Недавно он зашел к Марине и застал у нее шефа, бывшего редактора их газеты. Тот сидел как у себя дома. В желтом кувшине стояли свежие, видно только что принесенные цветы. Марина была приветлива и любезна. Она смеялась его дурацким остротам и даже сказала по какому-то поводу:
- Отлично! Отличная мысль, подарите ее мне! Какая могла быть отличная мысль у человека, который
Не способен связать двух слов, не способен вылезти из "м-м-м..." и "э-э-э..."?!
Когда шеф ушел, Поливанов свирепо спросил:
- Он что тут - завсегдатай?
- Это не существенно, - уклончиво ответила она. - Я не хочу, чтоб он здесь бывал.
- Ого, мой друг! - сказала она насмешливо. И прибавила:
- Ну что ж... Если хотите...
- Что? - спросил он, похолодев. - Все очень просто...
- Нет! - сказал он неожиданно для себя. Что она хотела сказать? На что он ответил "нет"? Ничего не было названо, но они поняли друг друга, и оба испугались. Впервые они попытались заговорить о том, что не могло не тревожить их, но он, не дослушав, сказал "нет". Он не знал, что в ту минуту ей захотелось выгнать его, сжать кулаки, заплакать. Но она сдержала себя.
Улыбнувшись, будто не было сказано то, что было только что сказано, она включила радио и, взяв книгу, села с ногами на диван:
- Я устала нынче. И хочу побыть одна.
Она больше не возвращалась к тому разговору. С тех пор она больше не говорила, что "все очень просто...".
Звонок! Наконец-то! Саша вошла тихо, прикрыла за собой дверь, провела рукой по влажным волосам - на улице накрапывало. Господи, какое счастье. Она пришла! Она здесь!
- Где ты была? - спросил он сердито. - Дети плакали, я волновался.
- Неужто? - спросила она.
- Я целый вечер как дурак жду тебя. Маюсь, волнуюсь.
Она ничего не ответила. Сев на стул, чтобы скинуть туфли, она молча и медленно подняла глаза. Чем он мог ответить на этот взгляд? Ничем. Одним лишь словом. Но этого слова он не сказал.
- Ну как? - спросила Прохорова, улыбаясь. - говорят, у вас неприятности?
Она только что вернулась из отпуска, и это были первые слова, с которыми она обратилась к Саше. Саша молчала. Но Прохорова, видно, и не ждала ответа.
- Да, ходил такой слух, что вы в доктора решились податься. Ну что ж, большим кораблям большое и плаванье. Так как у вас там с экзаменами? Ах, срезались! Да, да, я слыхала, слыхала. Ну, может, еще ничего. Еще годок, другой в запасе есть. Как же это доктор Королев недосмотрел, не помог. Небось у него там знакомые есть, свояки. Он и характеристику вам выписывал, ему бы и помочь. Ах, мужчины, мужчины... Никогда дела до конца не доведут... Слыхала, у вас все троечки и одна только двойка. Ну конечно, где ж вам готовиться... Дети, хозяйство.
Дверь отворилась, и вошел Королев. С таким видом, словно в комнате не было никого, кроме него и Саши, он сказал:
- Дайте глюкозу Коле Гулину, Сашенька. А про Олю Шатырян вы не забыли? Да, кстати, что вы делаете сегодня вечером? Ко мне Федя приехал. Загляните познакомиться. Я давно хотел его вам показать. Жду с мужем, если свободны. А если с детьми - так уж Федору такой праздник будет! Приходите! И надо же мне наконец познакомиться с Дмитрием Александровичем, как-никак тезки!
Королев рассмеялся: он, видимо, и в самом деле забыл о Прохоровой.
- Видите ли, - ответила Саша, - муж по вечерам в редакции. А девчонки мои лентяйки. Днем бегают во дворе, по подругам, а вечером готовят уроки. Но я-то приду непременно. Спасибо. Я очень хочу посмотреть Федю.
Говоря все это, Саша тщательно мыла руки. И вдруг, положив щетку на полочку и подняв глаза, она увидела в зеркале над умывальником лицо Прохоровой. Бледное от внимания, оно превратилось в блин. Губы были растянуты в ниточку, будто она прислушивалась к их разговору губами. И Сашу что-то ударило в сердце от выражения этого чужого, ненавистного лица.
