- Он
наврал, у Шекспира не так!
Но галерка простит оговорки,
Сопричастна греху моему...
А в эсминце трещат переборки,
И волна накрывает волну.
ЭъВОЗВРАЩЕНИЕ НА ИТАКУ_
Памяти Осипа Эмильевича Мандельштама...
в квартире, где он жил, находились он,
Надежда Яковлевна и Анна Андреевна
Ахматова, которая приехала его навестить
из Ленинграда. И вот они сидели
все вместе, пока длился обыск, до утра,
и пока шел этот обыск, за стеною, тоже
до утра, у соседа их, Кирсанова, ничего
не знающего об обыске, запускали пластинки
с модной в ту пору гавайской гитарой...
"И только и света,
Что в звездной, колючей неправде.
А жизнь промелькнет
Театрального капора пеной,
И некому молвить
Из табора улицы темной..."
Мандельштам
Всю ночь за стеной ворковала гитара,
Сосед - прощалыга крутил юбилей,
A два понятых, словно два санитара,
A два понятых, словно два санитара,
Зевая, томились у черных дверей.
И жирные пальцы, с неспешной заботой,
Кромешной своей занимались работой,
И две королевы глядели в молчании,
Как пальцы копались в бумажном мочале.
Как жирно листали за книжкою книжку,
А сам-то король - все бочком,
да вприпрыжку,
Чтоб взглядом не выдать - не та ли
страница
Чтоб рядом не видеть безглазые лица!
А пальцы искали крамолу, крамолу...
А там за стеной все гоняли "Рамону":
"Рамона, какой простор вокруг, взгляни,
Рамона, и в целом мире мы одни"
"...А жизнь промелькнет
Театрального капора пеной..."
И глядя как пальцы шуруют в обивке,
Вольно ж тебе было, он думал, вольно!
Глотай своего якобинства опивки!
Глотай своего якобинства опивки!
Не уксус еще, но уже не вино.
Щелкунчик - скворец, простофиля - Емеля,
Зачем ты ввязался в чужое похмелье?!
На что ты истратил свои золотые?!
И скучно следили за ним понятые...
А две королевы бездарно курили
И тоже казнили себя и корили - За
лень, за небрежный кивок на вокзале,
За все, что ему второпях не сказали...
А пальцы копались, и рвалась бумага...
А пел за стеной тенорок - бедолага:
"Рамона, моя любовь, мои мечты,
Рамона, везде и всюду только ты..."
"...И только и света,
Что в звездной, колючей неправде..."
По улице черной, за вороном черным,
За этой каретой, где окна крестом,
Я буду метаться в дозоре почетном,
Я буду метаться в дозоре почетном,
Пока, обессилев, не рухну пластом!
Но слово останется, слово осталось!
Не к слову, а к сердцу приходит усталость,
И хочешь, не хочешь - слезай с карусели,
И хочешь, не хочешь - конец одиссеи!
Но нас не помчат паруса на Итаку:
В наш век на Итаку везут по этапу,
Везут Одиссея в телячьем вагоне,
Где только и счастья, что нету погони!
Где, выпив "ханжи", на потеху вагону,
Блатарь - одессит распевает "Рамону":
"Рамона, ты слышишь ветра нежный зов,
Рамона, ведь это песнь любви без слов..."
"...И некому, некому,
Некому молвить
Из табора улицы темной..."
ЭъТАК ЖИЛИ ПОЭТЫ_
В майский вечер, пронзительно дымный,
Всех побегов герой, всех погонь,
Как он мчал, бесноватый и дивный,
С золотыми копытами конь.
И металась могучая грива,
На ветру языками огня,
И звенела цыганская гривна,
Заплетенная в гриву коня.
Воплощенье веселого гнева,
Не крещенный позорным кнутом,
Как он мчал - все налево, налево...
И скрывался из виду потом.
Он, бывало, нам снится ночами,
Как живой - от копыт до седла.
Впрочем, все это было в начале,
А начало прекрасно всегда.
Но приходит с годами прозренье,
И томит наши души оно,
Словно горькое, твердое зелье
Подливает в хмельное вино.
Постарели мы и полысели,
И погашен волшебный огонь.
Лишь кружит на своей карусели
Сам себе опостылевший конь!
Ни печали не зная, ни гнева,
По-собачьи виляя хвостом
Он кружит все налево, налево,
И направо, направо потом.
