Наши заявили сбитие девяти самолетов (пять «лаптежников» и четыре «Мессера»), а всего за вылет - одиннадцать. Но и немцы сумели сбить всю шестерку. Погиб в бою мой товарищ по аэроклубу и летной школе Акиншин и молодой летчик, только прибывший в полк, Громов, а Задирака, Чесноков и Козинов покинули горящие самолеты с парашютами. Раненные, они в тот же день вернулись в полк, откуда их отправили дальше, в госпиталь. Сам Гулаев тоже был ранен, но сумел посадить самолет на аэродром к штурмовикам. Главная ошибка Гулаева была в том, что в тот вылет он взял троих необстрелянных летчиков, которые и были сбиты в первом же бою.
А дальше все перепуталось: вылеты, бои, дежурства на аэродроме в первой готовности, короткий сон, вернее, забытье ночью - спали не больше чем по два часа, - и снова вылеты, дежурства, бои… Никогда еще полк, дивизия, корпус не вели таких ожесточенных боев, не встречались с такими массированными действиями фашистской авиации. И кто знает, если бы не дивизия Покрышкина, влившаяся в состав корпуса незадолго до начала этой, Ясской, как ее потом назвали, оборонительной операции, может, не многие летчики дожили бы до ее конца… Покрышкинская дивизия сняла часть нагрузки с летчиков остальных двух дивизий корпуса.
Несколько эпизодов с фотографической четкостью запечатлелись в моей памяти.
Отвесно спикировав с пяти тысяч, мы на полутора тысячах метров гонимся за «лаптежниками». Архипенко и Бургонов вырвались метров на триста вперед. В этот промежуток сверху сваливается пара «Фоккеров» и пристраивается в хвост «ястребкам».
- Архипенко, Цыган, «Фоккеры» в хвосте! - кричу я, но они меня не слышат. «Фоккер» у меня в прицеле, но там же и самолет Бургонова, стрелять нельзя… В бессильной злобе я сжимаю ручку, ищу возможности открыть огонь. Тщетно…
«Ястребок» Бургонова загорелся, сорвался в штопор, над ним раскрылся купол парашюта. И тут же я открыл огонь и не прекращал его, пока «Фоккер» не вспыхнул, клюнул носом да так и врезался в землю на северной окраине Ясс. Парашютиста не было. Архипенко наконец увидел преследование, ушел из-под удара второго «фоккера». Но Бургонов опустился прямо в расположение немецкой зенитной батареи… Пройдя плен, он будет освобожден нашими войсками в 1945 году, но в авиацию вернуться ему не дадут, и долго еще на нем будет висеть, мешая жить, клеймо: «был в плену»…
…Я иду ведомым у Архипенко: Ипполитов остался на аэродроме. Из-за тяжелой грозовой тучи выплывают «лаптежники». Вокруг них вьются «Мессеры» и «Фоккеры». «Лаптежники» переходят в пикирование. Вот один из них в прицеле. Но сбоку рвутся снаряды, выпущенные «Мессером». «Издали, видно, стреляет, сволочь. Ничего, там прикрытие есть, отгонят… Главное - бомбить не дать».
- Пупок, бей «худых»! - кричит Архипенко.
Очередь… На фоне темного облака ясно виден полет снарядов. Они достигают ложащегося на крыло «Юнкерса», рвутся в моторе, в плоскостях, в фюзеляже, между торчащими ногами шасси, «лаптежник» разваливается на части, и на землю падают только мелкие осколки его. Видно, взорвалась бомба…
Еще вылет.
- Снижайтесь! - командует генерал Утин с земли. - Здесь «Хейншели» штурмуют!
Четверка Архипенко пикирует вниз. Я рядом с Федором, как и положено ведомому. Врываемся в сплошной дым, пыль, поднятую на высоту взрывами бомб и снарядов. Ничего не видно. Впереди в дыму проступают контуры какого-то кургана или холма, а возле него ворочаются туши двухмоторных штурмовиков «ХШ-129». Архипенко стреляет. Загоревшись, «Хейншель» потерял устойчивость и тут же столкнулся с землей. Второй такой же самолет оказался у него справа, я открыл огонь, но промазал, а тот быстро ускользнул за дымы в лощину.
