https://www.dushevoi.ru/products/vanny/120x70/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Узнав о казни лорда-наместника Страффорда, доведенные до отчаяния ирландцы развернули католические хоругви против английских протестантов. Пламя вспыхнуло 23 октября. Восставшие не щадили ни женщин, ни детей, они врывались в мирные дома и вырезали всех поголовно — от хозяина до последней служанки. Обезображенные трупы плыли по рекам, неприбранные валялись вдоль дорог. Дома горели, повсюду стояли виселицы. Полураздетые беженцы гибли от голода и холода на подступах к Дублину, который оставался еще в руках англичан. Католические священники провозглашали анафему англичанам и грозили адскими муками всем, кто окажет им помощь.
Такие слухи доходили до Лондона. А сколько было погибших? Пятьдесят тысяч, говорили одни, нет, сто, сто пятьдесят тысяч, двести тысяч англичан зверски убиты в Ирландии. Слухи росли, становились все ужаснее. В Лондоне поднялся ропот. «Проклятые паписты! Ирландские собаки! Иезуиты! Они, видно, в сговоре с королевой!» Кто-то шептал о заговоре, в котором замешаны очень высокие круги: не заявил разве главарь восставших О'Нейл, что он имеет полномочия от самого короля? Сейчас король в Шотландии — он хочет набрать там войско против парламента; кто знает, может быть, и ирландский мятеж поднялся с его молчаливого одобрения?
Все были единодушны: мятеж надо подавить как можно скорее. Как только известия о беспорядках в Ольстере достигли столицы, то есть в первых числах ноября, Пим предложил парламенту взять дело восстановления порядка в Ирландии в свои руки. 6 ноября Оливер Кромвель заявил, что командование всеми английскими вооруженными силами южнее Трента следует передать графу Эссексу, тем самым отняв его у короля. А чтобы отомстить за пролитую кровь и заодно получить компенсацию, в парламенте решено было конфисковать два с половиной миллиона акров ирландских земель и передать их англичанам.
Под залог этих земель был объявлен заем — ведь для подавления восстания надо было создать и вооружить армию. Дело сулило большие выгоды, и многие члены парламента, дельцы Сити, сквайры подписывались на заем с большой охотой. Среди подписавшихся стояло имя Оливера Кромвеля — он пожертвовал на подавление ирландского восстания 500 фунтов стерлингов — сумму, равную своему годовому доходу.

