но тут же вновь подул ветер и принес с собой очередной дождь.
83 ход чёрных занял 1 час 46 минут и побил прежний рекорд белых — 1 час 46 минут, поставленный на 70 ходу. Седьмой дан, упираясь руками в пол, неотрывно смотрел на позицию с правой стороны доски, его колено сползло на пол вместе с подушечкой. Затем он сунул руку за пазуху кимоно и застыл в напряженной позе. Это был признак долгого раздумья.
Партия подошла к срединной стадии. На этой стадии каждый ход труден. Хотя территории белых и черных болеё или менеё определились, точно подсчитать очки было пока невозможно. И сейчас подошло время делать ходы, придающие границам четкие формы, после чего уже можно вести подсчет. На этой стадии нужно решать, что делать дальше — переходить к ёсэ (завершающей стадии) и округлять свои территории, вторгаться в территорию противника или же навязать ему борьбу на границах. Именно на этой стадии оценивают партию в целом и в зависимости от этой оценки выбирают тактику на дальнейшие этапы игры.
Мэйдзину прислал поздравительную телеграмму доктор Дюваль, который изучал Го в Японии и увез в Германию прозвище “немецкий Хонинбо”. В то утро в газете появилось фото: оба партнёра читают поздравление доктора.
Откладывание пришлось на 88 ход белых, поэтому секретарь Явата быстро проговорил:
— Сэнсэй, юбилейный ход!
Мэйдзин выглядел похудевшим, хотя казалось, что и щекам его, и шее уже некуда было худеть, но с того жаркого дня 16 июля он чувствовал себя бодро. В таких случаях говорят “с тела спал, кости да кожа — духу легче воспарить”.
Никто не ожидал, что через пять дней мы увидим Мэйдзина прикованным к постели.
Впрочем, когда чёрные сделали 83 ход, Мэйдзин вдруг вскочил, будто потерял терпение. Видимо, ему была нужна разрядка от усталости. Было 12.27 — время обеда, но впервые Мэйдзин так встал из-за доски: он словно оттолкнул её от себя.
23
— Я изо всех сил молилась богам, чтобы он не заболел, но видно не хватило мне веры, — сказала мне супруга Мэйдзина утром 5 августа. — Я так боялась, что он заболеет. Может быть, слишком боялась — оттого и вышло наоборот… Теперь только на богов надежда… — добавила она.
Моё внимание — внимание любопытного журналиста — всецело было приковано к герою матча — к Мэйдзину. И когда я услышал слова его жены, его долголетней спутницы, они прозвучали для меня так неожиданно, что я не нашелся, что сказать.
Должно быть, напряжение, в котором находились участники партии, обострило хроническую болезнь Мэйдзина, так как уже давно он чувствовал боли в груди. Но об этом никому и словом не обмолвился.
Примерно со 2 августа у него на лице появилась отечность, заболела грудь.
По регламенту 5 августа было игровым днем, однако игра длилась всего два часа с утра. Мэйдзина перед игрой должен был осмотреть врач.
— Что врач? Вызвали? — спросил Мэйдзин, и когда услышал, что врач ушел по срочному вызову в поселок Сэнгокухара, добавил: “Ну что ж, тогда начнем”.
Усевшись за доску, Мэйдзин спокойно взял в руки чашку и принялся пить теплый чай. Потом он сел прямо, сцепил руки и положил их на колени. Как всегда его поза была исполнена достоинства. Однако на лице его промелькнуло выражение, которое бывает у ребёнка, готового расплакаться, если ему в чем-то откажут. Он выпятил напряженные губы; щеки у него слегка отекли, веки распухли.
Игра началась почти вовремя — в 10.17 утра. Сегодня, как часто бывало прежде, утренний туман сменился проливным дождем, но вскоре со стороны низовьев реки начало светлеть.
Распечатали записанный 68 ход белых. Отакэ Седьмой дан сделал 89 ход в 10.40, а вот 90 ход белых задержался. Миновал полдень, приближалась половина первого, а ход все ещё не был сделан. Раздумья длились 2 часа 7 минут — Мэйдзин думал, стараясь превозмочь боль. За всё время он ни разу не шевельнулся. Отечность на лице исчезла. Вдруг все спохватились, что пора обедать.
