Рыдали казачки, ковыряя сухую донскую землю. Бережно зашивали ее в платки и одежду, чтобы там, на чужбине, в минуты тоски и тревоги благоговейно, как к святыне, прикоснуться к ней губами.
Игнат Некрасов, выслав вперед дозоры и двинув обоз, подскакал на горячем жеребце к казакам, крикнул:
– Эй, старики! Вы чего ж мешкаете?
– Горька росстань, Игнат, – отозвался один из станичников. – Хоть и не баловала нас жизня на родимой сторонушке, а как помыслишь, что навек ее покидаешь, сердце заходится…
– Ну кто ведает, может, и возвратиться доведется, – попробовал ободрить Некрасов.
– Куда там! – махнул рукой станичник. – Нам более на Дону не бывать, родимой сторонушки не видать… Детям аль внукам нашим привел бы господи дождаться того возврата.
До Кубани добрались беглецы благополучно. Об этом спустя месяц поведал посланный Некрасовым обратно на Дон казак Семен Селиванов. Вскоре он собрал и увел на Кубань еще около тысячи казаков с женами и детьми из Старо-Григорьевской, Есауловской, Кобылинской и Нижне-Чирской станиц.
… Бригадир Шидловский, участвовавший со слободскими полками в походе вышнего командира, писал своему покровителю князю Меншикову:
«Ныне мочно так разуметь, что по Дону может бунт утихнуть, понеже заводчики той Либерии побраны к Москве, а другие казнены, а Некрасов утек. И сего августа двадцать девятого числа пошли мы с полками к реке Северскому Донцу для истребления оной же донской Либерии и для искоренения таких же воров и заводчиков Никиты Голого и Тишки Белгородца и для опустошения по Донцу построенных городков».
Между тем атаман Никита Голый с тремя тысячами казаков из верховых городков и с пешей вольницей, узнав о продвижении на Донец царских войск, перебрался на Дон и стал лагерем под Богучаром. Вышнему командиру гоняться за булавинцами было нелегко. «Зело поход мой труден, – жаловался он царю, – степь вся вызжена, кормов нет, люди и лошади томны». Долгорукий остановился в Острогожске, а под Богучар против Никиты Голого послал полковников фон Делдина и Тевяшова с двухтысячным конным отрядом.
Булавинцы боя не приняли и ушли к расположенному на Дону ниже Богучара, хорошо укрепленному Донецкому городку. Атаман этого городка Микула Колычев находился в старинных приятельских отношениях с Никитой Голым. Казаки Донецкого городка приняли булавинцев как долгожданных гостей. Вышли навстречу, помогли переправиться на бударах через Дон и устроиться «в крепи под горою», куда Колычев доставил несколько пушек. Конница фон Делдина и Тевяшова, отогнанная пушечным и ружейным огнем, возвратилась в Острогожск.
А. в это время к Донецкому городку пристал огромный, на ста бударах, речной караван с провиантом. Караван следовал из Коротояка в Азов, сопровождаемый солдатским тысячным полком под начальством полковника Ильи Бильса.
Атаманы Микула Колычев и Никита Голый с несколькими товарищами явились на будару к полковнику, вежливо с ним повидались и сказали:
– Стоят-де близ Донецкого воровские калмыки, и надо отбить у них русский ясырь, не даст ли господин полковник донецким казакам бочку пороха?
Бильс, полагая, что гости принадлежат к благонамеренному станичному начальству, принял их весьма учтиво, попотчевал вином, отпустил охотно бочку пороха и, в свою очередь, попросил:
– А вы бы, господа станичники, дали мне провожатых, коим сии речные мелководные места знаемы, дабы не посадить на мель будары…
Атаманы полковника уважили, проводников дали. Бильс повел свой караван вниз по Дону. Конные казаки Никиты Голого шли берегом.
Прошел час. Неожиданно поднялся сильный ветер. Несколько будар разбило на донской излучине. Никита Голый начал кричать полковнику, чтоб приставал к берегу. Бильс, опять ничего не подозревая, приказал повернуть караван.
Казаки бросились на офицеров и солдат, быстро их обезоружили. Полковника и главных его помощников утопили. Взяли несколько пушек, большой запас снарядов и пороха, ружей и пищалей. Государеву денежную казну, запрятанную в двух бочках, и офицерские пожитки тут же по своему обычаю раздуванили. Большая часть захваченных солдат присоединилась к казакам.
Весть о победе булавинцев быстро разнеслась по донским, донецким и хоперским станицам, разоренные казаки верховых городков и голутвенный люд ободрились.
Долгорукому вскоре донесли, что к атаману Никите Голому двигаются сухим и водным путем толпы конных и пеших из Микулинской, Решетовской, Вешенской, Тишанской и других станиц. А в Казанском донском городке «многие казаки и бурлаки говорят, что им, собрався, идти на самого князя Долгорукого или как он придет в Донецкой умереть им всем заодно, а Голого не выдать». А в Донецком городке, когда читали в кругу указ о поимке атамана Никиты Голого, казаки кричали, что «Голого и иных никого не выдадут, потому что и Булавин-де потерян напрасно, и идти бы им на князя Долгорукого».
