Третий колледж – самый старый, четвертый прославился научными открытиями, пятый – спортивными рекордами, шестой – самой красивой часовней, седьмой – уж не знаю чем, и так как их не меньше пятнадцати, я их все спутал. Вижу только прямоугольные замки, подобные крепостям, огромные дворы, где бегают студенты в черных мантиях и четырехугольных беретах с кисточкой, у каждого из них по две – по три комнаты в замковых крыльях; вижу средневековую часовню, выпотрошенную протестантизмом, актовые залы с помостом для masters и fellows и потемневшие портреты почтенных earls, государственных деятелей и поэтов, которые здесь учились; вижу прославленные backs, то есть задние фасады колледжей над речкою Кэм, через которую переброшены мостики в столетние парки; плыву по приветливой речке между backs и парками и думаю о наших студентах, об их тощих желудках и сапогах, стоптанных от беготни по урокам. Кланяюсь тебе в пояс, Кембридж, потому что я удостоился здесь чести отобедать на помосте среди ученых masters в таком громадном и таком старинном зале, что мне казалось, будто я вижу сон. Жму тебе обе руки, Кембридж, за удовольствие поесть из глиняных горшков в «Полумесяце» вместе с masters, студентами и другой молодежью; мне было хорошо среди них. И видел я еще газоны, по которым имеют право ходить только masters, но ни в коем случае не undergraduates, и лестницу, на которой имеют право играть в мяч только graduates, но не студенты; видел профессоров в кроличьих мехах и в красных, как лангуст, мантиях; видел, как graduates становились на колени и целовали руку вице-канцлеру; из всех этих чудес мне удалось нарисовать только одного почтенного пробста колледжа, угостившего меня стаканчиком шерри, которое было ровесником по крайней мере Питту Старшему.
Потом уже на память я нарисовал кембриджские колледжи так, как они мне снились несколько раз; на самом деле они еще больше и красивее.
Иногда мне снится и кембриджский кролик. Ему дали вдохнуть какой-то газ и хотели узнать, как отнесется к этому кроличья селезенка. Я видел, как он умирал, прерывисто дыша и выпучив глаза. Теперь он является мне по ночам; упокой, Господи, его ушастую душу.

Что мне сказать теперь плохого об Оксфорде? Я не могу похвалить Оксфорд, если хвалю Кембридж, и моя дружба с Кембриджем обязывает меня метать громы и молнии на гордый Оксфорд. А мне там, к сожалению, понравилось: колледжи там еще больше и, вероятно, еще старше, там живописные тихие парки, галереи с портретами не менее знаменитых предков, залы для банкетов, памятники и почтенные педели. Но вся эта пышность и традиции существуют не для всякого: по-видимому, колледжи ставят себе целью воспитывать не ученых специалистов, а джентльменов. Представьте себе, что наши студенты обедают по меньшей мере в Вальдштейнском зале, едят на тяжелом старинном серебре, что их обслуживают ливрейные лакеи, а к экзаменам их подготовляют домашние профессора в аудиториях, обставленных всякого рода креслами и кушетками, представьте себе… Впрочем, нет, ребята, лучше не думайте об этом!
Путешественник осматривает соборы
Соборные города – это маленькие городишки с огромными кафедральными соборами, где совершаются бесконечно долгие богослужения, причем церковный сторож подходит к туристу и велит сесть на скамью и слушать, как поет хор, а не глазеть на потолок и колонны. Таково обыкновение сторожей в Эли, Линкольне, Йорке и Дэрхеме; что делается в других местах, не знаю, потому что больше нигде не был. Я прослушал невероятное множество литаний, псалмов, гимнов и песнопений, причем заметил, что в английских соборах перекрытия обычно деревянные, вследствие чего в английской церковной архитектуре не развилась опорная система континентальной готики и вертикальные устои имеют вид сложной системы труб; убедился, что протестантские церковные сторожа черствее душой, чем католические, но так же падки на чаевые, как и сторожа итальянские, только, как джентльменам, им надо давать больше; и, наконец, я увидал, что реформация, посбивав головы статуям и изгнав из церковных стен иконы и прочие языческие идолы, поступила по-свински. Из-за этого английские соборы голы и странны, словно нежилые дома. А еще безобразнее то, что закрытые хоры для священника, служек и избранных прихожан расположены посредине главного нефа, прочие же смертные сидят внизу и ничего не видят, кроме более или менее украшенных резьбой перил хоров и задней стенки органа. Таким образом, главный неф основательно изуродован, единое цельное пространство разрезано пополам. Ничего нелепее я никогда не видал. И так как на хорах все еще что-то поют, то надо встать и убраться отсюда.

Эли, Эли, lama sabachtani! Подвел еси меня, Эли, мертвый город у подножия романского собора, когда я, утомленный и жаждущий, в пять часов пополудни стучался в двери чайных и трактиров, пивных, табачных киосков и писчебумажных магазинов и не открыли мне. В пять часов пополудни Эли спит; к сожалению, у меня не было времени исследовать, что делается в Эли в три часа пополудни или в десять часов утра, – вероятно, там вообще всегда спят. Я уселся в общественном парке среди коровьих лепешек и полюбовался почтенным собором, воздвигнутым здесь во славу Божию. Галки, летающие вокруг колокольни, – это, вероятно, души сторожей, при жизни путавших людей в церкви.
Линкольн лепится на холме, у него есть замок и собор и что-то оставшееся еще от римлян – забыл, что именно. Собор мрачный и красивый, и там отправляют какие-то службы для трех сторожей, которые неприязненно караулят меня. Что я могу поделать? Прощайте, церковные сторожа, поеду осматривать Йорк.
В Йорке собор еще красивее; хотел было осмотреть его, да церковный сторож сказал, чтоб я оставил эту затею – через минуту начнется служба. И я пошел пройтись по городскому валу и оттуда нарисовал Йоркский собор, несмотря на то, что в нем шло богослужение; вероятно, за это я попаду в англиканское пекло. Вокруг раскинулся чудесный Йоркшир, край раскормленных коров и знаменитых свиней, центр всех английских окороков и свиного сала; улицы в Йорке старинные и красивые, фронтоны домов выступают вперед, а балки почернели. Я многое мог бы порассказать о делах и днях Йорка, но нужно ехать в Дэрхем.

Собор в Дэрхеме очень старый и высится на крутой скале. В соборе совершаются богослужения с проповедью, пением и церковными сторожами; тем не менее я увидел гробницу Бэды Достопочтенного, кряжистые колонны, сводчатые коридоры и экскурсию хорошеньких американок. Колонны покрыты глубокими бороздами, создающими особенное, почти полифоническое впечатление. Кроме того, есть еще в Дэрхеме гробница св. Кэтберта, старинный замок и старинные каменные домики. Хорошенький городок раскинулся на холмах, и больше я о нем ничего не знаю. Итак, английская церковная архитектура в целом не столь живописна и не столь пластична, как на континенте. С тех пор как бриттам, еще до норманского нашествия, удалось построить огромные церковные нефы с деревянными перекрытиями, они и в средние века остались им верны – очевидно, в силу извечной консервативности. Английские церкви – это просторнейшие залы с широкими окнами, без сводов и без массивной системы опорных устоев, арок, чаш и тому подобных пластических побрякушек. Церкви имеют по две четырехгранные башни над порталом и одну над алтарем, статуи изгнаны реформацией, остались лишь скудные скульптурные украшения, внутреннее пространство изуродовано хорами и органом, а общее впечатление сильно портит присутствие церковных сторожей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42