Вместо часа, как обычно, в этот день обед тянулся два часа — Мэйдзина осматривал врач.
Отакэ Седьмой дан тоже плохо себя чувствовал — он рассказывал, что принял подряд три лекарства. Он выпил также сосудорасширяющеё. Был даже случай, когда Отакэ Седьмой дан потерял сознание за доской и упал.
— Мозг плохо снабжается кровью… Так бывает, когда плохо идёт игра, когда попадаешь в цейтнот, когда скверно себя чувствуешь или, когда одно, другое и третье навалится сразу.
О болезни Мэйдзина он сказал так: “Я вообще-то не хотел играть, но сэнсэй заявил, что будем играть во что бы то ни стало”.
После обеда перед возвращением в игровую комнату Мэйдзин, наконец, придумал свой 90 ход, который надо было записать при откладывании. Когда Отакэ Седьмой дан зашел проведать его и сказал: “Сэнсэй, должно быть, очень устал”, Мэйдзин неожиданно извинился:
“Я только и делаю, что привередничаю”.
И игру возобновлять не стали.
В разговоре с нашим заведующим отделом науки и искусства Кумэ Масао Мэйдзин сказал, потирая грудь: “Лицо распухло — это полбеды, главное — здесь что-то неладно. То перехватывает дыхание, то сердце начинает колотиться, то что-то мешает в груди… Я всё воображал, что по-прежнему молод. Возраст я почувствовал лет в пятьдесят”.
— Дух побеждает годы, — сказал Кумэ.
— Сэнсэй, я тоже почувствовал возраст, а ведь мне всего лишь тридцать, — сказал Отакэ.
— Рановато, — ответил Мэйдзин.
Мэйдзин ещё какое-то время посидел в комнате для отдыха вместе с Кумэ и другими гостями, рассказал даже старую историю о том, как в молодости он приехал в Кобэ и во время экскурсии на военный корабль впервые в жизни увидел электрическую лампочку.
Затем он встал и со смехом сказал: “Врач запретил мне бильярд. Очень жаль, но может быть, немножко поиграть в сёги?”
Хоть Мэйдзин и говорил “немножко”, но дело затягивалось очень надолго. В тот день Кумэ сказал рвавшемуся в бой Мэйдзину: “Давайте лучше сыграем в мадзян, от него не так устаешь”.
За обедом Мэйдзин съел лишь немного каши с сушеными сливами.
24
Известие о болезни Мэйдзина достигло Токио. Наверное, потому и приехал Кумэ. Приехал также ученик Мэйдзина мастер Шестого дана Маэда. Судьи в Прощальной партии Онода Шестой дан и Ивамото Шестой дан пятого августа оба были на месте. Заехал к нам по дороге также Мэйдзин по шашкам рэндзю — Такаги. Пришел и отдыхавший в Мияносита мастер Восьмого дана по сёги Дои. Обстановка с каждым прибытием все больше оживлялась.
Мэйдзин последовал совету Кумэ и вместо сёги играл в мадзян с Кумэ, Ивамото Шестым даном и репортером Сунадой. Хотя эти трое держались напряженно, словно боясь причинить ему боль. Мэйдзин с головой ушел в игру и подолгу думал над каждым ходом.
— Если вы будете так серьезно играть, у вас снова распухнет лицо, — с беспокойством шепнула ему супруга, но он как будто не слышал этих слов.
Здесь же рядом Такаги Ракудзан учил меня играть в передвижной вариант рэндзю. Такаги, Мэйдзин по шашкам рэндзю, был знатоком всяческих игр, он быстро овладевал секретами новой игры и стремился просветить окружающих. От него в тот день я узнал о новой игре “красавица в шкатулке”.
После ужина Мэйдзин с секретарем Яватой и журналистом Гои сели играть в “рэндзю без двух” и играли до поздней ночи.
