Ла!
Корнель. Ала!
Петр. Стоп! Это была бы сонная артерия, Корнель! Ты убит.
Корнель. Ранен, но продолжаю бой. До последнего издыхания. Ала!
Тони (кричит). Перестаньте!
Петр. Сейчас, Тони, сейчас. Пешка идет в атаку! А! А! Старый мир рушится!
Корнель. Finite![ Кончено (итал.). ] Это удар прямо тебе в сердце, Петр. (Опускает рапиру.)
Петр (салютует рапирой). Благодарю вас, я убит,
Кор не ль (салютуя в ответ). Мне очень жаль..,
Петр. Да, я убит, но тысячи черных пешек станут на мое место. Ура, товарищи!..
Входит Мать и останавливается на пороге.
Мать. Дети, дети, что вы тут опять затеяли?
Петр. Ничего, мамочка. (Поспешно вешает рапиру на стену.) Просто Корнель меня только что убил. Попал прямо в сердце. (Кладет шлем на место.)
Корнель (вешает рапиру). А Петр зато проткнул мне глотку, мамочка. Тоже серьезная рана. (Кладет каску на место.)
Мать. Вечно эта двойня затевает драку. Посмотрите, шалопаи, что вы тут опять натворили! И непременно в отцовском кабинете...
Петр. Мы сейчас приведем все в порядок, мама. Ты не беспокойся. Ну-ка, Корнель!
Оба наспех наводят порядок, поднимают упавшие столик, стулья и т. п.
Мать. Бросьте вы! Знаю я ваш порядок! Одно горе!
Корнель (стоя на четвереньках, разглаживает ковер). Сейчас все будет в самом лучшем виде, мама! Пусти, Петр!
Петр (тоже на четвереньках, отталкивает его), Нет, ты пусти!
Вдруг Петр и Корнель обхватывают друг друга руками и начинают кататься по полу.
Я положу тебя на обе лопатки!
Корнель (тяжело дыша). Попробуй!
Петр. Сейчас увидишь! (Катаются по всей комнате.)
Мать. Да будет вам! Вы тут когда-нибудь на самом деле все переколотите! Постыдились бы, такие взрослые!.. Что о вас подумает Тони?
Петр (отпускает Корнеля). Пойди сюда, Тони, я тебя тоже научу.
Тони. Не пойду!
Мать. Оставьте Тони в покое. И чтоб духу вашего здесь больше не было! Тони, из-за чего это они?
Тони. Петр не хотел пойти на дэ пять.
Корнель (подбирает с пола шахматные фигуры). Понимаешь, мама, это папин ход. Я только вступился за семейную традицию.
Петр. Это неправда, мама. Задача допускала два решения.
Корнель (расставляет фигуры на шахматной доске). Так почему же не разыграть ее, как папа?
Петр. А почему не иначе? В наши дни папа, может быть, тоже разыграл бы ее, как я.
Мать. Тихо! Довольно спорить, и марш отсюда! Тут после вас нужна основательная уборка. Уж эти мне мужчины!
Корнель. Мы тебе поможем, мама!
Мать. О да, конечно! Хороши помощники! Да вы представления не имеете, что такое порядок!
Корнель. Поставить вещи так, как они стояли.
Петр. Поставить вещи так, как они должны стоять.
Мать. Да нет же!.. Поставить вещи так, чтобы им было хорошо. Но только вы, мужчины, ничего в этом не понимаете. Ну-ка, оба, живо: марш отсюда!
Корнель. Пойдем в сад, постреляем из той винтовки.
Петр. Ладно. На сто шагов - в бутылку.
Мать. Им лишь бы что-нибудь расколотить!
Корнель. Тони, ты не пойдешь? (Берет со стойки винтовку, которую принес в начале действия.) Мать. Нет уж, Тони не любит вашей стрельбы. Правда, Тони?
Петр. Я знаю, Тони боится.
Мать. Вовсе не боится. Вы его не понимаете. Он просто не такой, как вы, вот и все.
Корнель. Каждый из нас, мама, не такой, как другие.
Мать. Меньше, чем. вы думаете. Ну, пошли, пошли, сорванцы!
Корнель (целует ее в лоб). Ты больше не сердишься?
Петр (целует ее в щеку). Где уж мамочке сердиться! Она, бедная, привыкла...
Мать. Вы не знаете, где Иржи?
Кор нель. Иржи? Да, в самом деле, куда он девался? Ты не знаешь, Тони?
