М.С. Но вот интересно, что здесь этой змий очень естественным образом может быть понят как символ того самого языческого - с точки зрения «девтерономиста» - соблазна, который привёл, в конце концов, к тому, что Израиль был изгнан. И даже роль женщины оказывается очень схожей в изложении истории израильского народа, вот в этих первых одиннадцати книгах Библии. И в рассказе об изгнании первого человека. Всё время, когда разные - хорошие - Богом посланные вожди увещевают израильский народ что ему делать и чего не делать, в качестве главной опасности говорится что «вы будете жениться на дочерях местных народов и они вас научат идолопоклонству. Пожалуйста, этого не делайте». В качестве такого примера - рассказ о Соломоне: всем был царь хорош. И храм построил, а всё ж таки под конец Бог был вынужден развалить его царство на две части - за что? У него было очень много жён местных народов, он построил, соответственно, богам этих народов капище. И это опять же получается какая-то перекличка. Очень схожий мотив. Здесь женщины из местных народов науськивают своих еврейских мужей изменить заповеди Яхве с языческими богами. Причём, интересно, что как раз постоянная измена Яхве с языческими богами описывается в Библии то как блуд, то как супружеская измена. В таких терминах. А здесь женщина науськивает первого человека как раз съесть… Поразительная вещь, что это очень похоже на такую вот аллегорию судьбы народа, которая привнесена в самое начало. Это, конечно, имеет отношение к вопросу датировки. Это означает, что данный мотив сложился уже в послепленную эпоху. В том виде, в каком сейчас этот текст существует.
В.Я. Совершенно верно. А в основе его может лежать какая-то очень простая легенда о нарушении табу. Всего лишь навсего.
А.Г. Поскольку здесь представлено дерево.
В.Я. «Вот этого не есть» - неважно почему. Потом пришлось объяснить, что это дерево - познания добра и зла, и так далее. А это могло быть какое-то там древнее священное дерево, которое просто нельзя есть.
М.С. Нет, конечно, встречается очень много разных архаических мотивов. Причём, очень видно, что они действительно встречаются в каком-то таком виде, который с чем-то перекликается, что, как нам известно - уже преображено. Скажем, вот та же самая триада - человек-змея-вечная жизнь. Это уже совершенно нормальная для разных архаических повествований триада. Потому что вечная жизнь есть то, к чему человек стремится, но не получает её. И то, что имеет, согласно народным представлениям змея, потому что она всё время, как Феникс, сбрасывает кожу. Ей дана эта вечная жизнь. И вот у вас, скажем, эта триада в эпосе о Гильгамеше представлена полностью. И, казалось бы, у нас, когда мы встречаемся вначале… Я говорю «у вас, у нас» - как бы противопоставляя библейскую традицию месопотамской…
В.Я. Ну, на самом деле, я бы не сказал. Это всё-таки одна традиция. Ведь исходно одно. Потом она, естественно, как это всегда бывает со всеми такого рода традициями, ветвится.
М.С. Ну, а здесь, когда мы встречаемся с той же самой триадой человек-змея-вечная жизнь - казалось бы, можно было ожидать, что змея будет не бескорыстно советовать первым людям нарушить заповедь Божью, а для того, чтобы саму эту вечную жизнь украсть. Так нет же, ничего такого нет. А вообще, может быть, в каких-то первоначальных мотивах, которые здесь отразились, эта триада была полностью представлена, как у вас в эпосе о Гильгамеше. А здесь - что-то преображено, потому что вставлено в контекст совершенно другого повествования, с другими целями.
В.Я. Тут много очень сложного. Ведь это же потом истолковывалось, что дьявол - эта самая змея.
М.С. Да. Всё-таки самый пример такой экзегезы - это в самом начале уже нашей эры.
В.Я. Да. Это позднее истолкование, совершенно верно. Но опять же представление о том, что змея враждебна людям, это, конечно, очень древнее представление. Что змея - тварь опасная, враждебная. И вот отсюда, конечно, змея - есть воплощение всяческого зла. И сатана во образе змеи.
М.С. В начале мы говорили про самый, так сказать, ближайший к нам пласт, то есть понимание этого текста, который опосредован уже христианской традицией. Место этого текста - Библия в целом, в Новом Завете и каноне - да? Потом мы можем делать шаг глубже, и там тот момент, когда формировался ветхозаветный канон, а новозаветной части - ещё не было, это, оказывается, как я уже говорил, своего рода аллегории будущей судьбы еврейского народа. Дальше мы можем сделать шаг ещё дальше. Какие мотивы могли бы быть здесь до того, как этот текст сформировался в каноническом виде?
В.Я. Но тогда, если вы правы, получается, что этот текст сформировался уже в пленную эпоху. Причём, именно в пленную, а не в послепленную, когда они вернулись обратно на свою землю. Так что ли? Можно указать на такой сравнительно короткий промежуток времени.
М.С. Здесь трудно всё-таки указывать на то, «к какому моменту». Потому что совершенно очевидно, что общая травма того, что «было некогда у нас государство и вот всё развалилось, и сейчас его нужно заново строить из обломков…», конечно же, чувствуется. И я думаю, что сводить это переживание к эпохе плена - было бы не верно. Тем более, вообще непонятно, что же там происходило в эту эпоху плена, после плена. Насколько те, которые вернулись из плена, какие имели они отношения с местным населением, много ли народу…
В.Я. Видно, что плохие.
М.С. Видно, что плохие. Но непонятно при этом, могли ли они, скажем, хотя бы друг у друга заимствовать какие-то традиции или нет. Вообще ж не понятен, скажем, генезиз самарянской общины.
В.Я. Почему ж не понятен? В Библии есть прямое указание, как это произошло.
М.С. Нет, и в Библии есть прямое указание на счёт того, как это произошло. Что после падения Северного царства на эту территорию ассирийские цари переселили чужих плохих людей, изначально язычников. И вот они там, чтоб как-то поселиться на этой новой земле, - изначально чужие люди, к этому месту не причастные, - переняли местный культ.
В.Я. Нет, это опять не совсем так. Для людей, которые являются политеистами, естественно поклоняться Богу этого места, куда ты приехал или прибыл по тем или иным причинам. Это нормально. Когда персидские войска вступили на территорию Греции, то с чего они начали? Просто принесли жертвы греческим богам, отыскав для этого специально греческих жрецов. Это не помешало им потом грабить греческие храмы. Но это, так сказать, «дружба дружбой, а табачок врозь» - местным богам поклоняться надо. И вот эти жители, новые жители территории бывшего Израильского царства решили совершенно сознательно, что им надо поклоняться богу этих мест. Они послали в Иерусалим за жрецами, жрецы пришли и научили их, как надлежит поклоняться Яхве. И вот это и есть предки самаритян. Это нормально - это не какая-то особая «злокозненность» этих самых переселенцев. Они поступили также, как поступили бы в любом другом месте. Они стали бы поклоняться богам этого места.
М.С. Правильно. И вот с точки зрения девторономической истории, вот той же самой 17-й главы второй Книги Царей, которую вы сейчас пересказали, в Палестине, в конце концов, оказалось два народа. Один народ - это те, которые были переселены в Вавилон и вернулись. А вторые - это те, которых сюда переселили, которые изначально были чужими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67