Маэда Шестой дан, ещё днем немного поговорил с супругой Мэйдзина и сразу ушел. Для Маэды Мэйдзин был учителем, а Отакэ Седьмой дан — побратимом, и он не хотел давать повод к кривотолкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
83 ход чёрных занял 1 час 46 минут и побил прежний рекорд белых — 1 час 46 минут, поставленный на 70 ходу. Седьмой дан, упираясь руками в пол, неотрывно смотрел на позицию с правой стороны доски, его колено сползло на пол вместе с подушечкой. Затем он сунул руку за пазуху кимоно и застыл в напряженной позе. Это был признак долгого раздумья.
Партия подошла к срединной стадии. На этой стадии каждый ход труден. Хотя территории белых и черных болеё или менеё определились, точно подсчитать очки было пока невозможно. И сейчас подошло время делать ходы, придающие границам четкие формы, после чего уже можно вести подсчет. На этой стадии нужно решать, что делать дальше — переходить к ёсэ (завершающей стадии) и округлять свои территории, вторгаться в территорию противника или же навязать ему борьбу на границах. Именно на этой стадии оценивают партию в целом и в зависимости от этой оценки выбирают тактику на дальнейшие этапы игры.
Мэйдзину прислал поздравительную телеграмму доктор Дюваль, который изучал Го в Японии и увез в Германию прозвище “немецкий Хонинбо”. В то утро в газете появилось фото: оба партнёра читают поздравление доктора.
Откладывание пришлось на 88 ход белых, поэтому секретарь Явата быстро проговорил:
— Сэнсэй, юбилейный ход!
Мэйдзин выглядел похудевшим, хотя казалось, что и щекам его, и шее уже некуда было худеть, но с того жаркого дня 16 июля он чувствовал себя бодро. В таких случаях говорят “с тела спал, кости да кожа — духу легче воспарить”.
Никто не ожидал, что через пять дней мы увидим Мэйдзина прикованным к постели.
Впрочем, когда чёрные сделали 83 ход, Мэйдзин вдруг вскочил, будто потерял терпение. Видимо, ему была нужна разрядка от усталости. Было 12.27 — время обеда, но впервые Мэйдзин так встал из-за доски: он словно оттолкнул её от себя.
23
— Я изо всех сил молилась богам, чтобы он не заболел, но видно не хватило мне веры, — сказала мне супруга Мэйдзина утром 5 августа. — Я так боялась, что он заболеет. Может быть, слишком боялась — оттого и вышло наоборот… Теперь только на богов надежда… — добавила она.
Моё внимание — внимание любопытного журналиста — всецело было приковано к герою матча — к Мэйдзину. И когда я услышал слова его жены, его долголетней спутницы, они прозвучали для меня так неожиданно, что я не нашелся, что сказать.
Должно быть, напряжение, в котором находились участники партии, обострило хроническую болезнь Мэйдзина, так как уже давно он чувствовал боли в груди. Но об этом никому и словом не обмолвился.
Примерно со 2 августа у него на лице появилась отечность, заболела грудь.
По регламенту 5 августа было игровым днем, однако игра длилась всего два часа с утра. Мэйдзина перед игрой должен был осмотреть врач.
— Что врач? Вызвали? — спросил Мэйдзин, и когда услышал, что врач ушел по срочному вызову в поселок Сэнгокухара, добавил: “Ну что ж, тогда начнем”.
Усевшись за доску, Мэйдзин спокойно взял в руки чашку и принялся пить теплый чай. Потом он сел прямо, сцепил руки и положил их на колени. Как всегда его поза была исполнена достоинства. Однако на лице его промелькнуло выражение, которое бывает у ребёнка, готового расплакаться, если ему в чем-то откажут. Он выпятил напряженные губы; щеки у него слегка отекли, веки распухли.
Игра началась почти вовремя — в 10.17 утра. Сегодня, как часто бывало прежде, утренний туман сменился проливным дождем, но вскоре со стороны низовьев реки начало светлеть.
Распечатали записанный 68 ход белых. Отакэ Седьмой дан сделал 89 ход в 10.40, а вот 90 ход белых задержался. Миновал полдень, приближалась половина первого, а ход все ещё не был сделан. Раздумья длились 2 часа 7 минут — Мэйдзин думал, стараясь превозмочь боль. За всё время он ни разу не шевельнулся. Отечность на лице исчезла. Вдруг все спохватились, что пора обедать.
