Ансельмо рассмеялся, и остальные, прислушивавшиеся к разговору, тоже рассмеялись — все, кроме Фернандо. Ему было неприятно, что такой грубый разговор завели при женщинах.
— Ну что ж, так и должно быть, — сказал Пабло. — Но у кого все, что нужно, на месте, тот, мне кажется, юбку не надевает.
— Не связывайся с ним, Ingles, — сказал плосколицый, со сломанным носом, которого звали Примитиво. — Он пьян. Лучше расскажи, что у вас разводят, в вашей стране.
— Рогатый скот и овец, — сказал Роберт Джордан. — Хлеба и бобов у нас тоже много. И сахарная свекла есть.
Роберт Джордан, Ансельмо и Фернандо теперь сидели за столом, и остальные придвинулись к ним — все, кроме Пабло, который сидел один перед миской с вином. Подали тушеное мясо, такое же, как накануне, и Роберт Джордан с жадностью накинулся на еду.
— А горы у вас есть? Судя по названию, в такой стране должны быть горы, — вежливо сказал Примитиво, стараясь поддержать разговор. Ему было стыдно за пьяного Пабло.
— Гор много, и есть очень высокие.
— А пастбища хорошие?
— Замечательные! Летние высокогорные пастбища, которые принадлежат государству. А осенью скот перегоняют с гор вниз.
— А земля у вас кому принадлежит — крестьянам?
— Земля большей частью принадлежит тем, кто ее обрабатывает. Сначала она принадлежала государству, но если человек выбирал себе участок и делал заявку, что он будет его обрабатывать, ему давалось право владения на сто пятьдесят гектаров.
— Расскажи, как это делалось, — попросил Агустин. — Такая аграрная реформа мне нравится.
Роберт Джордан объяснил сущность гомстед-акта. Ему никогда не приходило в голову, что это можно счесть аграрной реформой.
— Здорово! — сказал Примитиво. — Значит, у вас в стране коммунизм.
— Нет. У нас республика.
— Я считаю, — сказал Агустин, — что при республике всего можно добиться. По-моему, никакого другого правительства и не надо.
— А крупных собственников у вас нет? — спросил Андрес.
— Есть, и очень много.
— Значит, несправедливости тоже есть.
— Ну, еще бы! Несправедливостей много.
— Но вы с ними боретесь?
— Стараемся, все больше и больше. Но все-таки несправедливостей много.
— А есть у вас большие поместья, которые надо разделить на части?
— Да. Но есть люди, которые думают, что такие поместья сами по себе разобьются на части, если облагать их высоким налогом.
— Как же это?
Подбирая хлебом соус, Роберт Джордан объяснил систему подоходных налогов и налогов на наследство.
— Впрочем, крупные поместья стоят как ни в чем не бывало, — сказал он, — хотя у нас есть еще и поземельный налог.
— Но ведь когда-нибудь крупные собственники и богачи восстанут против таких налогов? По-моему, такие налоги могут вызвать переворот. Недовольные восстанут против правительства, когда поймут, чем это грозит им, вот как у нас сделали фашисты, — сказал Примитиво.
— Очень возможно.
— Тогда вам придется воевать, так же как нам.
— Да, нам придется воевать.
— А много в вашей стране фашистов?
— Много таких, которые еще сами не знают, что они фашисты, но придет время, и им станет это ясно.
— А разве нельзя расправиться с ними, пока они еще не подняли мятеж?
— Нет, — сказал Роберт Джордан. — Расправиться с ними нельзя. Но можно воспитывать людей так, чтобы они боялись фашизма и сумели распознать его, когда он проявится, и выступить на борьбу с ним.
— А знаешь, где нет ни одного фашиста? — спросил Андрес.
— Где?
— В том городе, откуда Пабло, — сказал Андрес и усмехнулся.
— Ты знаешь, что у них там было? — спросил Роберта Джордана Примитиво.
— Да. Я слышал об этом.
— Тебе Пилар рассказывала?
— Да.
— Всего она не могла тебе рассказать, — тяжело выговорил Пабло.
— Тогда ты сам расскажи, — сказала Пилар. — Если я ничего не знаю, расскажи сам.