Вышний командир, недавно уверявший царя, будто «по Дону и Донцу все смирно», понял, что поступил опрометчиво и, по сути дела, ввел Петра в заблуждение.
Хладнокровный и мстительный царедворец успел сжечь все казацкие городки по Айдару и верхнему течению Донца, а также десятки донских городков, порешив при этом разными способами около тридцати тысяч жителей этих городков и пришлой голытьбы. Но народа он не смирил, народ продолжал бороться. Одержанная булавинцами победа над полковником Бильсом и вновь начавшийся сбор голутвенных наталкивали вышнего командира на печальные размышления. Донской бунт не окончился, а лишь затих, подобно тому, как затихает бушующее пламя костра, оставляя жар под слоем пепла. Достаточно малейшего ветерка – и огонь опять вспыхнет.
А Петр между тем, уразумев из донесений вышнего командира, что «донская Либерия окончилась, потребовал спешного возвращения войск с Дона. Шведы начали наступление, 16 сентября их передовые части вошли в пределы Украины. Дорог был каждый солдатский батальон!
Долгорукий выполнить царского приказа, вызванного его собственным легкомыслием, никак не мог. Известив Петра о нападении Голого на провиантский речной караван, Долгорукий далее писал:
«Получил я указ Вашего Величества… Ежели бы я дело свое на Дону окончил, тогда б оставил на Воронеже столько, сколько из моих полков надобно, а с остальными полками шел бы я к Москве не мешкая. И по вышеписанному случаю, за воровством Голого, к Москве идти опасен от Вашего Величества гневу».
Долгорукий с несколькими конными полками, общей численностью четыре тысячи двести человек, и с легкими пушками двинулся к Донецкому городку. Никиты Голого и Микулы Колычева там не было, они с войском ушли в станицу Решетовскую. Донецкий городок обороняли брат атамана Никита Колычев и есаул Тимофей Щербак, под начальством которых находилась тысяча казаков и бурлаков. Они упорно защищались, но силы были неравны. Долгорукий взял и сжег городок. Все защитники погибли. Никиту Колычева и Тимофея Щербака четвертовали, сто пятьдесят человек повесили, остальных порубили в бою.
После этой расправы вышний командир подошел к станице Решетовской. Никите Голому не удалось, как он рассчитывал, избежать боя и перебраться на Хопер. Конница Долгорукого ворвалась в станицу и, выбив отсюда конных казаков и пешую вольницу, погнала их к Дону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Игнат Некрасов, выслав вперед дозоры и двинув обоз, подскакал на горячем жеребце к казакам, крикнул:
– Эй, старики! Вы чего ж мешкаете?
– Горька росстань, Игнат, – отозвался один из станичников. – Хоть и не баловала нас жизня на родимой сторонушке, а как помыслишь, что навек ее покидаешь, сердце заходится…
– Ну кто ведает, может, и возвратиться доведется, – попробовал ободрить Некрасов.
– Куда там! – махнул рукой станичник. – Нам более на Дону не бывать, родимой сторонушки не видать… Детям аль внукам нашим привел бы господи дождаться того возврата.
До Кубани добрались беглецы благополучно. Об этом спустя месяц поведал посланный Некрасовым обратно на Дон казак Семен Селиванов. Вскоре он собрал и увел на Кубань еще около тысячи казаков с женами и детьми из Старо-Григорьевской, Есауловской, Кобылинской и Нижне-Чирской станиц.
… Бригадир Шидловский, участвовавший со слободскими полками в походе вышнего командира, писал своему покровителю князю Меншикову:
«Ныне мочно так разуметь, что по Дону может бунт утихнуть, понеже заводчики той Либерии побраны к Москве, а другие казнены, а Некрасов утек. И сего августа двадцать девятого числа пошли мы с полками к реке Северскому Донцу для истребления оной же донской Либерии и для искоренения таких же воров и заводчиков Никиты Голого и Тишки Белгородца и для опустошения по Донцу построенных городков».
Между тем атаман Никита Голый с тремя тысячами казаков из верховых городков и с пешей вольницей, узнав о продвижении на Донец царских войск, перебрался на Дон и стал лагерем под Богучаром. Вышнему командиру гоняться за булавинцами было нелегко. «Зело поход мой труден, – жаловался он царю, – степь вся вызжена, кормов нет, люди и лошади томны». Долгорукий остановился в Острогожске, а под Богучар против Никиты Голого послал полковников фон Делдина и Тевяшова с двухтысячным конным отрядом.
Булавинцы боя не приняли и ушли к расположенному на Дону ниже Богучара, хорошо укрепленному Донецкому городку. Атаман этого городка Микула Колычев находился в старинных приятельских отношениях с Никитой Голым. Казаки Донецкого городка приняли булавинцев как долгожданных гостей. Вышли навстречу, помогли переправиться на бударах через Дон и устроиться «в крепи под горою», куда Колычев доставил несколько пушек. Конница фон Делдина и Тевяшова, отогнанная пушечным и ружейным огнем, возвратилась в Острогожск.
