— Савватей Пахомоыч, — чуть замявшись, ответил Дубов. Именно таким именем-отчеством он пользовался в прошлом году в Новой Мангазее
— И вы, почтенный Савватей Пахомыч, не очень доверяя нашим государственным сыскарям, собираетесь сами доискаться до истины?
Василий чуть заметно вздрогнул — старый священник словно читал его мысли.
— Напрасно, сын мой, напрасно, — чуть возвысил голос отец Иоиль, как показалось Дубову — нарочно для неприметного господина в неприметном кафтане, вдруг оказавшегося по другую сторону колонны. — Никто не сомневается, что злодеи будут найдены и наказаны со всей строгостью, — назидательно продолжал отец Иоиль. — Только что перед вами тут побывал Государь, он отдал последний долг покойному и сказал, что самолично проследит за ходом расследования.
— Ну, коли сам Государь... — развел руками Василий.
— Вы знаете, Савватей Пахомыч, наш Государь очень близко принял к сердцу то, что произошло с отцом Александром, — уже тише продолжал отец Иоиль. — Он даже предложил нашему церковному руководству подумать о том, чтобы сопричислить отца Александра к сонму Святых Великомучеников.
Василий кивнул, как бы принимая сказанное к сведению.
Видимо, решив, что больше ничего толкового не услышит, неприметный господин отошел от колонны. Василий уже хотел было задать отцу Иоилю какой-то вопрос по существу дела, но тут в храм буквально влетел человек в кафтане стрельца и, подскочив к высшему церковному руководству, что-то стал говорить, размахивая руками совсем неподобающе времени и месту.
— Это наш Святейший Патриарх Евлогий, — пояснил отец Иоиль. — Господи, что там еще стряслось?
Выслушав беспокойного стрельца, Евлогий поднял руку, и отпевальный хор смолк.
— Право же, и не знаю как об этом объявить, — растерянно заговорил Патриарх, — но и скрывать не имею права. Только что мне сообщили, что... В общем, врагам Бога и людей показалось мало зверски убить пастыря, так они еще и разрушили Храм Всех Святых на Сорочьей. Пожалуйста, продолжайте, — обратился он к священнику, отпевавшему отца Александра, — а я должен отбыть на место злодеяния.
Сказав это, Евлогий и другие иерархи чинно потянулись к выходу.
— Это что-то немыслимое, — смертельно побледнев, прошептал отец Иоиль. — А я там всю жизнь прослужил...
«Надя!» — мелькнуло в голове Василия. Он прекрасно понимал, что раньше или позже Чаликова неминуемо окажется на Сорочьей улице.
— Я должен идти туда, — твердо заявил Василий. — Отец Иоиль, вы не подскажете, как отсюда скорее попасть на Сорочью?
— Пойдемте вместе, — ответил священник.
Однако почти на выходе Василий услышал позади себя голос, показавшийся ему знакомым:
— Господин Дубов?
Василий вздрогнул, но поняв, что уже этим наполовину выдал себя, непринужденно обернулся. Перед ним стоял купец Кустодьев.
— Ах, простите, обознался. Что поделаешь — плохая память на лица. Но со спины — вылитый Василий Николаич. И голос, как у него...
Боковым зрением Василий заметил, как отец Иоиль скромно отошел в сторонку, будто бы разглядывая икону слева от входа.
«Неужели мазь не сработала?» — забеспокоился Дубов. Он вынул из внутреннего кармана зеркальце, позаимствованное у Нади, и украдкой погляделся — нет, лицо было «не свое».
— Ну, раз вы не Дубов, то извините, — проговорил Кустодьев.
— Нет, отчего же, — решился Василий. — Вы отнюдь не обознались, любезнейший господин Кустодьев. Я действительно Дубов, хотя... Ну, вы понимаете.
— Понимаю, понимаю, — понимающе понизил голос почтенный купец. — Я бы и не стал с вами заговаривать, кабы не имел к вам весточки от некоей известной вам особы...
— Надеюсь, все в порядке? — тихо спросил Дубов.
