.. дотронься — и дам...
Она прикоснулась к моему стоячему фаллосу, кратко и дразняще потеребила, затем, завладев листком, стала читать вслух:
Пара лун взволнованно-устало
В душной ночи жаждет опахала,
Хочет и боится тонкой ласки
Привередливо-застенчивая сказка.
А упрямства крепкое копытце
Победить её стыдливость тщится:
Нежности с обидой вперемежку
Искушают сказку-сладкоежку.
Но она с собой играет в прятки —
И, на таинство заманчивое падки,
Продолжают препираться глупо
Сказка и упрямая за-а-а...агадка.
Произнеся последнее слово, девушка зажмурилась от остроты эмоций — я заметил движение губ и помог её ручке найти то, что было безмолвно названо. Подушечки пальчиков замерли на налитой зудом головке. Моя рука, несмотря на увёртку чаровницы, с которой она несколько запоздала, добралась до промежности, тронула волосяной покров. Неудержимо повлекло затейливо понежничать с переполненной нектаром, но теперь её владелица умело сопротивлялась, предпочитая пока пиру чувств их дегустацию.
Как ты написал — копытце? — прошептала с горловым смешком.
Я прервал ласки и по памяти прочитал две строки.
Хочешь, — хихикнув, спросила она, — покопытить заливную?
Хочу-ууу!..
Велев мне пристроиться сверху нужным образом, она взяла штуку и, притронувшись ею к заветной, стала с моей помощью проделывать то, что я знал как «дразнение» . Теперь процедура имела новое обозначение: моя возлюбленная с блеском показала творческий дар. Вознесённый на седьмое небо, я обогатился также выражением «пончик с разрезом »... Наконец-то мне дали угоститься им до счастливой отрыжки. Немного позже любимая сказала:
Чтобы скорей опять встал, поешь сметаны.
Я не без удивления обнаружил, что «сметана» — не иносказание. Мне в самом деле предложили густую деревенскую сметану. Мы ели её и, весело безобразничая, мазали друг другу щёки. Силы восстановились, но хозяйка потребовала:
Погоди! Посиди со стоячим и попиши что-нибудь...
Скрепя сердце, я исполнил её прихоть. Делая записи, спросил из неотвязного педантизма, не поделится ли моя любовь ещё чем-нибудь любопытным? Она, лукаво взглянув, произнесла «звёздочка » и «сигарить ». Глагол означал известное действие, и я заинтересовался, не образован ли он от слова «сигара», которое, казалось бы, должно было оставаться чуждым лексике края. Моя милая не знала ответа, и впоследствии, несмотря на всё моё усердие в исследовании вопроса, я так и не пришёл к его окончательному прояснению. Зато выяснил, что «звёздочка » может относиться и вообще к девушке. Звёзды и месяц — это разгорячённые прелестницы и их возлюбленный...
Сколь поэтична душа народа, как восхитителен внутренний мир девушки, если в сладостные минуты перед соитием она чувствует себя беззаветно горящей звездой! Возлюбленный обретает черты месяца — не ясноликого ли богатыря, повелителя, божества? «Он пошлёт мне отгадчика желанного! » Месяц — это и прообраз суженого, вознесённый в космические пределы. Народное сознание свело в озаряющем миге соития личное и космическое, опоэтизировав повседневность. «Звезда из-под платья — ан месяц со статью! », «Отчего она горит? Больно месяц становит! »
Сколько лиричности вносится в обозначение интимного! «Кучерявка », «елок », «лукавый прищур »... Какие ещё слова-самоцветы приберегает мужское сердце для предмета желаний?.. Неменьшее богатство припасено и у девушки: «теплюша », «гусёк-тупорылец », «посошок »... Тепло, согревающее сердце, неизменно облагораживает акт: «Как он меня вытеплил! » О счастье разделённой любви, о пережитой судороге она скажет: «Я вздохнула... » Герой события произнесёт: «Я восхитил! »
Объезжая в 1972-75 годах сёла в бассейне реки, которая некогда звалась Яиком, изучая то, что поистине заслуживает определения «феномен русского Приуралья», я встречал среди грубостей и оголтелого цинизма озорно звучащее: «А мы — восхищаться! А мы — обожаться! », «Завелись в леске коренья — ищут девки восхищенья! » Как часто слышалось: «Помедуем », «захорошеем »! Однажды мне повезло стать свидетелем такого вот объяснения в любви: «Я тебя восхищу! » — «Ой ли?» — «Была в приветень добра — навздыхаешься до утра!»
Услышанное и увиденное я постарался, по мере возможности, передать в сказах.
Надеюсь, что, несмотря на катастрофические деформации природы и деревенского быта, и сейчас ещё жива в Приуральской Руси та неподражаемо образная речь, которая столь ладно лилась из уст сказителей: моложавых стариков, чей гений светился в каждой чудаческой ужимке. В свои семьдесят с лишком они делили усладу плотской любви с девушками, часто и у молодых крепышей вызывая зависть.
