ХЕЛЬМЕР (у дверей) . Да, да, хорошо. И постарайся успокоиться, прийти в себя, моя бедная напуганная певунья-пташка. Обопрись спокойно на меня, у меня широкие крылья, чтобы прикрыть тебя. (Ходит около дверей.) Ах, как у нас тут славно, уютно, Нора. Тут твой приют, тут я буду лелеять тебя, как загнанную голубку, которую спас невредимой из когтей ястреба. Я сумею успокоить твое бедное трепещущее сердечко. Мало-помалу это удастся, Нора, поверь мне. Завтра тебе все уже покажется совсем иным, и скоро все пойдет опять по-старому, мне не придется долго повторять тебе, что я простил тебя. Ты сама почувствуешь, что это так. Как ты можешь думать, что мне могло бы теперь прийти в голову оттолкнуть тебя или даже хоть упрекнуть в чем-нибудь? Ах, ты не знаешь сердца настоящего мужа, Нора. Мужу невыразимо сладко и приятно сознавать, что он простил свою жену… простил от всего сердца. Она от этого становится как будто вдвойне его собственной - его неотъемлемым сокровищем. Он как будто дает ей жизнь вторично. Она становится, так сказать, и женой его и ребенком. И ты теперь будешь для меня и тем и другим, мое беспомощное, растерянное созданьице. Не бойся ничего, Нора, будь только чистосердечна со мной, и я буду и твоей волей и твоей совестью… Что это? Ты не ложишься? Переоделась?
НОРА (в обыкновенном домашнем платье) . Да, Торвальд, переоделась.
ХЕЛЬМЕР. Да зачем? В такой поздний час?..
НОРА. Мне не спать эту ночь…
ХЕЛЬМЕР. Но, дорогая Нора…
НОРА (смотрит на свои часы) . Не так еще поздно. Присядь, Торвальд. Нам с тобой есть о чем поговорить. (Садится к столу.)
ХЕЛЬМЕР. Нора… что это? Это застывшее выражение…
НОРА. Присядь. Разговор будет долгий. Мне надо многое сказать тебе.
ХЕЛЬМЕР (садясь к столу напротив нее) . Ты меня пугаешь, Нора. И я не понимаю тебя.
НОРА. В том-то и дело. Ты меня не понимаешь. И я тебя не понимала… до нынешнего вечера. Нет, не прерывай меня. Ты только выслушай меня… Сведем счеты, Торвальд.
ХЕЛЬМЕР. Что такое ты говоришь?
НОРА (после короткой паузы) . Тебя не поражает одна вещь, вот сейчас, когда мы так сидим с тобой?
ХЕЛЬМЕР. Что бы это могло быть?
НОРА. Мы женаты восемь лет. Тебе не приходит в голову, что это ведь в первый раз мы с тобой, муж с женою, сели поговорить серьезно?
ХЕЛЬМЕР. Серьезно… в каком смысле?
НОРА. Целых восемь лет… больше… с первой минуты нашего знакомства мы ни разу не обменялись серьезным словом о серьезных вещах.
ХЕЛЬМЕР. Что же мне было посвящать тебя в свои деловые заботы, которых ты все равно не могла мне облегчить.
НОРА. Я не говорю о деловых заботах. Я говорю, что мы вообще никогда не заводили серьезной беседы, не пытались вместе обсудить что-нибудь, вникнуть во что-нибудь серьезное.
ХЕЛЬМЕР. Ну, милочка Нора, разве это было по твоей части?
НОРА. Вот мы и добрались до сути. Ты никогда не понимал меня… Со мной поступали очень несправедливо, Торвальд. Сначала папа, потом ты.
ХЕЛЬМЕР. Что! Мы двое?.. Когда мы оба любили тебя больше, чем кто-либо на свете?
НОРА (качая головой) . Вы никогда меня не любили. Вам только нравилось быть в меня влюбленными.
ХЕЛЬМЕР. Нора, что это за слова?
НОРА. Да, уж так оно и есть, Торвальд. Когда я жила дома, с папой, он выкладывал мне все свои взгляды, и у меня оказывались те же самые; если же у меня оказывались другие, я их скрывала, - ему бы это не понравилось. Он звал меня своей куколкой-дочкой, забавлялся мной, как я своими куклами. Потом я попала к тебе в дом….
ХЕЛЬМЕР. Что за выражение, когда говоришь о нашем браке!