— Нет, — сказал Пабло. — Я никому об этом не рассказывал.
— Да, — сказала Пилар. — И никогда не расскажешь. И ты дорого бы дал, чтобы этого не было.
— Нет, — сказал Пабло. — Неправда. Если бы повсюду расправились с фашистами, как я расправился, война бы у нас не началась. Но я бы хотел, чтобы все это было сделано по-другому.
— Почему ты так говоришь? — спросил его Примитиво. — Разве ты теперь иначе смотришь на политику?
— Нет. Но там было много зверства, — сказал Пабло. — В те дни я был злой, как зверь.
— А сейчас ты пьяный, — сказала Пилар.
— Да, — сказал Пабло. — С вашего разрешения, я пьяный.
— Зверем ты мне больше нравился, — сказала женщина. — Пьяница — это гаже всего. Вор, когда он не ворует, — человек как человек. Мошенник не станет обманывать своих. Убийца придет домой и вымоет руки. Но пьяница смердит и блюет в собственной постели и сжигает себе все нутро спиртом.
— Ты женщина, и ты ничего не понимаешь, — спокойно сказал Пабло. — Я пьян от вина, и у меня было бы хорошо на душе, если б не люди, которых я убил. Мне горько о них думать. — Он мрачно покачал головой.
— Дайте ему того, что Эль Сордо принес, — сказала Пилар. — Дайте ему, пусть приободрится хоть немного. А то так загрустил, что мочи нет смотреть.
— Если бы я мог вернуть им жизнь, я бы вернул, — сказал Пабло.
— Иди ты, так тебя и так, — сказал Агустин. — Ты где это говоришь?
— Я бы их всех-воскресил, — грустно сказал Пабло. — Всех до единого!
— Заткни глотку! — заорал на него Агустин. — Заткни глотку или убирайся отсюда вон. Ведь ты фашистов убивал!
— Ты меня слышал, — сказал Пабло. — Я бы воскресил их всех.
— А потом пошел бы по водам, как посуху, — сказала Пилар. — В жизни не видела другого такого человека! Вчера в тебе еще было немного мужества. А сегодня ничего не осталось, и на полудохлого котенка не хватит. И он еще радуется собственной мерзости.
— Надо было или всех убить, или никого не убивать. — Пабло мотнул головой. — Всех или никого.
— Слушай, Ingles, — сказал Агустин. — Как это случилось, что ты приехал в Испанию? Не обращай внимания на Пабло. Он пьян.
— Первый раз я приехал двенадцать лет тому назад, хотел изучить страну и язык, — сказал Роберт Джордан. — Я преподаю испанский в университете.
— А ты ничуть не похож на профессора, — сказал Примитиво.
— У него нет бороды, — сказал Пабло. — Вы смотрите, у него нет бороды.
— Ты правда профессор?
— Преподаватель.
— Но ты учишь кого-то?
— Да.
— Но почему испанскому языку? — спросил Андрес. — Ведь ты англичанин, тебе было бы проще учить английскому.
— Он говорит по-испански не хуже нас, — сказал Ансельмо. — Почему же ему не учить других испанскому языку.
— Да. Но все-таки не много ли на себя берет тот иностранец, который учит испанскому языку? — сказал Фернандо. — Я тебя ничем не хочу обидеть, дон Роберто.
— Он не настоящий профессор, — сказал Пабло, очень довольный собой. — У него нет бороды.
— Ведь английский язык ты знаешь лучше, — продолжал Фернандо. — По-моему, учить по-английски тебе было бы и легче и проще.
— Ведь он не испанцев учит, — перебила его Пилар.
— Надеюсь, что не испанцев, — сказал Фернандо.
— Дай договорить, упрямый мул, — сказала ему Пилар. — Он учит испанскому языку американцев. Северных американцев.
— Разве они не говорят по-испански? — спросил Фернандо. — Южные американцы говорят.
— Упрямый мул, — сказала Пилар. — Она учит испанскому языку северных американцев, которые говорят по-английски.
— А все-таки ему легче было бы учить английскому языку, раз он сам говорит по-английски, — сказал Фернандо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124