https://www.dushevoi.ru/products/akrilovye_vanny/cvetnye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Стены одной комнаты Валя окрасила в синий цвет. Но краска легла неровно, и Валя огорчилась.
— «Смуги» какие-то по стенам… «смуги»!
На стены со «смугами» Менглет тут же поместил два портрета: Андрея Павловича Петровского и… Алексея Денисовича Дикого — «врага народа» и «английского шпиона».
Менглета не вызвали в НКВД. В театре был слушок дескать, кто-то кому-то сказал: «Ребят не трогать!»
Менглета не тронули. А могли бы не только тронуть, а вязать! И в «ежовые рукавицы» Николая Ежова, и в холеные рученьки Лаврентия Берии.
Менглет портрет Дикого никогда со стены не снимал. А если кто-нибудь из малознакомых спрашивал: «Кто это на меня щурится?» Менглет отвечал: «Мой учитель, актер и режиссер Алексей Денисович Дикий». — «Покойник?» — «Надеюсь, нет! Он сейчас в лагере… Но его арестовали по ошибке». «При Ежове?» Менглет кивал. «Не горюй, Лаврентий Павлович разберется».
…После «Без вины виноватых» Степановой и Менглету присвоили звание «Заслуженный артист Таджикской ССР». Кстати (или не кстати), о столице Таджикской ССР! Улицы Ленина, Орджоникидзе, Путовская (имени Путовского, хлопковода) и все названия на русском языке! Речь на улицах слышна русская! (Евреи русскоязычные.) В партии и правительстве главные начальники русские, замы — таджики! Кстати (здесь уж точно кстати!), партийное и правительственное начальство — все новенькое, только что назначенное. Старое… еще до приезда энтузиастов театра — снято! Кто расстрелян, кто отбывает срок. Но цветет белая акация и увлекаются конным спортом актеры и актрисы.
Ершов сел на коня, Менглет — уверяет — не садился, Бибиков сел на коня, Олег Солюс вскочил на коня, Майка вскочила на коня, Яша Бураковский взгромоздился на коня, рядом с кобылкой Ольгой Якуниной.
Командарм Шапкин (друг и копия Буденного) любит театр, любит артистов (и артисток), его сын кавалерист Никон — тоже. И лучшие кони воинской части — в распоряжении театра. Сердце охрипшей (увы, навсегда) Русановой завоевал конник Олег! И конник Бибиков стихотворно протоколировал: мол, каждый вечер
Идут, не ведая измен, -
На каблуках высоких Валя
И белокурый джентельмен.
(Идут к Вале домой, разумеется.)
На гастроли весной театр летит в Куляб. То есть летит не в пограничный городок Куляб, а в ДКА, стоящий уже совсем рядом с границей.
Ночами заливаются соловьи, изумрудная трава (через месяц пожухнет) — ночами темная — шелестит под ногами. Сверкают звезды, плывет луна. Бибиков протоколирует (листы съедены временем! крошатся… имени в начале строфы не разберу… стерся шрифт…):
(Ла-ла-ла-ла…) цветами мака
Дрожащую прикрыла грудь.
И, оседлав созвездье Рака,
Луна пустилась в Млечный
Путь. А если к этому добавить
О диких скачках по горам,
Вы можете себе представить,
Что за спектакли были там?
Цвели маки, были скачки — кулябская воинская часть не жалела коней для артистов (и артисток).
Но спектакли игрались с той же отдачей, что и в Сталинабаде. Жены командиров преподносили букеты Незнамову — Менглету, а в Кручинину — Степанову влюбился… Мыкола — главный военный кулябский начальник. И очень вовремя. С Бураковским за его вольтижировку с Ольгой Галина Степанова решила расстаться.
…А между тем в марте 1938 года (немного раньше гастролей в Куляб) на основной сцене Советского Союза отыграли очередной спектакль-концерт: процесс Бухарина — Рыкова и других. Скачкам по горам процесс не помешал. Влюбляться, страдать от ревности и… играть, играть, играть свои спектакли — тоже.
