваться из его объятий, но это было невозможно. Сквозь окутавшую Клер пелену противоречивых чувств, она услышала его голос, который говорил:
– Клер, есть вещи, которые я не в силах понять. Завтра я должен покинуть ваш дом, а мне не хочется это делать. Я понял, что во мне живет нечто большее, чем желание быть вам полезным. Разве это не удивительно?
Он вплотную приблизил свое лицо к ее лицу. Губы у него были теплые, но дыхания не ощущалось, поскольку машины не дышат. Эти теплые губы прикоснулись к губам Клер.
В эту секунду раздался звонок.
Она вырвалась из кольца его рук, а он исчез, будто сквозь землю провалился. Снова прозвенел звонок, настойчивый, пронзительный.
Тут только Клер бросилось в глаза, что шторы на окнах не опущены.
1 2 3 4