https://www.dushevoi.ru/products/akrilovye_vanny/150x90/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Сумеет получить с этого какую-то пользу – хорошо, по крайней мере, не совсем зря с этой дурацкой парочкой объединялся. А я в ответ: «Если вернется к этой дурацкой парочке, сама эта дурацкая парочка его и сожрет. Она ведь не просто дурацкая. Не зря же он половину времени пребывает в таком кошмаре, что вынужден ездить к нам ночевать». На что Дорис говорила: «Когда попадет в черный список, у него еще не тот кошмар начнется». – «Да ну… В черный список Айре в любом случае прямая дорога. Такой балабон да с таким прошлым – ну куда он денется?» А Дорис за свое: «Почему ты так уверен, будто прямо вот никому никакого не будет спасения? Начать с того, что вся эта дребедень совершенно иррациональна, в ней ни складу ни ладу…» А я ей: «Дорис, его имя мелькало уже в пятнадцати, двадцати местах. Это назрело. Совершенно неминуемо. А когда произойдет, мы знаем, на чьей стороне окажется она. Кого будет защищать. Не его, Сильфиду – она будет защищать Сильфиду от того, что происходит с ним. Я утверждаю одно: этот брак и связанные с ним мучения надо заканчивать, приняв как данность, что, как бы то ни было, где бы он ни был, в черных списках все равно окажется. Если вернется снова к ней, они не уживутся мирно – он начнет с ней воевать, воевать с дочерью, и довольно скоро она поймет, зачем он вернулся, а тогда будет много хуже». – «Эва? Поймет? – Дорис была полна сарказма. – На этой женщине реальность никак не сказывается. Ни складочки, ни морщинки не оставляет. С чего бы на сей раз Эва вдруг поддалась?» – «Нет, – сказал на это я. – Цинично эксплуатировать ее, присосаться вроде пиявки – нет, это чересчур гадко. Мне такая идея и сама по себе не нравится, но главное – Айра ведь не сумеет воплотить ее. Он открытый, импульсивный, прямой. Такой дуролом, как он, – нет, он не справится. А когда до нее дойдет, зачем он там, – о! она еще хуже все запутает и испоганит. Да и не надо, чтобы до нее самой доходило – кто-нибудь объяснит ей. Ее приятели Гранты на помощь подоспеют. Наверное, уже подоспели. А, ты вернулся, Айра, легок на помине! Хочешь жить с ней – надо менять стиль поведения. Придется стать комнатной собачкой, Айра. Ты готов к этому? Готов?» – «Ну, он как-нибудь исхитрится, будет гнуть свою линию», – сказала Дорис. «Нет, – сказал я, – он не сможет хитрить и гнуть свою линию. Никогда он не сможет хитрить и изворачиваться, потому что вся обстановка у них в доме его бесит». – «Ну, – это Дорис опять, – а как насчет того, чтобы потерять все наработанное, перед всей Америкой быть битым за то, во что веришь, отдать победу врагам – это его не бесит, что ли?» – «Все равно мне такая мысль не нравится», – сказал я, а Дорис говорит: «Ну тебя, Марри! Конечно, тебе с самого начала его женитьба не нравилась. Теперь пользуешься случаем, чтобы заставить его сделать то, что ты хотел от него все время. Эксплуатировать? – какая чепуха! Для чего еще она и нужна-то! Что такое брак без эксплуатации? В совместной жизни люди эксплуатируют друг друга в миллион раз больше. Кто-то эксплуатирует общественное положение супруга, кто-то – деньги, кто-то – красоту. Думаю, ему надо вернуться. Ему сейчас нужна любая защита, какую он может сыскать. Как раз потому что он такой импульсивный, потому что он дуролом. Он на войне, Марри. Он под огнем. Ему нужна маскировка. Вот Эва и есть его маскировка. Разве не служила она тем же самым Пеннингтону, который был голубым? Пусть теперь послужит Айре, который красный. Пусть будет хотя бы для чего-то нужна. Нет, я не вижу тут моральных препятствий. Он арфу таскал? Таскал! Он эту заразу, когда та с кулаками на мать набрасывалась, оттаскивал? Оттаскивал! Делал для нее, что мог. Теперь пускай она для него сделает, что сможет. Теперь, слава те, господи, этим двум теткам подвернулся случай наконец-то сделать что-нибудь для Айры; не всё же только ныть, собачиться да воевать друг с дружкой. Им не надо даже сознавать ничего. Без малейших усилий с их стороны они могут оказать Айре поддержку. Что в этом плохого?» – «Тут, между прочим, человеческое достоинство на кону, – не согласился я. – Его честь на кону. Слишком уж унизительно получится. Ах, Айра, Айра! Я отговаривал тебя вступать в Коммунистическую партию. Спорил с тобой насчет Сталина, насчет Советского Союза. Тебе все было как с гуся вода: своей Коммунистической партии ты предан с потрохами. Что ж, это еще одно испытание преданности. Мне не хочется думать, что ты унизишься. Может быть, наоборот: пришло время сбросить с себя всю унизительную ложь. Ложь этой твоей женитьбы и ложь, на которой стоит твоя политическая партия. И то и другое очень тебя принижает».
