Меж музыкантов
забегали крохотные белые человечки, разнося прохладительные напитки.
Концерт был окончен. Чья-то рука подергала Уинки за рукав. Обернувшись, он
увидел своего разговорчивого соседа. Им оказался молодой человек лет 20 со
всклоченной пышной шевелюрой, в майке, блистающей всеми цветами радуги, в
немыслимо модных штанах, которые в силу своей ширины делали его похожим на
пальму в кадке. На лице его написана восторженность, граничащая с
идиотизмом.
- Потрясающе, немыслимо! - сказал он, - Правда?
Слово "сказал" мало подходит для описания его манеры говорить. Скорей
всего, сюда бы подошло слово "пробубнил". Уинки хотел как-то ответить, но
незнакомец продолжал захлебываться словами. Довольно скоро Уинки уяснил,
что незнакомец словил ломовой кайф от этого самого крутого джема в его
жизни. Что он лежит в ломах и крючках, и если Уинки доверится незнакомцу в
модных штанах, тот немедленно сведет его на неслабую торчальню, где можно
знатно обломиться и пришизеть. Что ж, долго думать тут было не о чем: лес
сам прислал ему провожатого.
- Это прекрасно, - ответил Уинкль. - Я иду за тобой.
Потом они уселись под огромным деревом, и Снупи пытался все-таки
что-то объяснить. Уинкль тщательно внимал речам своего спутника, но больше
половины произносимого было настолько странным и запутанным, что впору
сойти с ума.
Почему, например, они должны были сидеть под деревом, в течение, как
минимум, часа? Уинкль так и не понял, хотя до него дошло, что это связано
с цветом мха, стаей вистрей, гнездящихся на этом дереве, и чем-то вообще
непонятным по имени вистронециум.
Почему он перестал слушать и начал озираться по сторонам. В верхушках
деревьев, мерцающих зеленоватым светом и потому похожих на водоросли,
поднимающиеся со дна гигантского аквариума, клубился туман. Может быть это
был совсем не туман, ибо из него то там, то сям складывались очертания
странных лиц, взирающих сверху на происходящее. Одно лицо даже уставилось
на Уинки и весело ему подмигнуло, после чего сразу исчезло. Внизу, между
деревьями, появлялись и исчезали силуэты более человекоподобные, обитатели
леса, и даже проехала какая-то машина, покрытая, впрочем, мхом и
трухлявыми грибами. Сидящие в ней люди оживленно переговаривались.
Настолько, насколько Винкль понял, это оживление было вызвано концертом,
на котором, как это явствовало из речей Снупи, присутствовали не только
все крутые торчальники и неслабые шизовики, но также и остальные менее
ломовые мэны и мочалки, то есть практически все жители леса, имеющие глаза
и уши. Снупи вдруг встал, замахал руками, и прокричал что-то
нечленораздельное. Адресовано это было, по-видимому, двум уже не очень
молодым существам мужского пола, появившимся из-за вблизи стоящих
деревьев. Седые волосы одного из них спускались до пояса, однако, мирно
соседствуя с солидным лысым лбом. Одежда его была обвешанная, обшитая,
обитая разнообразными финтифлюшками, колокольчиками и деталями музыкальных
инструментов, что говорило о несомненной принадлежности его к клану
поп-музыкантов. В руках он держал чашечку кофе, из которой постоянно
прихлебывал. Другой был одет более традиционно, но это компенсировалось
огромной черной бородой и великолепными усами, и прочими волосяными
украшениями, из-за которых едва проглядывали нос и глаза. К поясу его был
привязан небольшой гонг, на котором он безостановочно отстукивал какой-то
ритм. Не прерывая своей горячей беседы, они помахали Винклю и его
компаньону и скрылись за деревьями.
- Это один из самых ломовых мэнов в лесу, - восторженно прошептал
Снупи, - они уже около 50 лет собирают аппаратуру для своей неслабой
команды и говорят, скоро купят все до конца и начнут играть. Это будет
невиданная крутота.
В этот момент седой снова вынырнул из чащи и быстрым шагом направился
к ним. Подойдя поближе, он странным выражением лица посмотрел на Снупи и,
поколебавшись, немного, проговорил просительным тоном:
- Послушай, Снупи, ты извини, у тебя не найдется этак 15 юксов на
месяц, а? А то у нас на пищалке диффузор полетел и потом аппарат
заводится, мы бы с первой игры отдали.
Снупи лихорадочно пошарил по карманам, но поиск этот не дал ничего.
Тогда он протянул им просительно золоченную пуговицу.
- Вот и все. Мы на днях тут купили вкладку к приходам, так что сами
сидим без капусты. Приходится слушать. Это крутота и умат. А скоро вы
играть-то будете?
Седой обреченно махнул рукой.
- Эх, аппарат лажа, фонит. Да вот тут на днях фуза с крюком обещали
дешево, с получки купим. Тогда и играть будем. Вот диффузор починим и
будем.
Потом потрел на пуговицу, и, подумав, взял.
- Спасибо, Снупи. Я ее на колонку приколочу. Пусть висит для пущего
облома. Да ведь это круто будет - пуговица на колонке. Такого еще ни у
кого не было. Да мы их всех этим забьем, они у нас еще поторчат. Ну
спасибо, спасибо.
И вот, оживленный, он убежал. Снупи торжественно проводил его
взглядом, полным преклонения перед музыкантами и гордостью за свою
пуговицу. А Винкль осторожно осведомился:
- А как у вас тут с музыкой?
Тут же ему пришлось пожалеть о своем неосмотрительном вопросе. Снупи
вытаращил глаза, судорожно задергался, и стал выпускать ошеломленное
шипение, производя впечатление человека, которого укусил за ногу
собственный книжный шкаф.
- Снупи, Снупи, я пошутил, - попытался было исправить положение
Винкль, но было уже бесполезно. Его модный провожатый глубоко впал в ту
малоисследованную область, которую часто называют ломами и крюками. В это
место человеческой психики не заходил еще ни один первооткрыватель, ни
один отважный ученый, не поднял над ним черное знамя науки, ни один
естествоиспытатель не смог составить его карту или перейти его вброд с
тем, чтобы узнать его глубину. Лишь заблудившиеся путники время от времени
возвещают отчаянными криками о том, что есть еще ломы на свете. И когда из
Темного леса жизни доносится вопль попавшего в их плен, заботливые мамы,
склонившиеся над колыбельками, успокаивают младенцев, говоря им: "Торчи не
так круто, детка, а то придут крюки и возьмут тебя". Тогда ребенок
перестает плакать, пытаясь представить себе эти эти загадочные крюки и
мирно засыпает за этим бессмысленном занятием. Маловеры и еретики говорят,
что ломы вовсе не река, не чащоба, а всего-навсего лужа, куда успешно
падают обдолбанные путешественники по жизни. Пусть их, у каждого были свои
убедительные доводы, предназначенные для маловеров. Думаю, что этих
доводов хватает и сейчас, а достойные люди, не слушая болтовни маловеров,
лежат себе в лужах, простите, бродят в возвышенно таинственной чащобе,
испуская веселые крики. Последовав же за ними, проследим их перепутанные
пути.
Итак, вернемся к нашим героям. Прошло не так много времени, и Снупи
вновь стал способен воспринимать происходящее. И только было он пустился в
членораздельные объяснения, только было начал заваливать Винкля плохо
понятой информацией, о музыкальной стороне леса, как что-то засвиристело в
листве над ними, и на мох упал медный начищенный самовар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14