Тони. Кажется... кажется, у него какое-то свидание.
Мать. С кем?
Петр. Разве он скажет?.. Может быть, с какой-нибудь прекрасной незнакомкой.
Оба старших брата, толкая друг друга, стараются поскорее протиснуться в дверь.
Мать. А тебе что нужно было здесь, Тони?
Тони. Ничего. Я просто так... Читал...
Мать. Что-нибудь из папиных книг?
Тони. Да, записки одного путешественника.
Мать. Опять эти далекие страны... Не к чему тебе это, Тони! Ты ведь никогда не будешь путешественником, правда? (Ходит по комнате и не спеша приводит все в порядок.)
Тони. Наверно, не буду. Но, знаешь, я так живо представляю себе...
М'ать. Что, например?
Тони. Разное... Степь, высокие травы, и вдруг промчится стадо антилоп... Знаешь, мама, я просто не понимаю, как можно стрелять в животных...
Мать. Папа стрелял... Но ты, наверно, будешь другим. (Обнимает его за шею.) Я бы хотела только одного: чтобы ты всегда был такой, как сейчас. Кто-нибудь должен же оставаться дома, Тони! А то ведь ни у кого на свете не было бы своего дома... (Целует его.) Ну, иди пока, мне надо еще кое-что сделать...
Тони уходит.
(Продолжает бесшумно прибирать в комнате.) Тонн будет другим. Тони должен быть другим. (Останавливается перед портретом отца и смотрит на него. Потом пожимает плечами, подходит к окнам и задергивает тяжелые занавеси.)
В комнате становится полутемно.
(Возвращается к портрету отца и зажигает стоячую лампу на столике перед ним.) Ну, зачем ты их все время тянешь сюда? Ты же знаешь, Рихард, что я этого не люблю. Даже Тони - родился после твссл смерти, никогда тебя не видел, а только улучит минутку, сейчас же сюда забирается. Ну, зачем ты это делаешь? Я тоже хочу, чтобы мои дети принадлежали мне! Не хочу, чтобы они все время тянулись за тобою!
Отец (медленно выходит из темного угла; он одет в ту же форму, что и на портрете). Я вовсе не тяну их сюда, дорогая. Это они сами. Понимаешь, они с детства не знали лучших игрушек, чем весь этот хлам... Так что это понятно.
Мать (нисколько не удивленная появлением отца, спокойно оборачивается к нему). Ну да, ты всегда так говоришь, мой милый. Но теперь они как будто уже слишком взрослые для твоих игрушек, а все-таки вечно торчат здесь!
Отец. Что ж! Воспоминания детства. Да ты могла бы давным-давно выбросить все это барахло. Кому оно нужно?
Мать. Что ты! Выбросить! Ведь это память о тебе! Нет, нет, Рихард, я имею право на эти вещи и держу их здесь для самой себя. Они - это ты. (Садится в кресло.) Но, знаешь, всякий раз, как здесь побывают мальчики, после них в воздухе что-то остается... что-ю такое, .как будто ты сам был здесь. Ты сам.
Отец (садится верхом ни стул). Это просто запах табака, душенька.
Мать. Табака и жизни. Ты не можешь себе представить, что со мной делается в такие минуты. Стоит мне только закрыть глаза, и я страшно остро ошущаю: здесь был Рихард... Рихард... Рихард... Ты наполняешь здесь все, здесь можно дышать тобою. Нет, не говори: этот хлам здесь ни при чем. Это ты, ты... А мальчиков ты все-таки портишь, Рихард.
Отец. Да что ты, милая, выбрось это из головы! Ну, скажи, пожалуйста, как я могу их портить? Если человек в один прекрасный день... Кстати, сколько прошло уже лет?
Мать. Ты должен сам знать. Семнадцать.
Отец. Уже? Так вот, видишь ли, если человек в один прекрасный день распрощался с жизнью и c тех пор прошло семнадцать лет, то от него остается очень, очень мало. И с каждым днем все меньше и меньше. Я уже ни на что не годен, мой друг. Разве на то лишь, чтобы в память обо мне всю эту ветошь обтирали пыльной тряпкой.
Мать. Все равно, ты их притягиваешь. Оттого они сюда и лезут. Ведь это так много для мальчишек: отец - воин, отец - герой. Я вижу, как это их чарует. И всегда чаровало.
Отец. Не надо было, деточка, рассказывать им обо мне. Это твоя ошибка.
Мать. Не надо было рассказывать! Как ты можешь так говорить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10