...Давно они не обедали вместе с Митей. Он теперь не старался, вырвавшись из редакции, вдруг забежать к обеду. Вот уже скоро полгода, как не слышно было в обеденный час Катиного крика: "Папа, папа пришел!"
Вот уже скоро полгода, как Катя не лезла под диван за Митиными туфлями и не вытаскивала их оттуда под Митин смех. Вот уже скоро полгода... "С мужем, с детьми", - вспомнила Саша. Уже семь, надо одеваться.
В комнате девочек, шумно охая, Анисья Матвеевна собирала со стола посуду. Аня плаксиво приговаривала, совсем не рассчитывая, что Саша ее услышит:
- Мама, я из-за этой Катьки кляксу поставила. Скажи ей!
А может, взять их с собой? Бог с ними, с уроками! И вдруг раздался звонок. Не поверив себе, Саша услышала Катю: "Ой, папа! Папа!"
Он вошел в комнату в мокром от дождя плаще.
- Саша, - сказал он, - я взял билеты в кино. Ты как? Свободна? Махнем? В "Повторном" "Юность Максима", я билеты с бою взял.
- Нет, я иду в гости. К Королеву. Он приглашал и тебя, но я ему объяснила, что вечерами ты в редакции.
Митя прошел по комнате, вздохнул, подумал.
- Ну что ж, пускай билеты пропадают. Черт с ними! Королев так Королев.
Они шли под дождем и молчали. Не то чтобы его тяготило молчание. Прежде молчать с Сашей ему было легко. Но теперь, когда ему хотелось сделать вид, будто все по-старому и ничего не произошло, он искал веселых, легких слов и не находил.
Давным-давно он ничего не рассказывал ей о редакции, о шефе, о Петре Петровиче, который так помог им когда-то с ремонтом. Давно не повторял Саше философских изречений Петра Петровича.
- Сегодня Петрович... - начал он было и умолк. Что ж "Петрович сегодня"? А Петрович вчера? А месяц
Назад? С мужеством отчаяния он все же попытался закончить:
- Сегодня Петрович заявил... - и опять умолк.
Она вздохнула с облегчением. Она слишком знала звук его правдивого голоса, чтобы спокойно слушать этот новый, притворяющийся голос.
А дождь все хлестал.
- Не очень-то подходящая погода для выхода в свет, - пробормотал он и вдруг остановился, подняв руку. Машина с клетчатым поясом резко затормозила у самого тротуара. Митя распахнул дверцу, и они сели в такси.
Здесь молчать было легче. "Дворники" неутомимо сновали по стеклу влево, вправо, влево, вправо, но стекло все равно заливало дождем.
Оба напряженно смотрели на узкие снующие палочки, смотрели так пристально, словно от этого зависела их судьба.
Когда они поднимались по лестнице, Саша вдруг сказала задумчиво, своим обычным, не напряженным голосом:
- А знаешь, отчего мне здесь все знакомо? Тут живет мой прежний подопечный, Тонин сынишка.
- Я помню, - обрадовано, словно хватаясь за соломинку, сказал Митя, он еще болел корью и коклюшем!
- И воспалением легких! - сказала Саша, и оба они говорили это весело, как если бы прошлые болезни мальчика были точкой опоры и, причинившие когда-то столько забот, вдруг теперь перебросили шаткий мостик между нею и Митей.
Саша уверенно идет по знакомому коридору прямо к двери Дмитрия Ивановича и, нажав ручку, открывает дверь. На большой, широкой тахте сидит мальчик лет пяти. Оттого что тахта большая и покрыта яркой тканью, ребенок кажется на ней одиноким и очень маленьким. Он посмотрел на вошедших вопросительно и застенчиво, пожалуй даже чуть испуганно. Саша молча протянула к нему руки. Секунду поколебавшись, он сполз с тахты и, минуя Митю, пошел к ней навстречу: светловолосый, худенький, и левый глаз косит. Она взяла Федю на колени, и он спросил:
- Как тебя зовут?
Она крепко обхватила его - ее руки уже соскучились по таким маленьким и слушала его, не слушая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75