НОРА (невозмутимо) . Я хочу сказать, что я из папиных рук перешла в твои. Ты все устраивал по своему вкусу, и у меня стал твой вкус или я только делала вид, что это так, - не знаю хорошенько. Пожалуй, и то и другое. Иногда бывало так, иногда этак. Как оглянусь теперь назад, мне кажется, я вела здесь самую жалкую жизнь, перебиваясь со дня на день!.. Меня поили, кормили, одевали, а мое дело было развлекать, забавлять тебя, Торвальд. Вот в чем проходила моя жизнь. Ты так устроил. Ты и папа много виноваты передо мной. Ваша вина, что из меня ничего не вышло.
ХЕЛЬМЕР. Нора! Какая нелепость! Какая неблагодарность! Ты ли не была здесь счастлива?
НОРА. Нет, никогда. Я воображала, что была, но на самом деле никогда этого не было.
ХЕЛЬМЕР. Ты не была… не была счастлива!
НОРА. Нет, только весела. И ты был всегда так мил со мной, ласков. Но весь наш дом был только большой детской. Я была здесь твоей куколкой-женой, как дома у папы была папиной куколкой-дочкой. А дети были уж моими куклами. Мне нравилось, что ты играл и забавлялся со мной, как им нравилось, что я играю и забавляюсь с ними. Вот в чем состоял наш брак, Торвальд.
ХЕЛЬМЕР. Тут есть, пожалуй, доля правды, как это ни преувеличенно и ни выспренне. Но теперь у нас все пойдет по-другому. Время забав прошло! Пора взяться за воспитание.
НОРА. За чье? За мое или детей?
ХЕЛЬМЕР. И за твое и за их, дорогая Нора.
НОРА. Ах, Торвальд, не тебе воспитать из меня настоящую жену себе.
ХЕЛЬМЕР. И ты это говоришь?
НОРА. А я… разве я подготовлена воспитывать детей?
ХЕЛЬМЕР. Нора!
НОРА. Не сам ли ты сейчас лишь говорил, что не смеешь доверить мне этой задачи?
ХЕЛЬМЕР. В минуту раздражения. Можно ли обращать на это внимание!
НОРА. Нет, ты рассудил правильно. Эта задача не по мне. Мне надо сначала решить другую задачу. Надо постараться воспитать себя самое. И не у тебя мне искать помощи. Мне надо заняться этим одной. Поэтому я ухожу от тебя.
ХЕЛЬМЕР (вскакивая) . Что ты сказала?
НОРА. Мне надо остаться одной, чтобы разобраться в самой себе и во всем прочем. Потому я и не могу остаться у тебя.
ХЕЛЬМЕР. Нора! Нора!
НОРА. И я уйду сейчас же. Кристина, верно, даст мне ночлег…
ХЕЛЬМЕР. Ты не в своем уме! Кто тебе позволит! Я запрещаю!
НОРА. Теперь напрасно запрещать мне что бы то ни было. Я возьму с собой лишь свое. От тебя ничего не возьму, ни теперь, ни после.
ХЕЛЬМЕР. Что же это за безумие!
НОРА. Завтра я уеду домой… то есть в мой родной город. Там мне будет легче устроиться.
ХЕЛЬМЕР. Ах ты, ослепленное, неопытное созданье!
НОРА. Надо же когда-нибудь набраться опыта, Торвальд.
ХЕЛЬМЕР. Покинуть дом, мужа, детей! И не подумаешь о том, что скажут люди?
НОРА. На это мне нечего обращать внимания. Я знаю только, что мне это необходимо.
ХЕЛЬМЕР. Нет, это возмутительно! Ты способна так пренебречь самыми священными своими обязанностями!
НОРА. Что ты считаешь самыми священными моими обязанностями?
ХЕЛЬМЕР. И это еще нужно говорить тебе? Или у тебя нет обязанностей перед твоим мужем и перед твоими детьми?
НОРА. У меня есть и другие, столь же священные.
ХЕЛЬМЕР. Нет у тебя таких! Какие это?
НОРА. Обязанности перед самой собою.
ХЕЛЬМЕР. Ты прежде всего жена и мать.
НОРА. Я в это больше не верю. Я думаю, что прежде всего я человек, так же как и ты, или, по крайней мере, должна постараться стать человеком. Знаю, что большинство будет на твоей стороне, Торвальд, и что в книгах говорится в этом же роде. Но я не могу больше удовлетворяться тем, что говорит большинство и что говорится в книгах. Мне надо самой подумать об этих вещах и попробовать разобраться в них.
ХЕЛЬМЕР. Как будто твое положение в собственном доме не ясно и без того? Да разве у тебя нет надежного руководства по таким вопросам? Нет религии?
НОРА. Ах, Торвальд, я ведь не знаю хорошенько, что такое религия.
ХЕЛЬМЕР.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18