И унылый сморчок - бедолага,
Медяками в кармане звеня,
Карусельщик - майор из ГУЛАГа,
Знай, гоняет по кругу коня!
В круглый мир, намалеваный кругло,
Круглый вход охраняет конвой...
И топочет дурацкая кукла,
И кружит деревянная кукла,
Притворяясь живой.
ЭъПОЕЗД_
Ни гневом, ни порицаньем
Давно уже мы не бряцаем:
Здороваемся с подлецами,
Раскланиваемся с полицаем.
Не рвемся ни в бой, ни в поиск - Все
праведно, все душевно.
Но помни - отходит поезд!
Ты слышишь? Уходит поезд
Сегодня и ежедневно.
А мы балагурим, а мы куролесим,
Нам недругов лесть, как вода из колодца!
А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам - Колеса,
колеса, колеса, колеса...
Такой у нас нрав спокойный,
Что без никаких стараний
Нам кажется путь окольный
Кратчайшим из расстояний.
Оплачен страховки полис,
Готовит обед царевна...
Но помни - отходит поезд,
Сегодня и ежедневно.
Мы пол отциклюем, мы полки повесим,
Что б нашему раю - ни краю, ни сноса.
А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам - Колеса,
колеса, колеса, колеса...
От скорости века в сонности
Живем мы, в живых не значась...
Непротивление совести - Удобнейшее
из чудачеств!
И только порой под сердцем
Кольнет тоскливо и гневно - Уходит
наш поезд в Освенцим
Сегодня и ежедневно!
А как наши судьбы - как будто похожи - И
на гору вместе, и вместе с откоса!
Но вечно - по рельсам, по сердцу, по коже - Колеса,
колеса, колеса, колеса...
ЭъЯ ВЫБИРАЮ СВОБОДУ_
Сердце мое заштопано,
В серой пыли виски,
Но я выбираю Свободу,
И - свистите во все свистки!
И лопается терпенье,
И тысячи три рубак
Вострят, словно финки, перья,
Спускают с цепи собак.
Брест и Унгены заперты,
Дозоры и там, и тут,
И все меня ждут на Западе,
Но только напрасно ждут!
Я выбираю Свободу, - Но
не из боя, а в бой,
Я выбираю свободу
Быть просто самим собой.
И это моя Свобода,
Нужны ли слова ясней?!
И это моя забота - Как
мне поладить с ней.
Но слаще, чем ваши байки,
Мне гордость моей беды,
Свобода казенной пайки,
Свобода глотка воды.
Я выбираю Свободу,
Я пью с нею нынче на "ты",
Я выбираю свободу
Норильска и Воркуты.
Где вновь огородной тяпкой
Над всходами пляшет кнут,
Где пулею или тряпкой
Однажды мне рот заткнут.
Но славно звенит дорога,
И каждый приют, как храм,
А пуля весит немного - Не
больше, чем восемь грамм.
Я выбираю Свободу, - Пускай
груба и ряба,
А вы, валяйте, по капле
"Выдавливайте раба"!
По капле и есть по капле - Пользительно
и хитро,
По капле - это на Капри,
А нам - подставляй ведро!
А нам - подавай корыто,
И встанем во всей красе!
Не тайно, не шито-крыто,
А чтоб любовались все!
Я выбираю Свободу,
И знайте не я один!
И мне говорит "свобода":
"Ну, что ж, говорит, одевайтесь
И пройдемте-ка гражданин".
ЭъЕЩЕ РАЗ О ЧЕРТЕ_
Я считал слонов и в нечет и в чет,
И все-таки я не уснул,
И тут явился ко мне мой черт,
И уселся верхом на стул.
И сказал мой черт: "Ну, как старина,
Ну, как же мы порешим?
Подпишем союз, и айда в стремена,
И еще чуток погрешим!"
И ты можешь лгать и можешь блудить,
И друзей предавать гуртом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, - потом!
Но зато ты узнаешь, как сладок грех
Этой горькой порой седин.
И что счастье не в том, что один за всех,
А в том, что все - как один!
И ты поймешь, что нет над тобой суда,
Нет проклятия прошлых лет.
Когда вместе со всеми ты скажешь - да!
И вместе со всеми - нет!
И ты будешь волков на земле плодить,
И учить их вилять хвостом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
наврал, у Шекспира не так!
