Когда ежи стали кончаться, их подобия начали лепить из глины. Постепенно фигура ежа упростилась до куба. Ну и так далее…
Похожим способом громоздятся в книге лингвогеографические глыбищи. Москва, естественно, объявляется «кипчакским» словом (с. 304–305). Это «моско» – искаженное и обозначающее «беременная медведица». Убедительно необыкновенно. Особенно с довеском «су» («вода» по-тюркски). Дальше Мурад Аджи начинает извиваться весьма гибко. Сначала объявляет, что славянской версии имени столицы России нет (и, конечно, врет: известнейший москвовед И.Е. Забелин, например, был сторонником выведения имени Москва-Москов-Мостков от слова «мостки».), затем, что «ни одна славянская река не имеет в имени слова „река“ (и тут врет: так и говорят до сих пор – Москва-река, в том числе сам Аджи на с. 47, Урал-река, „плыла, качалась лодочка по Яузе-реке“ и т. д.)… Но все равно его вариант „моско-су“ („вода беременной медведицы“) звучит почти похабно. Также неубедителен вариант названия Яуза – „площадка“, „ровное место“ (с. 306). Снова есть и русский вариант (другое дело, насколько он верен). Этот вариант стал даже загадкой: „Какая река сама говорит о своей ширине?“ (Я – узкая). Тем более странно название „площадка“ звучит применительно к другим Яузам, а реки с такими названиями текут по дремучим лесам к северо-западу от Москвы Еще один бестолковый перевод – имя реки Оки. Это у Аджи – «река с течением»! Как будто бывают реки без течения. Умри, Денис, лучше не напишешь! Сколько же гадостей делает горе-защитник реально существовавшим половцам, выставляя их язык в таком свете. Ведь достаточно вспомнить «степь степняков» и начинаешь понимать, почему выпускают серию книг под названием: «Книги для тугодумов. Для тугодумов». А тут еще приходит скопом: «Взгляните на географическую карту, едва ли не все названия Черноземной России тюркского корня» (с. 343). Значит, и Воронеж, и Белгород, и какие-нибудь Прохоровка, Колодезь, Телячье, Царев Борисов… Вот заигрался!
А каково читать моим коллегам из Казани «эта унизительная кличка «татары» (с. 316)? И об этом пишет человек, заявляющий, что он знаком с тюркскими руническими надписями, с китайскими описаниями соседних племен! Да ведь оттуда, от китайцев, из восьмого века, идет название «татары», и не «кличка» это, а название сложившегося народа.
Саксонцы и баварцы, оказывается, «в XVI веке еще говорили на тюркском языке, потому что это их родной язык», унаследованный от саксинов и аваров (с. 345). А на самом деле баварцы – от германского племени баваров, саксонцы – от германских племен саксов, от которых осталось «англо-саксы». Другое дело, например, что столица этой самой Саксонии Дрезден, возможно, носит славянское имя – от жившего здесь племени дреджан. Но такого Аджи предпочитает не знать.
И почти в самом финале звучит: «Тюркские названия, как правило, развернутые и очень точные – «Ясная Поляна», «Бежин луг» (с. 344). Конечно, никаких объяснений при этом не дается, ибо через три с лишним сотни страниц промывания читательских мозгов любой и сам себе объяснит; «ясная» – от «яса», то есть «закон, постановление»; «поляна» – понятное дело, полслова от «половцев», дальше кипчакское местоимение «я» и кипчакский предлог «на». То есть «место, на которое должен был приходить каждый половец для принятия важнейших законоположений». Но и тут давайте уж доиграем до конца. Раз метод Мурада Аджи так прост, не объявить ли нам его имя-фамилию исконно русскими? Смотрите, как все просто: Мурад = Мура+Ад. Аджи = Ад+Жив. Стало быть, уже в имени автора заложено послание предков к читателю разбираемой книги: МУРА АДСКАЯ, АД ЖИВ! И да простят меня знакомые и незнакомые носители имени Мурад и фамилии Аджи – такая расшифровка обретает смысл, если имеют хоть какой смысл «полынные» трактовки десятков беззащитных слов и топонимов современного русского языка.
КРЕСТНЫЕ МУКИ И СТРАСТИ
И вот потянуло запахом серы… Это наш дорогой кандидат экономических наук, знаток промышленных комплексов БАМа и Сибири вступает в область религиоведения. В руках его – крестик, который, как он свято божился на страницах газет, европейцам «принес Атилла». Крестик такой маленький, что на ладошке ему не тесно.
– Что это у вас в руках, дорогой Мурад?
Ответ потрясает:
– Это Георгиевский крест, один из кипчакских орденов, известных еще с алтайских времен – их находили в курганах… (с. 184–185, 216).