Эти дебаты продолжались пять вечеров подряд. И все пять вечеров он молчал. Никогда я не видел его таким молчаливым. Таким невозмутимым. В конце концов Дорис повернулась к нему и говорит: «Айра, это все, что мы можем сказать. Мы уже все обсудили. Это твоя жизнь, твоя карьера, твоя жена, твоя семья, наконец. Твое радиошоу. Решение тоже должно быть твое. Тебе решать». А он говорит: «Если сумею удержать позицию, сумею не позволить, чтобы меня слили, походя выкинули на помойку, тогда я смогу сделать для партии больше, чем если буду сидеть как пень и соблюдать невинность. Мне наплевать на унижение, главное – приносить пользу. Чтобы двигать дело, требуется мощность на валу, а не честь. Я возвращаюсь к Эве». – «Да ведь не сработает», – сказал я. «Нет, сработает, – нахмурился он. – Когда самому ясно, зачем это нужно, еще как сработает».
А чуть погодя тем же вечером – всего полчаса, от силы минут сорок пять прошло – раздается звонок в дверь. Она из Нью-Йорка на такси примчалась! Лицо серое, как у привидения. Бегом вверх по ступенькам, а увидела на площадке лестницы Дорис и меня, вся просияла, заулыбалась – вот ведь актриса-то: как по команде! – как будто Дорис поклонница, ждала у служебного выхода, чтобы любительской фотокамерой ее щелкнуть. Мимо нас прошла, а там Айра; она – бух на колени! Тот же трюк, что и тогда – ночью в хижине. Молящая – видали? Дубль второй! По сорок раз на дню одна и та же трагедия Эсхила. То она аристократка, ходит аршин проглотив, а тут вдруг такое извращенное, бесстыжее поведение. «Заклинаю тебя – не покидай! Сделаю все, что пожелаешь!»
А наша маленькая, умненькая, едва начинающая взрослеть Лорейн была в своей комнате, делала уроки. И только она в пижамке вышла в гостиную пожелать всем спокойной ночи, вдруг смотрит – здрасьте пожалуйста! – знаменитая актриса, звезда, которую она каждую неделю слушает по радио в программе «Американский радиотеатр», и вдруг у нее дома, да еще и в полном безумии и раздрае. Весь срам и хаос самой сокровенной личной жизни выставлен напоказ прямо тут же – в гостиной на полу. Айра потребовал, чтобы Эва встала, однако, едва попытался поднять ее, она обвила руками его ноги и испустила такой вопль, что у Лорейн аж челюсть отпала. Такого она еще не видывала. Мы водили ее на спектакли, ходили с ней в планетарий Хейдена, возили на машине смотреть Ниагарский водопад, но это разве сравнишь! Тут зрелище так зрелище – прямо-таки звездный час всего ее детства.
Я подошел, опустился рядом с Эвой на колени. О кей, думаю, если уж он всерьез решил к ней возвратиться, похоже, встреча будет с оркестром. «Ну хватит, – сказал я Эве, – давайте, давайте, встаем. Пойдемте на кухню, попьем кофейку».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
 https://sdvk.ru/Aksessuari/svetilniki-dlya-vannoj/nad-zerkalom/ 

 плитка керама марацци авиньон