Но галерка простит оговорки,
Сопричастна греху моему...
А в эсминце трещат переборки,
И волна накрывает волну.
ЭъВОЗВРАЩЕНИЕ НА ИТАКУ_
Памяти Осипа Эмильевича Мандельштама...
в квартире, где он жил, находились он,
Надежда Яковлевна и Анна Андреевна
Ахматова, которая приехала его навестить
из Ленинграда. И вот они сидели
все вместе, пока длился обыск, до утра,
и пока шел этот обыск, за стеною, тоже
до утра, у соседа их, Кирсанова, ничего
не знающего об обыске, запускали пластинки
с модной в ту пору гавайской гитарой...
"И только и света,
Что в звездной, колючей неправде.
А жизнь промелькнет
Театрального капора пеной,
И некому молвить
Из табора улицы темной..."
Мандельштам
Всю ночь за стеной ворковала гитара,
Сосед - прощалыга крутил юбилей,
A два понятых, словно два санитара,
A два понятых, словно два санитара,
Зевая, томились у черных дверей.
И жирные пальцы, с неспешной заботой,
Кромешной своей занимались работой,
И две королевы глядели в молчании,
Как пальцы копались в бумажном мочале.
Как жирно листали за книжкою книжку,
А сам-то король - все бочком,
да вприпрыжку,
Чтоб взглядом не выдать - не та ли
страница
Чтоб рядом не видеть безглазые лица!
А пальцы искали крамолу, крамолу...
А там за стеной все гоняли "Рамону":
"Рамона, какой простор вокруг, взгляни,
Рамона, и в целом мире мы одни"
"...А жизнь промелькнет
Театрального капора пеной..."
И глядя как пальцы шуруют в обивке,
Вольно ж тебе было, он думал, вольно!
Глотай своего якобинства опивки!
Глотай своего якобинства опивки!
Не уксус еще, но уже не вино.
Щелкунчик - скворец, простофиля - Емеля,
Зачем ты ввязался в чужое похмелье?!
На что ты истратил свои золотые?!
И скучно следили за ним понятые...
А две королевы бездарно курили
И тоже казнили себя и корили - За
лень, за небрежный кивок на вокзале,
За все, что ему второпях не сказали...
А пальцы копались, и рвалась бумага...
А пел за стеной тенорок - бедолага:
"Рамона, моя любовь, мои мечты,
Рамона, везде и всюду только ты..."
"...И только и света,
Что в звездной, колючей неправде..."
По улице черной, за вороном черным,
За этой каретой, где окна крестом,
Я буду метаться в дозоре почетном,
Я буду метаться в дозоре почетном,
Пока, обессилев, не рухну пластом!
Но слово останется, слово осталось!
Не к слову, а к сердцу приходит усталость,
И хочешь, не хочешь - слезай с карусели,
И хочешь, не хочешь - конец одиссеи!
Но нас не помчат паруса на Итаку:
В наш век на Итаку везут по этапу,
Везут Одиссея в телячьем вагоне,
Где только и счастья, что нету погони!
Где, выпив "ханжи", на потеху вагону,
Блатарь - одессит распевает "Рамону":
"Рамона, ты слышишь ветра нежный зов,
Рамона, ведь это песнь любви без слов..."
"...И некому, некому,
Некому молвить
Из табора улицы темной..."
ЭъТАК ЖИЛИ ПОЭТЫ_
В майский вечер, пронзительно дымный,
Всех побегов герой, всех погонь,
Как он мчал, бесноватый и дивный,
С золотыми копытами конь.
И металась могучая грива,
На ветру языками огня,
И звенела цыганская гривна,
Заплетенная в гриву коня.
Воплощенье веселого гнева,
Не крещенный позорным кнутом,
Как он мчал - все налево, налево...
И скрывался из виду потом.
Он, бывало, нам снится ночами,
Как живой - от копыт до седла.
Впрочем, все это было в начале,
А начало прекрасно всегда.
Но приходит с годами прозренье,
И томит наши души оно,
Словно горькое, твердое зелье
Подливает в хмельное вино.
Постарели мы и полысели,
И погашен волшебный огонь.
Лишь кружит на своей карусели
Сам себе опостылевший конь!
Ни печали не зная, ни гнева,
По-собачьи виляя хвостом
Он кружит все налево, налево,
И направо, направо потом.