Шел уже десятый час вечера и седьмой час с начала заседания. Прения в палате общин затянулись. Несколько стариков, которых непобедимо клонило ко сну, уже докинули потихоньку зал; поднялся и величественно удалился вслед за ними государственный секретарь Николас, А прения все продолжались. Кромвель вчера ошибся, предполагая, что они не затянутся.
Обсуждалась Великая ремонстрация. В двухстах четырех пунктах перечисляла она все беды и злоупотребления, которые выпали на долю несчастной Англии с начала последнего правления. Народ должен знать, чем недоволен парламент, и прийти ему на помощь. Он должен знать, против кого направлен гнев парламента: против обнаглевших папистов, сговорившихся с ними епископов и «дурных советников» короля.
Одно чтение этого документа заняло несколько часов. Вспомянуто было все: и неудача под Ларошелью, и провал экспедиции в Кадис, и роспуски парламентов, и произвольные аресты, штрафы, жестокие тюремные заключения, и монополии на мыло, соль, вино, кожу, каменный уголь — предметы наиболее ходовые и необходимые… «Большое количество общинных земель и отдельных участков были отобраны у подданных без и вопреки их согласию…» «Были созданы новые судебные трибуналы без законных на то оснований…» «Епископы и остальная часть высшего духовенства преуспевали, производя отстранение от должностей, отлучение, понижение различных ученых и благочестивых священников…» «Высокая комиссия в своей суровости и жестокости дошла до таких эксцессов, что почти не уступает римской инквизиции, и тем не менее во многих случаях архиепископ своею властью усиливал наказание еще больше, встречая в том поддержку Тайного совета…» «Пуритане — наименование, под которым они объединяют всех тех, кто хочет сохранить законы и вольности королевства и держать религию во власти последнего, — должны быть, по их мнению, либо выброшены из королевства силой, либо вытеснены из него страхом…»
И вот который уже час шло обсуждение. У каждого находилось что сказать, каждый пункт подвергался придирчивой проверке — кому хотелось усилить обвинения, кому — ослабить. Кромвель чувствовал голод — палата забыла про ужин, про то, что на дворе давно уже стояла ночь. Конца прениям не предвиделось.
— Это будет приговор проголодавшихся присяжных, — хихикнул кто-то неподалеку.
Около полуночи ремонстрацию наконец поставили на голосование. И вот странно, она проходит со скрипом! 159 голосов — за, 148 — против. Кто же против? Те, кто боится последствий. Те, кто боится решительных мер. Их в палате становится все больше. Вон они сошлись возле Гайда, Фокленда, Кольпеппера, Пальмера. Это сторонники постепенных, мягких реформ, сторонники договоров и переговоров. Но не они все-таки победили сегодня!
Заседание, однако, не кончено. Встает Гемпден.
— Я предлагаю издать приказ, — начинает он, и шум как по команде стихает, — немедля напечатать ремонстрацию!
Так вот оно что! Вместо того чтобы посылать ее на утверждение лордам, он хочет прямо обратиться к народу! Не слишком ли это смело? Ведь без утверждения лордов документ никогда не считался действительным. Шум снова, разрастаясь, кругами идет по залу.
— Мы знаем, — кричат ему, — вы хотите возмутить народ и освободиться от содействия лордов!
Встает полноватый, умный, умеренный Гайд. Лицо его выражает притворную кротость; но видно, что он на что-то решился.
— Не в обычае палаты, — говорит он, — обнародовать таким образом свои акты. По-моему, такое решение незаконно; я боюсь, оно приведет к гибельным результатам. Если оно будет принято, позвольте мне протестовать.
— И я буду протестовать! — тут же вскочил Пальмер.
— Протестуем, протестуем! И мы протестуем! — закричали с их стороны.
Шум поднялся невообразимый. Даже Пим не может его успокоить. Напрасно он говорит что-то о незаконности подобных протестов — его прерывают бранью. Он настаивает — ему отвечают угрозами. Депутаты вскакивают с мест, руки тянутся к эфесам, Кромвель не замечает, как клинок сам собой оказывается у него в руке, он что-то кричит, еще минута — и кровь польется на парламентский пол…
Но свара так и не переходит в драку. Два часа утра.
— Господа, — говорит Гемпден охрипшим голосом, — до чего мы дошли! Что за унизительный беспорядок! Предлагаю отложить заседание до следующего дня.
Он прав. Сейчас уже ни до чего не договоришься. Депутаты расходятся.
Кромвель догоняет Фокленда. Еще вчера он уверял его, что ремонстрация не вызовет дебатов.
— Ну как? — устало усмехается тот. — Были дебаты?
— В другой раз буду вам верить, — тоже усмехается Кромвель. И вдруг, наклонившись к самому уху Фокленда, шепчет даже с некоторой торжественностью: — Если бы ремонстрацию отвергли, я завтра бы продал все, что я имею, и никогда больше не увидел бы Англию! Я знаю многих других честных людей, которые сделали бы то же самое.

Через два дня в Лондон вернулся король. Он был не в духе: подписать договор с шотландцами так и не удалось. Парламент вручил ему предлинную ремонстрацию, начиненную грозными обвинениями и оскорбительными для королевской прерогативы требованиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
 https://sdvk.ru/Mebel_dlya_vannih_komnat/tumby_s_rakovinoy/80sm/ 

 грета вульф метлахская плитка