Вместо часа, как обычно, в этот день обед тянулся два часа — Мэйдзина осматривал врач.
Отакэ Седьмой дан тоже плохо себя чувствовал — он рассказывал, что принял подряд три лекарства. Он выпил также сосудорасширяющеё. Был даже случай, когда Отакэ Седьмой дан потерял сознание за доской и упал.
— Мозг плохо снабжается кровью… Так бывает, когда плохо идёт игра, когда попадаешь в цейтнот, когда скверно себя чувствуешь или, когда одно, другое и третье навалится сразу.
О болезни Мэйдзина он сказал так: “Я вообще-то не хотел играть, но сэнсэй заявил, что будем играть во что бы то ни стало”.
После обеда перед возвращением в игровую комнату Мэйдзин, наконец, придумал свой 90 ход, который надо было записать при откладывании. Когда Отакэ Седьмой дан зашел проведать его и сказал: “Сэнсэй, должно быть, очень устал”, Мэйдзин неожиданно извинился:
“Я только и делаю, что привередничаю”.
И игру возобновлять не стали.
В разговоре с нашим заведующим отделом науки и искусства Кумэ Масао Мэйдзин сказал, потирая грудь: “Лицо распухло — это полбеды, главное — здесь что-то неладно. То перехватывает дыхание, то сердце начинает колотиться, то что-то мешает в груди… Я всё воображал, что по-прежнему молод. Возраст я почувствовал лет в пятьдесят”.
— Дух побеждает годы, — сказал Кумэ.
— Сэнсэй, я тоже почувствовал возраст, а ведь мне всего лишь тридцать, — сказал Отакэ.
— Рановато, — ответил Мэйдзин.
Мэйдзин ещё какое-то время посидел в комнате для отдыха вместе с Кумэ и другими гостями, рассказал даже старую историю о том, как в молодости он приехал в Кобэ и во время экскурсии на военный корабль впервые в жизни увидел электрическую лампочку.
Затем он встал и со смехом сказал: “Врач запретил мне бильярд. Очень жаль, но может быть, немножко поиграть в сёги?”
Хоть Мэйдзин и говорил “немножко”, но дело затягивалось очень надолго. В тот день Кумэ сказал рвавшемуся в бой Мэйдзину: “Давайте лучше сыграем в мадзян, от него не так устаешь”.
За обедом Мэйдзин съел лишь немного каши с сушеными сливами.
24
Известие о болезни Мэйдзина достигло Токио. Наверное, потому и приехал Кумэ. Приехал также ученик Мэйдзина мастер Шестого дана Маэда. Судьи в Прощальной партии Онода Шестой дан и Ивамото Шестой дан пятого августа оба были на месте. Заехал к нам по дороге также Мэйдзин по шашкам рэндзю — Такаги. Пришел и отдыхавший в Мияносита мастер Восьмого дана по сёги Дои. Обстановка с каждым прибытием все больше оживлялась.
Мэйдзин последовал совету Кумэ и вместо сёги играл в мадзян с Кумэ, Ивамото Шестым даном и репортером Сунадой. Хотя эти трое держались напряженно, словно боясь причинить ему боль. Мэйдзин с головой ушел в игру и подолгу думал над каждым ходом.
— Если вы будете так серьезно играть, у вас снова распухнет лицо, — с беспокойством шепнула ему супруга, но он как будто не слышал этих слов.
Здесь же рядом Такаги Ракудзан учил меня играть в передвижной вариант рэндзю. Такаги, Мэйдзин по шашкам рэндзю, был знатоком всяческих игр, он быстро овладевал секретами новой игры и стремился просветить окружающих. От него в тот день я узнал о новой игре “красавица в шкатулке”.
После ужина Мэйдзин с секретарем Яватой и журналистом Гои сели играть в “рэндзю без двух” и играли до поздней ночи.
Маэда Шестой дан, ещё днем немного поговорил с супругой Мэйдзина и сразу ушел. Для Маэды Мэйдзин был учителем, а Отакэ Седьмой дан — побратимом, и он не хотел давать повод к кривотолкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33