https://www.dushevoi.ru/products/unitazy/nedorogie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

"Идет съезд партии. Во время съезда внутренняя дисциплина, требующая единства руководства среди членов ЦК, уже не действует, ибо съезд по значению выше. Отчетный доклад сделан, теперь каждый член Президиума ЦК и член ЦК, в том числе и я, имеет право выступить на съезде и изложить свою точку зрения, даже если она не совпадает с точкой зрения отчетного доклада". Я не сказал, что выступлю с сообщением о записке комиссии. Но, видимо, те, кто возражал, поняли, что я могу выступить и изложить свою точку зрения касательно арестов и расстрелов. Сейчас не помню, кто после этого персонально поддержал меня. Думаю, что это были Булганин, Первухин и Сабуров. Не уверен, но думаю, что, возможно, Маленков тоже поддержал меня».
Микоян несколько иначе вспоминает это заседание: «К концу съезда мы решили, чтобы доклад был сделан на заключительном его заседании. Был небольшой спор по этому вопросу. Молотов, Каганович и Ворошилов сделали попытку, чтобы этого доклада вообще не делать. Хрущев и больше всего я активно выступали за то, чтобы этот доклад состоялся. Маленков молчал. Первухин, Булганин и Сабуров поддержали нас… Тогда Никита Сергеевич сделал очень хороший ход, который разоружил противников доклада. Он сказал: "Давайте спросим съезд на закрытом заседании, хочет ли он, чтобы доложили по этому делу, или нет". Это была такая постановка вопроса, что деваться было некуда. Конечно, съезд бы потребовал доклада. Словом, выхода другого не было».
Чувствуя отсутствие поддержки в Президиуме ЦК, Хрущев решил обратиться к съезду и предложить его делегатам свое изложение истории последних десятилетий. Хрущев шел на известный риск, но это было характерно для его натуры. Пытаясь очернить Сталина, память о котором была священной для миллионов советских людей, в том числе и для многих делегатов съезда, Хрущев ставил под угрозу свой авторитет. Поэтому он постарался создать впечатление, будто доклад подготовлен от имени Президиума ЦК. Этому способствовало решение не устраивать прений после доклада. Таким образом, Хрущев мог предотвратить выступления, в которых делегаты сразу бы увидели иные мнения среди членов Президиума, а это могло бы привести ко все более откровенной и резкой критике доклада.
Хрущев придавал большое значение форме, в которой он собирался произнести доклад. Его явно не устроил справочный характер доклада, подготовленного Поспеловым, и наукообразные замечания о культе личности, внесенные Шепиловым. Хрущев решил пренебречь высказанными им же перед съездом мыслями о том, что «на съезде не говорить о терроре. Не быть обывателями, не смаковать». Он решил изложить доклад эмоционально, смакуя истории о беззакониях и снижая уровень повествования до обывательских баек, которыми он впоследствии украшал свои мемуары. Первыми слушателями Хрущева явились стенографистки, которые записывали за ним. Первый эксперимент оказался удачным: стенографистки расплакались, слушая Хрущева.
Помимо выбора эмоциональной формы доклада и создания условий, не допускающих дискуссий по нему, Хрущев постарался найти оптимальное время для его оглашения в ходе съезда. Он решил зачитать доклад на закрытом заседании съезда после того, как состоялось тайное голосование по выборам центральных органов партии, но до официального закрытия съезда, на котором следовало принять заключительные резолюции и огласить результаты выборов. Прекрасно понимая, на какой риск он шел, атакуя Сталина, Хрущев знал, что те, кто оказался бы несогласным с содержанием доклада, голосовал бы против избрания Хрущева и его сторонников в состав ЦК. Поэтому он позаботился о том, чтобы эти люди слушали доклад после своего голосования. В то же время Хрущев рассчитывал, что содержание доклада не вызовет такой реакции у членов и кандидатов ЦК, среди которых должны были быть избраны многие его ставленники. Эти люди должны были поддержать кандидатуру Хрущева в члены Президиума ЦК и на пост Первого секретаря ЦК КПСС в ходе выборов, которые должны были состояться на первом же пленуме ЦК после завершения XX съезда.
Молотов так объяснял причины своего отступления перед Хрущевым на этом заседании: «Я считаю, что при том положении, которое тогда было, если бы мы, даже я выступил с такими взглядами, нас бы легко очень исключили. Это вызвало бы, по крайней мере, в некоторых слоях партии раскол. И раскол мог быть очень глубоким. Вот Тевосян, тогдашний министр черной металлургии, он мне кричал: "Как это так? Как это так?" Он сталинист, да. Тоже самое Юдин, посол в Китае. Вот они двое ко мне приходили на съезде…» «Некоторые, стоящие примерно на такой точке зрения, предъявляют Молотову обвинение: "А чего же вы молчали на XX съезде?"… Вот и получилось, что молчал, значит согласился». Отвечая на замечание Чуева, что доклад Хрущева «перевернул всю политику», Молотов говорил: «Не с него началось… Началось это раньше, конечно. Югославский вопрос был в 1955 году… Я считаю, что уже в югославском вопросе поворот был совершен… А я сделал попытку выступить - все против меня, все, в том числе и те, которые через год-полтора поддержали. Поворот-то был раньше съезда, а поскольку поворот был сделан, Хрущев на XX съезде подобрал такой состав, который орал ему «ура!»»
Аналогичным образом объясняли свое поведение и другие члены Президиума, возражавшие тогда Хрущеву. Отвечая Чуеву на вопрос о причинах своего молчаливого отступления перед Хрущевым, Каганович говорил: «Мы тогда не выступили открыто лишь потому, что не хотели раскола партии». Страх перед расколом партии оказывал мощное психологическое давление на ее членов, особенно тех, кто вступил в нее еще до революции. Созданная в результате раскола РСДРП на две фракции, большевистская, а затем коммунистическая партия долго жила под угрозой повторения раскола внутри ее радов. Вся ранняя история партии представляла рассказ о борьбе против различных оппозиций, платформ и группировок, которые могли довести свое соперничество с центральным руководством до распада партии. Хрущев прекрасно знал об этом и сознательно шантажировал ветеранов партии угрозой раскола КПСС.
Глава 2
МИФ XX СЪЕЗДА
25 февраля, на утреннем закрытом заседании XX съезда КПСС, которое стало его заключительным, Хрущев выступил с докладом «О культе личности и его последствиях». С первых же строк доклада стало ясно, что он содержит не теоретические рассуждения о культе личности, а принципиально новую и сугубо отрицательную оценку Сталина. Хрущев так обосновывал заведомо одностороннюю и негативную характеристику Сталина: «Целью настоящего доклада не является тщательная оценка жизни Сталина. О заслугах Сталина при его жизни уже было написано вполне достаточное количество книг, брошюр и работ». И хотя можно было подумать, что Хрущев не собирался подвергать критике содержание этих «книг, брошюр и работ», из содержания доклада следовало, что все до сих пор опубликованное в СССР о Сталине следует признать ошибочным. Для того чтобы объяснить, почему понятие «культ личности» используется для атаки на Сталина, Хрущев заявлял: «Мы имеем дело с вопросом… о том, как постоянно рос культ личности Сталина, культ, который стал на определенной стадии своего развития источником целого ряда чрезвычайно серьезных и грубых извращений партийных принципов, партийной демократии и партийной законности».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
 магазин сантехники подольск 

 Novogres Prelude