Ну-ка, посмотрим поближе… Голубчик, да ведь железяка, похожая на крест, – это всего-навсего деталь конской узды! Такие действительно находят в тех курганах кочевников, где коня в упряжи хоронили рядом с хозяином. Такие встречаются и в позднеримских древностях. «Георгиевский крест», оказывается, украшал и фиксировал перекрестие ремешков конской узды – это хорошо заметно и на римских конных статуях. Поэтому и находят «крестики» у конского черепа. Все это не представляет никакой тайны и давно обобщено и описано археологами. А наш Мурад Аджи обожествляет и даже выносит на обложку именно такого рода крестик (VI века от Рождества Христова!) да еще подписывает «рунами»: Тенгри. Очень образная иллюстрация: бляшка от узды из могильника, руны с камня из другой эпохи, а вместе – «смешение стилей XX века», попытка одурачить читателя уже на обложке.
Вот также и со всеми построениями в области религии: Мурад божится, что «крестик», «святыня», ан смотришь – опять: то ли от упряжи кусочек, то ли от конского хвоста, то ли вообще такая ерундовина, что и назвать стыдно.
Вообще, привести в порядок и хоть как-то прокомментировать построения Аджи по поводу истории христианства очень трудно ввиду полной неосведомленности в этой области автора «книги-полыни». Он путает век вторжения Атиллы (400-е годы, то есть V) с IV веком, когда христианство стало официальной религией Римской империи, и утверждает, что до вторжения Атиллы настоящего христианства и даже настоящего креста в Европе не было. Крест был (на чем Христа-то распяли?), а по поводу его формы действительно споров много, однако все аджиевские построения перевешивают маленькие римские монетки IV века, времен императора Валентиниана – на них как раз и изображен крест. Это уж не говоря о том, что четырехконечный крест вообще называется «греческим», еще в античные времена он встречался в орнаментах, а на надгробиях в Аркадии он был символом смерти. Но утверждение Аджи, что до V века в Римской империи «отсутствовал не только символ религии, но и канон» (с. 199), просто заставляет заподозрить, что в арсенале этого смелого ниспровергателя истин нет ничего, кроме пары советских атеистических брошюр «для села». Ведь черным по белому сказано о деяниях Никейского (Первого Вселенского) собора 325 года: «Несомненными плодами деятельности этого собора следует считать символ веры, 20 канонов и соборное постановление». И ведь Мурад Аджи где-то что-то слышыл об этом соборе! Только он почему-то дважды относит его к 381 году (с. 203 и 213) (но мы уже видели, что он не по годам – по векам прыгает, как по лужам).
Есть и конкретные рукописи, отражающие распространение христианства в «догуннской» Римской империи. Среди наиболее известных – Хронограф 354 года, считающийся иллюстрированным справочником для высших имперских чиновников. Среди массы полезной справочной информации – список пасхальных дней, список римских епископов и христианских праздников… Кроме того, приводится список римских пап с указанием дня смерти – в то время как Мурад Аджи весьма безапелляционно заявляет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Похожим способом громоздятся в книге лингвогеографические глыбищи. Москва, естественно, объявляется «кипчакским» словом (с. 304–305). Это «моско» – искаженное и обозначающее «беременная медведица». Убедительно необыкновенно. Особенно с довеском «су» («вода» по-тюркски). Дальше Мурад Аджи начинает извиваться весьма гибко. Сначала объявляет, что славянской версии имени столицы России нет (и, конечно, врет: известнейший москвовед И.Е. Забелин, например, был сторонником выведения имени Москва-Москов-Мостков от слова «мостки».), затем, что «ни одна славянская река не имеет в имени слова „река“ (и тут врет: так и говорят до сих пор – Москва-река, в том числе сам Аджи на с. 47, Урал-река, „плыла, качалась лодочка по Яузе-реке“ и т. д.)… Но все равно его вариант „моско-су“ („вода беременной медведицы“) звучит почти похабно. Также неубедителен вариант названия Яуза – „площадка“, „ровное место“ (с. 306). Снова есть и русский вариант (другое дело, насколько он верен). Этот вариант стал даже загадкой: „Какая река сама говорит о своей ширине?“ (Я – узкая). Тем более странно название „площадка“ звучит применительно к другим Яузам, а реки с такими названиями текут по дремучим лесам к северо-западу от Москвы Еще один бестолковый перевод – имя реки Оки. Это у Аджи – «река с течением»! Как будто бывают реки без течения. Умри, Денис, лучше не напишешь! Сколько же гадостей делает горе-защитник реально существовавшим половцам, выставляя их язык в таком свете. Ведь достаточно вспомнить «степь степняков» и начинаешь понимать, почему выпускают серию книг под названием: «Книги для тугодумов. Для тугодумов». А тут еще приходит скопом: «Взгляните на географическую карту, едва ли не все названия Черноземной России тюркского корня» (с. 343). Значит, и Воронеж, и Белгород, и какие-нибудь Прохоровка, Колодезь, Телячье, Царев Борисов… Вот заигрался!
А каково читать моим коллегам из Казани «эта унизительная кличка «татары» (с. 316)? И об этом пишет человек, заявляющий, что он знаком с тюркскими руническими надписями, с китайскими описаниями соседних племен! Да ведь оттуда, от китайцев, из восьмого века, идет название «татары», и не «кличка» это, а название сложившегося народа.