Когда на Западе появились мои публикации об этих эпизодах, один американский учёный весьма неуклюже сыронизировал, высказав предположение: а не ловец ли я летающих тарелок? За меня вступился авторитетный германский специалист по России — вступился, напомнив человека, который путает честность с чесночным соусом. Профессор заявил в солидном издании, что я достоверно описал явление, известное как снохачество. К сему он присовокупил мысль, будто я показываю «развитие процесса». В советское-де время колхозные бригадиры, оделявшие вниманием своих снох, якобы получали, выходя на пенсию, право первой ночи: в отношении всех тех девиц, чьи родители и женихи не пользовались влиянием.
Вызывает недоумение, почему мои публикации оказались поняты именно так. Сказители, которых я встречал, не были колхозными бригадирами, и девушки приходили к ним сами. Начиналась трапеза, хозяин любезно потчевал гостью, рассказывал какую-нибудь историю, пел что-либо старинное, затем происходило неспешное, носившее характер обряда, раздевание — и в завершение торжествовала плотская любовь. Девушек вела к сказителям потребность в бесценном опыте или — если понимать глубже — в одухотворении соития. Я касаюсь категории познания, относящейся к тому синтезу чувственного и духовного, который привносил в бытие села устремлённость в космос.
Народное миропонимание Приуральской Руси полагает её местом, славным своими исполинами женолюбия и владычицами сладострастья. Бесконечно восхищаясь ими, народ самоутверждается в осознании непреходящей значимости края. Любовные отношения казака, казачки и персиянина в сказе «Лосёвый Чудь» преисполнены того эмоционально-духовного накала, который сопутствует Приуральской Руси в историческом утверждении её индивидуальности, когда то, что присуще России европейской, постепенно и непросто сживается с чертами Востока.
Поглощая влияние Востока, русское Приуралье охотно признаёт его оплодотворяющую силу. Но мужественное начало, воплощённое в казачестве, само хочет властвовать этой силой и сохранить самобытность.
Востоку, чьим представителем выступает персиянин, Приуральская Русь желанна, как бывает желанна многообещающая, с несравненными прелестями, любовница («коса толстая, талия тонкая и большой, очень белый зад. Тугой, крепкий, очень хороший»). Престарелый любовник, казалось бы, преуспевает — но высочайше-упорна ревность мужественного начала. В конце концов оно достигает вожделенной мощи женолюбия. И выживает — гонимое! действует — влекущее!
В сказе «Птица Уксюр» исполинское женолюбие не ведает недоступных пространств, «освоив » заокеанскую Бразилию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Она прикоснулась к моему стоячему фаллосу, кратко и дразняще потеребила, затем, завладев листком, стала читать вслух:
Пара лун взволнованно-устало
В душной ночи жаждет опахала,
Хочет и боится тонкой ласки
Привередливо-застенчивая сказка.
А упрямства крепкое копытце
Победить её стыдливость тщится:
Нежности с обидой вперемежку
Искушают сказку-сладкоежку.
Но она с собой играет в прятки —
И, на таинство заманчивое падки,
Продолжают препираться глупо
Сказка и упрямая за-а-а...агадка.
Произнеся последнее слово, девушка зажмурилась от остроты эмоций — я заметил движение губ и помог её ручке найти то, что было безмолвно названо. Подушечки пальчиков замерли на налитой зудом головке. Моя рука, несмотря на увёртку чаровницы, с которой она несколько запоздала, добралась до промежности, тронула волосяной покров. Неудержимо повлекло затейливо понежничать с переполненной нектаром, но теперь её владелица умело сопротивлялась, предпочитая пока пиру чувств их дегустацию.
Как ты написал — копытце? — прошептала с горловым смешком.
Я прервал ласки и по памяти прочитал две строки.
Хочешь, — хихикнув, спросила она, — покопытить заливную?
Хочу-ууу!..
Велев мне пристроиться сверху нужным образом, она взяла штуку и, притронувшись ею к заветной, стала с моей помощью проделывать то, что я знал как «дразнение» . Теперь процедура имела новое обозначение: моя возлюбленная с блеском показала творческий дар. Вознесённый на седьмое небо, я обогатился также выражением «пончик с разрезом »... Наконец-то мне дали угоститься им до счастливой отрыжки. Немного позже любимая сказала:
Чтобы скорей опять встал, поешь сметаны.
Я не без удивления обнаружил, что «сметана» — не иносказание. Мне в самом деле предложили густую деревенскую сметану. Мы ели её и, весело безобразничая, мазали друг другу щёки. Силы восстановились, но хозяйка потребовала:
Погоди! Посиди со стоячим и попиши что-нибудь...
Скрепя сердце, я исполнил её прихоть. Делая записи, спросил из неотвязного педантизма, не поделится ли моя любовь ещё чем-нибудь любопытным? Она, лукаво взглянув, произнесла «звёздочка » и «сигарить ». Глагол означал известное действие, и я заинтересовался, не образован ли он от слова «сигара», которое, казалось бы, должно было оставаться чуждым лексике края. Моя милая не знала ответа, и впоследствии, несмотря на всё моё усердие в исследовании вопроса, я так и не пришёл к его окончательному прояснению. Зато выяснил, что «звёздочка » может относиться и вообще к девушке. Звёзды и месяц — это разгорячённые прелестницы и их возлюбленный...