— Ну, разумеется, — кивнул купец. — Известная вам особа благополучно достигла Замошья и просила передать вам, любезный Василий Николаич, благодарность и привет... Но я вас, кажется, задерживаю? — спохватился Кустодьев. И резко погрустнел: — Я ведь тоже знавал отца Александра, хоть и не так близко. А когда моя Федосья Никитична услышала о том, что произошло, то сознание потеряла, и даже теперь еще не совсем здорова...
«Ну, хотя бы с боярином Андреем все в порядке», подумал Василий.
Тепло попрощавшись с купцом Кустодьевым, он догнал отца Иоиля.
— Ну, идемте, что ли? — проговорил священник. — Я знаю самый близкий путь, так что доберемся скоро.
Некоторое время они шли молча, думая каждый о своем, а может быть — и об одном общем.
— А я почти сразу подумал, что вы — Василий Дубов, — вдруг сказал отец Иоиль.
Дубов промолчал.
— При последней встрече отец Александр упоминал ваше имя, — пояснил отец Иоиль. — Он сказал, что вам я могу доверять, как ему.
Дубов признательно кивнул и чуть замедлил шаг — он чувствовал, что пожилой священник с трудом за ним поспевает.
* * *
В царскую рабочую горницу Надежда вошла в сопровождении статного чернобородого дьяка, который был не то распорядителем, не то помощником царя еще при Дормидонте. Для себя Надя звала его «Дворецкий Бэрримор».
— Госпожа Чаликова, постарайтесь долго не задерживать нашего Государя, — перед самым входом попросил «Бэрримор». — Он сегодня очень занят. — И доверительно добавил: — Вообще-то Государь нынче не совсем в духе. Я бы на вашем месте, сударыня, передал просьбу в письменном виде... Ну, как хотите.
— Благодарю вас, — еле выдавила из себя Надя. Теперь ее волновало одно — удастся ли хоть на краткий миг остаться с Путятой наедине.
Царь сидел за столом, прикрыв глаза, и Надежда на миг увидела в нем не средоточие зла и всех пороков, а просто бесконечно усталого и замотанного человека.
— А-а, госпожа Чаликова! — вдруг очнулся Путята. — Рад, весьма рад еще раз вас видеть. Как я понял, вы желаете что-то мне лично сообщить?
— Д-да, — пролепетала Надя, явно не готовая к столь радушному приему. — И хотелось бы наедине...
— Оставь нас, — велел царь чернобородому дьяку. Тот молча повиновался, а Надя подивилась, как все неправдоподобно удачно складывается.
— Ну что ж, прошу вас, — пригласил Путята.
На еле гнущихся ногах Надежда подошла к столу, опустила сумку на пол.
— Извините, Государь, я очень волнуюсь, — проговорила Надя, отстегивая дрожащими пальцами пряжку на сумке.
— А вы не волнуйтесь, сударыня Надежда, — обаятельно улыбнулся царь. — Я же вроде бы не кусаюсь.
— Да-да, конечно, — чуть глуповато промолвила Надежда. И вдруг волнение куда-то улетучилось, уступив место решимости и какому-то холодному расчету. Чаликова резко выхватила из сумки кинжал с еще не смытой кровью и столь же резко, хоть и неумело, замахнулась...
— Ну куда ты, девушка, прешь?! — раздался у нее над ухом грубоватый голос. — Лишку хватила, что ли?
Надя очнулась — она шла по улице и, если бы ее не окликнули, то миг спустя стукнулась бы лбом о зад кареты, стоявшей на обочине.
— Скажите, где я? — спросила Чаликова у прохожего, который спас ее от верной ссадины или даже шишки.
— А куда вы идете — может, я подскажу? — откликнулся прохожий.
«Если скажу, что иду в царский терем, то не станет ли он расспрашивать, что я там потеряла, — мелькнуло в голове у Нади. — А вдруг он вообще из „тех“...»
— Видите ли, сударь, я не здешняя, — стала объяснять Чаликова, — а моя подруга живет на улице... Ой, забыла название. Помню, что неподалеку от царского терема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142