И унылый сморчок - бедолага,
Медяками в кармане звеня,
Карусельщик - майор из ГУЛАГа,
Знай, гоняет по кругу коня!
В круглый мир, намалеваный кругло,
Круглый вход охраняет конвой...
И топочет дурацкая кукла,
И кружит деревянная кукла,
Притворяясь живой.
ЭъПОЕЗД_
Ни гневом, ни порицаньем
Давно уже мы не бряцаем:
Здороваемся с подлецами,
Раскланиваемся с полицаем.
Не рвемся ни в бой, ни в поиск - Все
праведно, все душевно.
Но помни - отходит поезд!
Ты слышишь? Уходит поезд
Сегодня и ежедневно.
А мы балагурим, а мы куролесим,
Нам недругов лесть, как вода из колодца!
А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам - Колеса,
колеса, колеса, колеса...
Такой у нас нрав спокойный,
Что без никаких стараний
Нам кажется путь окольный
Кратчайшим из расстояний.
Оплачен страховки полис,
Готовит обед царевна...
Но помни - отходит поезд,
Сегодня и ежедневно.
Мы пол отциклюем, мы полки повесим,
Что б нашему раю - ни краю, ни сноса.
А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам - Колеса,
колеса, колеса, колеса...
От скорости века в сонности
Живем мы, в живых не значась...
Непротивление совести - Удобнейшее
из чудачеств!
И только порой под сердцем
Кольнет тоскливо и гневно - Уходит
наш поезд в Освенцим
Сегодня и ежедневно!
А как наши судьбы - как будто похожи - И
на гору вместе, и вместе с откоса!
Но вечно - по рельсам, по сердцу, по коже - Колеса,
колеса, колеса, колеса...
ЭъЯ ВЫБИРАЮ СВОБОДУ_
Сердце мое заштопано,
В серой пыли виски,
Но я выбираю Свободу,
И - свистите во все свистки!
И лопается терпенье,
И тысячи три рубак
Вострят, словно финки, перья,
Спускают с цепи собак.
Брест и Унгены заперты,
Дозоры и там, и тут,
И все меня ждут на Западе,
Но только напрасно ждут!
Я выбираю Свободу, - Но
не из боя, а в бой,
Я выбираю свободу
Быть просто самим собой.
И это моя Свобода,
Нужны ли слова ясней?!
И это моя забота - Как
мне поладить с ней.
Но слаще, чем ваши байки,
Мне гордость моей беды,
Свобода казенной пайки,
Свобода глотка воды.
Я выбираю Свободу,
Я пью с нею нынче на "ты",
Я выбираю свободу
Норильска и Воркуты.
Где вновь огородной тяпкой
Над всходами пляшет кнут,
Где пулею или тряпкой
Однажды мне рот заткнут.
Но славно звенит дорога,
И каждый приют, как храм,
А пуля весит немного - Не
больше, чем восемь грамм.
Я выбираю Свободу, - Пускай
груба и ряба,
А вы, валяйте, по капле
"Выдавливайте раба"!
По капле и есть по капле - Пользительно
и хитро,
По капле - это на Капри,
А нам - подставляй ведро!
А нам - подавай корыто,
И встанем во всей красе!
Не тайно, не шито-крыто,
А чтоб любовались все!
Я выбираю Свободу,
И знайте не я один!
И мне говорит "свобода":
"Ну, что ж, говорит, одевайтесь
И пройдемте-ка гражданин".
ЭъЕЩЕ РАЗ О ЧЕРТЕ_
Я считал слонов и в нечет и в чет,
И все-таки я не уснул,
И тут явился ко мне мой черт,
И уселся верхом на стул.
И сказал мой черт: "Ну, как старина,
Ну, как же мы порешим?
Подпишем союз, и айда в стремена,
И еще чуток погрешим!"
И ты можешь лгать и можешь блудить,
И друзей предавать гуртом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, - потом!
Но зато ты узнаешь, как сладок грех
Этой горькой порой седин.
И что счастье не в том, что один за всех,
А в том, что все - как один!
И ты поймешь, что нет над тобой суда,
Нет проклятия прошлых лет.
Когда вместе со всеми ты скажешь - да!
И вместе со всеми - нет!
И ты будешь волков на земле плодить,
И учить их вилять хвостом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49