Не за цветы и аплодисменты! А за счастье быть сегодня коммунистом, завтра шпионом, послезавтра «подкидышем». Проживать — за два-три часа сценического времени еще одну жизнь вдобавок к своей, от рождения данной. Играть. И репетировать, репетировать, репетировать. Хороша режиссура, плоха, но ты — диковец! И тебя Топорков «системе» учил! Не ищи успеха у публики — ищи «зерно»! Находи свое «сквозное действие» и действуй, а не штукарь! «Сверхсверхзадача» — в поднебесье, взлети и овладей ею!
Вениамину Ланге (не без содействия Менглета) наконец-то дали поставить спектакль, и не времянку, вроде «Очной ставки» (после замирения с Гитлером немецкие шпионы вместе с иванами ивановичами ивановыми сгинули с советской сцены), а «На дне» М. Горького — то есть вечно живую классику. Ланге поставил мхатовское «Дно». Нельзя сказать, что Барон Менглета был неубедителен. Вполне. Но Менглет грассировал, как Василий Иванович Качалов, натягивал рваные перчатки, как Василий Иванович, и только полуулыбка Барона — Менглета была грустнее и беспомощнее иронической ухмылки Качалова. В Сатине предстал Ершов!
«Злость — самое легкое чувство, оно первым приходит к актеру», — говаривал Дикий. К сожалению, злость часто овладевала на сцене Ершовым. В резиденте-бухгалтере она была уместна, в Сатине — угнетала. А Сатин в «На дне жизни» (первое название пьесы) — не только шулер, но и оптимист, и философ. Сам Ершов был оптимистичным философом — его Сатин, несмотря на громкие горьковские слова, в лучшем будущем человека сомневался. Но что правда, то правда — обозленный на мир Сатин Ершова на Сатина Станиславского не походил.
Русанова — чахоточная жена Клеща — лежала в закутке, спрятав свою красоту, надрывно кашляла и очень правдоподобно хрипела… Все мизансцены были мхатовские. Ланге был доволен, зритель — не очень. Менглета режиссер Ланге удовлетворял. Он считал, что Ланге умеет работать с актерами и «глубоко копает».
Ершова режиссер Ланге не устраивал. Новой фамилии его Ершов не признавал! Говоря о нем, произносил, будто что-то от чего-то отдирал: «Тррессман!»
В конце концов Ланге с Ершовым рассорились на всю жизнь. Менглет дружил с Ланге многие десятилетия. Георгий Павлович вообще очень стоек в дружбе. Женька Кравинский — пожизненный друг Менглета! Дружат они более шестидесяти (?!) лет.
Мальчишкой Жорик восхищался художником Клотцем. Громадного роста и могучего сложения, Абрам Николаевич шагал по Воронежу, гордо откинув голову с длинной художнической шевелюрой. Бархатная блуза с белым бантом у ворота (не от Клотца ли она у Незнамова?) еще издали бросалась в глаза. Клотц жил неподалеку от семейства Менглетов, и Жорик частенько забегал к нему домой. С любопытством разглядывал картины и макеты художника — многие спектакли в Воронежском театре оформлял Абрам Николаевич. Однажды, встретив его на улице, Жорик увидел, что Клотц слегка прихрамывает, а в руках у него… палка.
Да… что— то с ногой, спокойно объяснил Клотц, -побаливает…
Ему ампутировали обе ноги выше колен — гангрена. Протезами, возможно из-за тяжести торса, Абрам Николаевич пользоваться не мог. Культи он всовывал в деревянные подпорки в форме бутылок горлом вниз, окрашены они были масляной краской почему-то в ярко-зеленый цвет. Из могучего человека он превратился в получеловека на… «зеленых ногах».
Менглет, любя и ценя Клотца-художника, пригласил его в Сталинабад. И самое удивительное в этой истории, что Клотц в Сталинабад приехал. Не прилетел (тогда рейсом Москва — Сталинабад мало кто пользовался), а приехал!
Как он влезал на подножку вагона, как спускался с нее? Загадка!
«Клотц на зеленых ногах» такое он получил прозвище (молодость безжалостна) — оформил несколько спектаклей: портативно, весело (в комедиях), красочно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
 https://sdvk.ru/Sanfayans/pissuary/ 

 плитка под обои для кухни