Даже очень узким. По обеим сторонам высились отвесные скалы, хребты их были покрыты снегом. Наступал конец холодов, но там холодный ветер гулял во всю.
Мы обогнали танкер, но никто на него не смотрел. Никому не было дела и до природных красот фьорда. Мы искали противника.
Тревога! В тумане появился силуэт эсминца, идущего прямо на нас. Мы пустили опознавательную ракету. С эсминца ответили. Германский. Палуба была забита солдатами горнострелковых частей. Они кричали и махали нам руками.
Когда погода совсем прояснилась, мы увидели, что эсминец не даёт шведскому танкеру пройти на север через пролив Тьелсундет.
Мы прошли Барей. Солнце и снежные шквалы с необычной быстротой сменяли друг друга. Апрель. Таков апрель на Крайнем Севере.
У Рамсунда ещё два эсминца. Это наверняка немецкие. Мы приблизились на дистанцию, позволяющую обменяться жестами.
Действительно, это были немцы. Они, оказывается, искали артиллерийские батареи, нанесённые на немецких картах, но так и не нашли их. Просто этих батарей на самом деле не было.
Мы шли без остановок, пока не вышли на назначенную нам позицию – в Офотен-Фьорде. По обеим сторонам высились отвесные скалы, покрытые снегом. Фьорд был настолько узким, что мы видели разбросанные домики и даже отдельных лыжников на склонах того и другого берега.
– Отлично! – сказал командир. – Вот здесь мы и разобьём наши палатки, – и он попытался улыбнуться, однако мы испытывали сомнительное удовольствие от мысли, что мы здесь для того, чтобы сдержать преследующего противника.
Однако делу было суждено повернуться иначе.
10 апреля в середине дня разыгралась жестокая снежная буря.
– Слышу шум – повторяющиеся удары по корпусу! – доложил снизу из центрального на мостик старшина рулевых.
– Что за шум? Что это?
– Не могу сказать точно, господин командир.
В 6.30 я тоже, находясь на мостике, услышал шум – было похоже на частое постукивание молотков, а скорее – жужжанье. Шло оно с направления Нарвика. Сомнений быть не могло – это артиллерийская стрельба. Неужели норвежцы оказывают сопротивление?
Гром артиллерийской перестрелки нарастал. Наблюдатель по левому борту обернулся, опустил бинокль и показал на берег.
– Торпедный катер или моторный баркас – но точно военный корабль!
– Норвежцы дают деру. Что это ещё может быть? – сказал командир.
– А если предположить, что нет?
– Да нет, все правильно. Нарвик пал – очевидно. И норвежцы удирают. Но если хотите, то дайте опознавательный сигнал.
Мы выпустили сигнальные ракеты. Мотор там перестал работать. Подходить корабль не стал. Через их головы мы дали пяток выстрелов из 25-миллиметрового орудия. В конце концов, не убивать же их просто так. Наконец до обитателей судна медленно, но дошло кое-что, и катер сдвинулся с места и пошёл к нам.
– Вы ничего не заметили? – с улыбкой спросил нас старшина рулевых.
Он опустил бинокль и с потёр руки в предвкушении чего-то весёлого. Вначале лица у всех на мостике расплылись в улыбке, а затем раздался хохот.
Катер был набит солдатами горнострелковых частей из Иннсбрука, из Етцталя или, может быть, со Штубайских Альп. Они приветствовали нас, кричали, и мы дважды просили их что-то повторить. В радости они переходили на свой диалект, словаря которого у нас на борту не имелось.
Они медленно подошли к борту, и мы по кусочку собрали картину их задания. Они сообщили нам, что им предстоит занять железнодорожную станцию Рамсунда. О событиях в Нарвике они знали не больше нашего.
Едва катер отошёл, я заметил, как из тумана выплыли три силуэта. Три белых буруна пенились у форштевней, словно три буквы V, нарисованные на фоне серого неба.
Боевая тревога!
Молнией исчезли мы с мостика, последним прыгнул в люк командир. Об атаке с нашей стороны нечего было и думать. Эсминцы моментально оказались над нами и так же быстро ушли дальше, как и появились. И вновь наступил покой и тишина.
Появился ещё один эсминец. Дистанция малая, прямо по нашему курсу. Он держал курс в направлении выхода из фьорда. Когда я глянул в перископ, то увидел высокий столб дыма на выходе из фьорда. Через несколько минут лодка вздрогнула от сильного удара. В перископ мы увидели высокий столб огня, окружённый гигантским облаком дыма. Горящее судно разваливалось на части. Эсминец растворился.
Объяснит мне кто-нибудь, спрашивал я себя, что здесь происходит? Все перемешано. Где свой, где чужой? Это британская подводная лодка стреляла по германскому судну или германская лодка стреляла по британскому эсминцу?
Только позже я выяснил, что к чему. Эсминец, который мы видели, перехватил и потопил немецкое судно снабжения «Каттегат».
Наконец-то кота извлекли из мешка. Британцы быстро изготовились для ответного удара. Они пустили в ход всё, что у них было: линкоры, крейсеры, эсминцы. Они бросили к Норвегии всю свою превосходящую военную мощь. На кону теперь стояла не просто Норвегия, а репутация королевского военноморского флота. Они считают, что уже одна его мощь должна принести и принесёт им победу.
Все на корабле заволновались.
Малейший шум докладывался операторами гидрофонов как шум подводной лодки. В действительности, конечно, мы и представления не имели о том, что за взрывы сотрясают лодку. Взрывы и их отзвуки шли со всех сторон, многократно отражаясь от «стен» узкого фьорда. А игра воображения порождала беспокойство.
Наконец наступили долгожданные сумерки. Миновал бесплодный день. Наконец мы могли всплыть и подзарядиться.
Мы все истощились – и люди, и батареи.
Я прилёг поспать.
– Боевая тревога! По местам стоять к погружению!
Я моментально проснулся.
Командир устремился в центральный отсек. Он отменил команду к погружению. Старшина рулевых находился в глубоком волнении, нервы у него были напряжены. Он твердил что-то насчёт «эсминцев, идущих на нас на полном ходу».
«Не могут они нас здесь выследить, – думал командир. – Они и представить себе не могут, что мы здесь, у самого берега».
Но старшина был прав, эсминцы приближались. Но шли они от Нарвика. И опять тот же бьющий по нервам вопрос: свой или чужой? Доложили о готовности торпедных аппаратов к выстрелу.
Но эсминцы были немецкие. Поднимая форштевнями фосфоресцирующие буруны, они на большом ходу промчались мимо. Добрый час спустя они снова прошли мимо нас.
Из тесной рубки радиста принесли радиограмму командования командиру: «Следуйте в Нарвик для встречи с командующим Четвёртой флотилией эсминцев».
Этот приказ оказался чем-то вроде чашечки крепкого кофе для всех членов команды. После бездействия последних дней в нас вселилась надежда, что эта переброска окахется ненапрасной.
Нарвик увидели издалека. Снега отсвечивали кроваво-красным цветом. Огни пожаров отсвечивались в окнах уцелевших домов. Освещения в порту не было. Медленно и с предельной осторожностью приблизились мы ко входу в гавань, и чем ближе подходили, тем безмолвнее становились. Мы отчётливо увидели лицо войны.
Разрушения, разрушения, разрушения.
Одно разбитое судно за другим.
Мачты, мачты, мачты.
О небо! Тут ад порезвился во всю. И это только начало, прелюдия.
К нам подошёл катер. На борт поднялся лоцман, представился на мостике. Ему поручено провести нас среди обломков. А между делом он рассказал нам, как всё было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79