Саксонцы и баварцы, оказывается, «в XVI веке еще говорили на тюркском языке, потому что это их родной язык», унаследованный от саксинов и аваров (с. 345). А на самом деле баварцы – от германского племени баваров, саксонцы – от германских племен саксов, от которых осталось «англо-саксы». Другое дело, например, что столица этой самой Саксонии Дрезден, возможно, носит славянское имя – от жившего здесь племени дреджан. Но такого Аджи предпочитает не знать.
И почти в самом финале звучит: «Тюркские названия, как правило, развернутые и очень точные – «Ясная Поляна», «Бежин луг» (с. 344). Конечно, никаких объяснений при этом не дается, ибо через три с лишним сотни страниц промывания читательских мозгов любой и сам себе объяснит; «ясная» – от «яса», то есть «закон, постановление»; «поляна» – понятное дело, полслова от «половцев», дальше кипчакское местоимение «я» и кипчакский предлог «на». То есть «место, на которое должен был приходить каждый половец для принятия важнейших законоположений». Но и тут давайте уж доиграем до конца. Раз метод Мурада Аджи так прост, не объявить ли нам его имя-фамилию исконно русскими? Смотрите, как все просто: Мурад = Мура+Ад. Аджи = Ад+Жив. Стало быть, уже в имени автора заложено послание предков к читателю разбираемой книги: МУРА АДСКАЯ, АД ЖИВ! И да простят меня знакомые и незнакомые носители имени Мурад и фамилии Аджи – такая расшифровка обретает смысл, если имеют хоть какой смысл «полынные» трактовки десятков беззащитных слов и топонимов современного русского языка.
КРЕСТНЫЕ МУКИ И СТРАСТИ
И вот потянуло запахом серы… Это наш дорогой кандидат экономических наук, знаток промышленных комплексов БАМа и Сибири вступает в область религиоведения. В руках его – крестик, который, как он свято божился на страницах газет, европейцам «принес Атилла». Крестик такой маленький, что на ладошке ему не тесно.
– Что это у вас в руках, дорогой Мурад?
Ответ потрясает:
– Это Георгиевский крест, один из кипчакских орденов, известных еще с алтайских времен – их находили в курганах… (с. 184–185, 216).
Ну-ка, посмотрим поближе… Голубчик, да ведь железяка, похожая на крест, – это всего-навсего деталь конской узды! Такие действительно находят в тех курганах кочевников, где коня в упряжи хоронили рядом с хозяином. Такие встречаются и в позднеримских древностях. «Георгиевский крест», оказывается, украшал и фиксировал перекрестие ремешков конской узды – это хорошо заметно и на римских конных статуях. Поэтому и находят «крестики» у конского черепа. Все это не представляет никакой тайны и давно обобщено и описано археологами. А наш Мурад Аджи обожествляет и даже выносит на обложку именно такого рода крестик (VI века от Рождества Христова!) да еще подписывает «рунами»: Тенгри. Очень образная иллюстрация: бляшка от узды из могильника, руны с камня из другой эпохи, а вместе – «смешение стилей XX века», попытка одурачить читателя уже на обложке.
Вот также и со всеми построениями в области религии: Мурад божится, что «крестик», «святыня», ан смотришь – опять: то ли от упряжи кусочек, то ли от конского хвоста, то ли вообще такая ерундовина, что и назвать стыдно.
Вообще, привести в порядок и хоть как-то прокомментировать построения Аджи по поводу истории христианства очень трудно ввиду полной неосведомленности в этой области автора «книги-полыни». Он путает век вторжения Атиллы (400-е годы, то есть V) с IV веком, когда христианство стало официальной религией Римской империи, и утверждает, что до вторжения Атиллы настоящего христианства и даже настоящего креста в Европе не было. Крест был (на чем Христа-то распяли?), а по поводу его формы действительно споров много, однако все аджиевские построения перевешивают маленькие римские монетки IV века, времен императора Валентиниана – на них как раз и изображен крест. Это уж не говоря о том, что четырехконечный крест вообще называется «греческим», еще в античные времена он встречался в орнаментах, а на надгробиях в Аркадии он был символом смерти. Но утверждение Аджи, что до V века в Римской империи «отсутствовал не только символ религии, но и канон» (с. 199), просто заставляет заподозрить, что в арсенале этого смелого ниспровергателя истин нет ничего, кроме пары советских атеистических брошюр «для села». Ведь черным по белому сказано о деяниях Никейского (Первого Вселенского) собора 325 года: «Несомненными плодами деятельности этого собора следует считать символ веры, 20 канонов и соборное постановление». И ведь Мурад Аджи где-то что-то слышыл об этом соборе! Только он почему-то дважды относит его к 381 году (с. 203 и 213) (но мы уже видели, что он не по годам – по векам прыгает, как по лужам).
Есть и конкретные рукописи, отражающие распространение христианства в «догуннской» Римской империи. Среди наиболее известных – Хронограф 354 года, считающийся иллюстрированным справочником для высших имперских чиновников. Среди массы полезной справочной информации – список пасхальных дней, список римских епископов и христианских праздников… Кроме того, приводится список римских пап с указанием дня смерти – в то время как Мурад Аджи весьма безапелляционно заявляет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42