Сколь поэтична душа народа, как восхитителен внутренний мир девушки, если в сладостные минуты перед соитием она чувствует себя беззаветно горящей звездой! Возлюбленный обретает черты месяца — не ясноликого ли богатыря, повелителя, божества? «Он пошлёт мне отгадчика желанного! » Месяц — это и прообраз суженого, вознесённый в космические пределы. Народное сознание свело в озаряющем миге соития личное и космическое, опоэтизировав повседневность. «Звезда из-под платья — ан месяц со статью! », «Отчего она горит? Больно месяц становит! »
Сколько лиричности вносится в обозначение интимного! «Кучерявка », «елок », «лукавый прищур »... Какие ещё слова-самоцветы приберегает мужское сердце для предмета желаний?.. Неменьшее богатство припасено и у девушки: «теплюша », «гусёк-тупорылец », «посошок »... Тепло, согревающее сердце, неизменно облагораживает акт: «Как он меня вытеплил! » О счастье разделённой любви, о пережитой судороге она скажет: «Я вздохнула... » Герой события произнесёт: «Я восхитил! »
Объезжая в 1972-75 годах сёла в бассейне реки, которая некогда звалась Яиком, изучая то, что поистине заслуживает определения «феномен русского Приуралья», я встречал среди грубостей и оголтелого цинизма озорно звучащее: «А мы — восхищаться! А мы — обожаться! », «Завелись в леске коренья — ищут девки восхищенья! » Как часто слышалось: «Помедуем », «захорошеем »! Однажды мне повезло стать свидетелем такого вот объяснения в любви: «Я тебя восхищу! » — «Ой ли?» — «Была в приветень добра — навздыхаешься до утра!»
Услышанное и увиденное я постарался, по мере возможности, передать в сказах.
Надеюсь, что, несмотря на катастрофические деформации природы и деревенского быта, и сейчас ещё жива в Приуральской Руси та неподражаемо образная речь, которая столь ладно лилась из уст сказителей: моложавых стариков, чей гений светился в каждой чудаческой ужимке. В свои семьдесят с лишком они делили усладу плотской любви с девушками, часто и у молодых крепышей вызывая зависть.
Когда на Западе появились мои публикации об этих эпизодах, один американский учёный весьма неуклюже сыронизировал, высказав предположение: а не ловец ли я летающих тарелок? За меня вступился авторитетный германский специалист по России — вступился, напомнив человека, который путает честность с чесночным соусом. Профессор заявил в солидном издании, что я достоверно описал явление, известное как снохачество. К сему он присовокупил мысль, будто я показываю «развитие процесса». В советское-де время колхозные бригадиры, оделявшие вниманием своих снох, якобы получали, выходя на пенсию, право первой ночи: в отношении всех тех девиц, чьи родители и женихи не пользовались влиянием.
Вызывает недоумение, почему мои публикации оказались поняты именно так. Сказители, которых я встречал, не были колхозными бригадирами, и девушки приходили к ним сами. Начиналась трапеза, хозяин любезно потчевал гостью, рассказывал какую-нибудь историю, пел что-либо старинное, затем происходило неспешное, носившее характер обряда, раздевание — и в завершение торжествовала плотская любовь. Девушек вела к сказителям потребность в бесценном опыте или — если понимать глубже — в одухотворении соития. Я касаюсь категории познания, относящейся к тому синтезу чувственного и духовного, который привносил в бытие села устремлённость в космос.
Народное миропонимание Приуральской Руси полагает её местом, славным своими исполинами женолюбия и владычицами сладострастья. Бесконечно восхищаясь ими, народ самоутверждается в осознании непреходящей значимости края. Любовные отношения казака, казачки и персиянина в сказе «Лосёвый Чудь» преисполнены того эмоционально-духовного накала, который сопутствует Приуральской Руси в историческом утверждении её индивидуальности, когда то, что присуще России европейской, постепенно и непросто сживается с чертами Востока.
Поглощая влияние Востока, русское Приуралье охотно признаёт его оплодотворяющую силу. Но мужественное начало, воплощённое в казачестве, само хочет властвовать этой силой и сохранить самобытность.
Востоку, чьим представителем выступает персиянин, Приуральская Русь желанна, как бывает желанна многообещающая, с несравненными прелестями, любовница («коса толстая, талия тонкая и большой, очень белый зад. Тугой, крепкий, очень хороший»). Престарелый любовник, казалось бы, преуспевает — но высочайше-упорна ревность мужественного начала. В конце концов оно достигает вожделенной мощи женолюбия. И выживает — гонимое! действует — влекущее!
В сказе «Птица Уксюр» исполинское женолюбие не ведает недоступных пространств, «освоив » заокеанскую Бразилию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49