- Истребители вверху! - передает Утин. Я вслед за Архипенко, правым боевым разворотом пошел вверх. «Мессер» в хвосте у Архипенко. Но он в прицеле у меня. Дистанция метров пятьдесят. Короткая пушечная очередь, и «худой» отвесным пикированием врезается в землю…
…Горегляд ведет «этажерку» из двадцати четырех самолетов - группы по четыре-шесть истребителей ходят на разных высотах, готовые в любой момент помочь друг другу. В первые же минуты «худые» попали в эту сеть. Уходя пикированием от верхней группы, они угодили под огонь одной из нижних. И сразу три «шмита» дымными факелами спикировали в землю. А высоко-высоко, тысячах на семи с половиной-восьми, проходит группа «Хе-111». Оттуда и бросают бомбы. Куда они попали? Что фашисты увидели с такой высоты, когда мы и с двух тысяч ничего не видим в сплошной пелене дыма и пыли, закрывающей землю?..
…Архипенко врезается в самую середину большой группы «Ю-87». Стреляет. «Лаптежники» врассыпную. Но в одном строю с ними идут и «Фоккеры». На них, наверное, летчики с бомбардировщиков. Потом Архипенко говорит: .
- Смотрю, здеся, «Фоккеры» вместе с «лаптежниками» идут, морды это подворачивают. Ну, я, здеся, дал очередь и быстренько сматываться в сторонку…
Это на земле…
Я выскакиваю из кабины.
- Волков! Отвертку давай! Где радист? Николай побледнел, протягивает отвертку.
- Что такое, товарищ командир?
- Не слышит никто меня по радио! Цыгана из-за этого сбили!..
Открыл лючок, где установлена радиоаппаратура.
- Ну, вот видишь! На целых два мегагерца больше на передатчике стоит! Не перестроил после вчерашнего! - Быстро настроил передатчик на заданную волну…
Борис Голованов, когда прибыл в полк, несколько ночей подряд не мог уснуть.
- Как вы тут спите?!
- А что такое?
- Блохи!
Действительно, в бедняцкой румынской хате с земляным полом водились мириады маленьких скакунов.
- Блохи?.. Ну и что же?
- Кусают…
- Ну?! Разве? Ничего, полетаешь - спать будешь, не будут кусать…
Первые дни Архипенко не берет Бориса на задания. Куда же молодого, неопытного летчика в такую мясорубку?
- Федор Федорович, возьмите меня! Все летают, я что, только пятую норму жрать на фронт прилетел?
Все летают… Громов и Евсюков, прибывшие на фронт вместе с Борисом, уже погибли…
- Ладно-ладно… Садись, здеся, дежурить.
Как ракета будет, так вылетишь. А я пока отдохну… - Архипенко укладывается под крылом на свой испытанный реглан, а Голованов выруливает вместе со всей эскадрильей дежурить.
Ракета. Все запускают моторы. Сейчас взлет. Я вижу, как в соседнем самолете улыбается Борис. Сейчас полечу, мол!
- Голованов! Заруливай на стоянку! - Архипенко прямо из капонира пошел на взлет. - За мной, орелики!
Борис понуро заруливает в капонир… Идут дни, напряжение боев спадает - может быть, фашистские нервы не выдерживают, а может, самолетов у них мало осталось. Голованов начинает летать.
- Ну, как спалось?
- Отлично, только мало… Еще бы минуток шестьсот добрать!..
- А эти, не мешают?
- Кто?.. А, блохи? Нет! Я их и не чувствовал…
Дежурство. Я сплю в кабине. Никак не удается выспаться как следует. Удар кулаком в плечо. Не раскрывая глаз, запускаю мотор, даю газ. Только на взлете окончательно просыпаюсь - увидев ракету, Волков толкнул меня. Взлет, мол…
Хоть и сменили на моем истребителе мотор перед началом боев, от этого почти ничего не изменилось. Мотор оказался дрянным.
Дежурному звену обед подают прямо в кабину. Температура здесь давно перевалила за пятьдесят, а тут еще горячий, обжигающий борщ. Под крылом обедают техники.
- Ну как там, Женя? Не замерз? - спрашивает из тени инженер полка по вооружению Кацевал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55