https://www.dushevoi.ru/products/shtorky-dlya-vann/Vegas-Glass/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Народный обычай велит на Новый год непременно отведать это блюдо, которое обычно подается вместе с соевым соусом.
Приготовленный на пару рассыпчатый рис жемчужно отливает в деревянном жбане, охваченном двумя скрученными из бамбуковых лент жгутами.
Селедочная икра – также одно из наиболее популярных и любимых новогодних угощений. Множество икринок символизирует приумножение семьи, благополучие, богатство.
Когда на моем столе появились «хамагури» – морские ракушки, перед моими глазами возникла многократно виденная картина: тысячи людей на японском побережье кропотливо отыскивают во время морского отлива хамагури. Низко нагнувшись или совсем припав к прибрежному илу, взрослые и дети терпеливо выискивают морскую ракушку, поджаренное мясо которой является одним из лакомых блюд национальной кухни. В удачный сезон хамагури заполоняют рыбные лавки и рестораны, бойко распродаются подвижными буфетами на перронах железнодорожных станций.
Едва ли хотя бы одно застольное угощение в Японии обходится без супа из овощей или морских продуктов. Нередко суп подается в пиалах из черного лака. И сейчас я вижу на своем столике небольшую лаковую пиалу несколько вытянутой формы, с плотно прикрывающейся крышкой, удерживающей тепло. В ней горячий суп «дзони» из морских водорослей и рыбы с плавающими на поверхности лепестками «нори» – «морского мха». Случается, что простые вещи надолго сохраняются в сознании и ярко видятся нашей памятью. Читая позднее этюд Танидзаки, я мысленно вернулся к нашей встрече с японским ученым, и перед моими глазами возникла новогодняя трапеза в доме Охара сэнсэй.
«Когда я сижу перед лакированной чашкой с супом, слушаю неуловимый, напоминающий отдаленный треск насекомых звук, льющийся из нее непрерывной струйкой в ухо, я предвкушаю удовольствие, какое получу сейчас от того, что буду есть, – я чувствую, как чья-то невидимая рука увлекает меня в мир тончайших настроений. Состояние это, вероятно, аналогично тому, какое бывает у служителя чайного культа, когда он, слушая клокотанье котелка с горячей водой на очаге, вызывает в своем представлении звон горного ветра в сосновой хвое и уносится мыслью в тот мир, где собственное „я“ совершенно растворяется. Говорят, что японские блюда предназначены не для того, чтобы их вкушать, а для того, чтобы ими любоваться. Я бы сказал даже – не столько любоваться, сколько предаваться мечтаниям. Действие, ими оказываемое, подобно беззвучной симфонии, исполняемой ансамблем из пламени свечей и лакированной посуды…»
«Беззвучная симфония»… В этих словах, на мои взгляд, заключена сокровенная истина японской жизни. Можно нередко услышать, что японцы не столько люди слуха, сколько люди зрения. Произведения музыкального творчества, если говорить не о фольклоре, а о симфонической музыке, вне сомнения, существенно уступают их успехам в области изобразительного искусства.
«Когда-то мой учитель, писатель Сосэки, – рассказывает далее Танидзаки в этюде «Похвала тени», – в своем произведении «Подушка из травы» («Кусамакура») посвятил восторженные строки цвету японского мармелада «екан». Не находите ли вы, что цвет его тоже располагает к мечтательности? Эта матовая полупрозрачная, словно нефрит, масса, как будто вобравшая внутрь себя солнечные лучи и задержавшая их слабый грезящий свет, эта глубина и сложность сочетания красок, – ничего подобного вы не увидите в европейских пирожных. В сравнении с цветом екана каким пустым и поверхностным, каким примитивным кажется, например, цвет европейского крема. А когда еще екан положен в лакированную вазу, когда сочетание его красок погружено в глубину «темноты», в которой эти краски уже с трудом различимы, – то навеваемая им мечтательность еще более усугубляется. Но вот вы кладете в рот холодноватый, скользкий ломтик екана, и вам кажется, как будто вся темнота комнаты собралась в одном этом сладком кусочке, тающем сейчас у вас на языке. И вы чувствуете, что вкус этого не бог весть какого вкусного екана приобрел какую-то странную глубину и содержательность».
Читая «Похвалу тени», я вспомнил слова Охара о том, что чтение – не просто познание нового. Чтение не только знакомит с фактами и явлениями, но открывает пути к познанию жизни и эстетики, вырабатывает вкус и проницательность. Людям, помимо всего, должен быть свойствен философский подход к познанию мира.
«В любой стране, – отмечает далее Танидзаки, – обеденным блюдам стараются придать такое сочетание красок, чтобы оно гармонировало с цветом посуды и стен столовой. Японские кушанья особенно требуют такой гармонии, – их нельзя есть в светлой комнате и на белой посуде: их аппетитность от этого уменьшается наполовину. При одном взгляде на суп, приготовленный из красного „мисо“, который мы едим каждое утро, вам становится ясно, что в старину это мисо получило свое развитие в полутемных домах. Однажды я был приглашен на чайную церемонию, где нам подали суп из мисо. До того времени я ел этот суп, не обращая на него особенного внимания, но когда я увидел его поданным при слабом свете свечей в лакированных черных чашках, то этот густой суп цвета красной глины приобрел какую-то особенную глубину и очень аппетитный вид. Соя обладает такими же свойствами. В районе Камигата, под названием «тамари», употребляют в качестве приправы к сырой рыбе, нарезанной ломтиками, а также к соленым и вареным овощам сою довольно густой консистенции. Эта липкая блестящая жидкость обладает богатой «тенью» и прекрасно гармонирует с темнотой. И даже такие блюда, как белое мисо, бобовый творог, прессованная вареная рыба «камабоко», сбитый крем из одной разновидности картофеля «тороро», сырая белая рыба и т. д., то есть блюда, имеющие белый цвет, также не дают надлежащего колористического эффекта в светлой комнате. Да и отваренный рис ласкает взор и возбуждает аппетит только тогда, когда он наложен в черную лакированную кадушечку и стоит в затемненном месте. Для кого из японцев не дорог вид этого белого, только что отваренного риса, наложенного горкой в черную кадочку, в момент, когда с него снята крышка и из-под нее поднимается кверху теплый пар, а каждая крупинка риса блестит словно жемчужинка. Разве не говорит все это об одном – что наши национальные блюда гармонируют со слабой освещенностью, основным тоном своим имеют «тень»…»
Мягкость и теплота, исходящие от двух фонарей «андон», сделанных из бамбука и японской матовой бумаги, создают в комнате атмосферу домашнего уюта и интимности. В такой обстановке полумрака и тишины легко утрачивается ощущение времени. Рядом со мной стоит «хибати» – керамическая бочкообразная урна темно-синего цвета с тлеющими в золе древесными углями. Такие же обогревательные печи стоят рядом с Охара и его супругой. Изредка они ворошат угли железными иглами, которые очень напоминают японские палочки для еды. Временами Охара прикасается руками к теплой поверхности глазированной керамики, чтобы согреть зябнущие в прохладном воздухе кисти рук.
В японских домах не существует отопительных устройств, подобных тем, которые приняты в европейских помещениях. В наиболее холодные зимние дни японцы пользуются специальными жаровнями с тлеющими древесными углями или «хибати», а в последние годы широкое распространение получают электрические обогревательные приборы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
 https://sdvk.ru/Vodonagrevateli/bojlery/ 

 плитка оникс в ванную