А. в это время к Донецкому городку пристал огромный, на ста бударах, речной караван с провиантом. Караван следовал из Коротояка в Азов, сопровождаемый солдатским тысячным полком под начальством полковника Ильи Бильса.
Атаманы Микула Колычев и Никита Голый с несколькими товарищами явились на будару к полковнику, вежливо с ним повидались и сказали:
– Стоят-де близ Донецкого воровские калмыки, и надо отбить у них русский ясырь, не даст ли господин полковник донецким казакам бочку пороха?
Бильс, полагая, что гости принадлежат к благонамеренному станичному начальству, принял их весьма учтиво, попотчевал вином, отпустил охотно бочку пороха и, в свою очередь, попросил:
– А вы бы, господа станичники, дали мне провожатых, коим сии речные мелководные места знаемы, дабы не посадить на мель будары…
Атаманы полковника уважили, проводников дали. Бильс повел свой караван вниз по Дону. Конные казаки Никиты Голого шли берегом.
Прошел час. Неожиданно поднялся сильный ветер. Несколько будар разбило на донской излучине. Никита Голый начал кричать полковнику, чтоб приставал к берегу. Бильс, опять ничего не подозревая, приказал повернуть караван.
Казаки бросились на офицеров и солдат, быстро их обезоружили. Полковника и главных его помощников утопили. Взяли несколько пушек, большой запас снарядов и пороха, ружей и пищалей. Государеву денежную казну, запрятанную в двух бочках, и офицерские пожитки тут же по своему обычаю раздуванили. Большая часть захваченных солдат присоединилась к казакам.
Весть о победе булавинцев быстро разнеслась по донским, донецким и хоперским станицам, разоренные казаки верховых городков и голутвенный люд ободрились.
Долгорукому вскоре донесли, что к атаману Никите Голому двигаются сухим и водным путем толпы конных и пеших из Микулинской, Решетовской, Вешенской, Тишанской и других станиц. А в Казанском донском городке «многие казаки и бурлаки говорят, что им, собрався, идти на самого князя Долгорукого или как он придет в Донецкой умереть им всем заодно, а Голого не выдать». А в Донецком городке, когда читали в кругу указ о поимке атамана Никиты Голого, казаки кричали, что «Голого и иных никого не выдадут, потому что и Булавин-де потерян напрасно, и идти бы им на князя Долгорукого».
Вышний командир, недавно уверявший царя, будто «по Дону и Донцу все смирно», понял, что поступил опрометчиво и, по сути дела, ввел Петра в заблуждение.
Хладнокровный и мстительный царедворец успел сжечь все казацкие городки по Айдару и верхнему течению Донца, а также десятки донских городков, порешив при этом разными способами около тридцати тысяч жителей этих городков и пришлой голытьбы. Но народа он не смирил, народ продолжал бороться. Одержанная булавинцами победа над полковником Бильсом и вновь начавшийся сбор голутвенных наталкивали вышнего командира на печальные размышления. Донской бунт не окончился, а лишь затих, подобно тому, как затихает бушующее пламя костра, оставляя жар под слоем пепла. Достаточно малейшего ветерка – и огонь опять вспыхнет.
А Петр между тем, уразумев из донесений вышнего командира, что «донская Либерия окончилась, потребовал спешного возвращения войск с Дона. Шведы начали наступление, 16 сентября их передовые части вошли в пределы Украины. Дорог был каждый солдатский батальон!
Долгорукий выполнить царского приказа, вызванного его собственным легкомыслием, никак не мог. Известив Петра о нападении Голого на провиантский речной караван, Долгорукий далее писал:
«Получил я указ Вашего Величества… Ежели бы я дело свое на Дону окончил, тогда б оставил на Воронеже столько, сколько из моих полков надобно, а с остальными полками шел бы я к Москве не мешкая. И по вышеписанному случаю, за воровством Голого, к Москве идти опасен от Вашего Величества гневу».
Долгорукий с несколькими конными полками, общей численностью четыре тысячи двести человек, и с легкими пушками двинулся к Донецкому городку. Никиты Голого и Микулы Колычева там не было, они с войском ушли в станицу Решетовскую. Донецкий городок обороняли брат атамана Никита Колычев и есаул Тимофей Щербак, под начальством которых находилась тысяча казаков и бурлаков. Они упорно защищались, но силы были неравны. Долгорукий взял и сжег городок. Все защитники погибли. Никиту Колычева и Тимофея Щербака четвертовали, сто пятьдесят человек повесили, остальных порубили в бою.
После этой расправы вышний командир подошел к станице Решетовской. Никите Голому не удалось, как он рассчитывал, избежать боя и перебраться на Хопер. Конница Долгорукого ворвалась в станицу и, выбив отсюда конных казаков и пешую вольницу, погнала их к Дону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46