Или это аффект, который таким образом меняется? Который кричит и визжит и от боли ведет себя, как сумасшедший? Конечно, все явления можно рассматривать со стороны аффекта, можно в общих выражениях описать его – это часто случалось – как чрезмерную душевную возбудимость, без того, чтобы много было приобретено при этом для познания. Но этот аффект истерика – ведь это и есть его воля. Этот аффект заключает в себе стремление, сопротивление, защиту, тенденцию. В примитивной душевной жизни воля и аффект идентичны, каждый аффект в то же время – тенденция; каждая тенденция принимает форму выра­жения аффекта.
За что зацепилась и за что так упрямо держится гипобулика? Ограничимся пока ради ясности в нашем рассмотрении грубыми двигательными истериями. Мы сказали только – что: как только мы возьмемся серьез­ным образом за специальный двигательный комплекс, – напр., за спастически – сокращенный член, у известных типов происходит тотчас же перескакивание воли на гипобулику – без какого – либо посредства, доступного психологическому вчувствованию, но элементарно, одним толчком, с точной механической уверенностью физи­ческого эксперимента. Следовательно, в этих тяжелых случаях мышечный процесс, сделавшийся рефлекторным или полурефлекторным, обладает вполне прочной и закономерной связью с гипобулической волевой сферой. Но в этой связи с гипобуликой принимают участие не только двигательные механизмы, специально участвую­щие в образовании истерического синдрома, но более или менее весь рефлекторный аппарат вплоть до его отдаленнейших отпрысков.
Мы описали в первом случае, как тотчас же после гипобулической перестановки разразился настоящий ура­ган физических автоматизмов. И совсем бедные симпто­мами «стерильные» истерии с небольшим расстройством походки, напр., начинают внезапно сильнейшим образом дрожать, кричать, потеть, бледнеть и корчиться в су­дорогах. Каждый раз это то же самое явление: как только мы первым командным криком энергично кос­немся гипобулической воли, она тотчас же разжигает элементарный бунт в телесной сфере, которая по одному движению повинуется ей вплоть до самых тем­ных глубин. Каждый терапевт сотни раз видел этот процесс, стереотипно повторяющийся в больших группах истерий, особенно на войне, так что может предъявить пре­тензию на твердый эмпирический закон для этих случаев.
Каждый раз, когда касаются известных исте­рических телесных механизмов, воля переска­кивает на гипобулику или, наоборот, при первом нажатии на гипобулическую судорогу воли начи­нает работать весь рефлекторный мотор. Это тесное сцепление гипобулики с рефлекторным аппаратом или с совокупностью низших сензомоторных и психических автоматизмов образует централь­ное место проблемы истерии с ее динамической сто­роны; ибо законы, которые мы только что разъяснили на двигательных примерах, можно наблюдать в со­ответственной форме и в области чувствительных и психических механизмов истерика. Разгибаем ли мы истерический сгибательный спазм, давим ли мы на яичниковую точку или на псевдоболезненное место су­става, – всегда наталкиваемся мы на те же гипобулические оборонительные аффекты. И, наоборот, для раз­драженного гипобулического демона совершенно без­различно, забурлит ли он нам навстречу один раз паро­ксизмом дрожания и судорог или в другой раз низшим рефлекторным процессом, сумеречным состоянием или импульсивным взрывом аффекта.
Но обратим наши взоры еще раз на другую сторону дела. Тесному зубчатому соединению гипобулической воли с рефлекторным аппаратом соответствует у таких исте­риков часто резкое разобщение от целевой воли. Гипобулическая воля по своему отношению к целевой воле походит здесь на мрачного двойника, который толкает перед собой своего тщедушного и бледного брата. Во всех мелочах предоставляет он ему кажущимся образом первенство и полную свободу. Но при каждом решаю­щем явлении он отталкивает его в сторону, как тонкую ширму и одним прыжком занимает его место. Как часто заставляла нас эта игра покачать головой. Это не всегда лицемерие, если тяжелый истерик заявляет: я хочу вы­здороветь. Но это производит впечатление лицемерия, так как воля эта так тонка и поверхностна и позади ее постоянно маячат очертания мрачного двойника, который перетянул к себе всю силу. И только что успели мы довериться этой целесообразной воле, потому что она смотрит на нас честными глазами, и начали ее уговаривать, убеждать и воспитывать, как вдруг вместо нее перед нами стоит уже двойник, который слеп и глух и импульсивно силен; и с гримасой сокрушает он все, что построили мы при содействии целевой воли. Нам, терапевтам, болезненно часто приходилось испытывать этот зигзаг, видеть, как истерик, который днями и неделями был рассудителен, доброжелателен и покорен, вдруг перескакивает на импульсивное сопротивление и на совершенно новую двигательную фазу. И если в первую секунду доминирует целевая воля, то, может быть, в следующую будет неограниченно властвовать гипобулика; причем в то время, как целесообразная воля отражается в лице, гипобулическая господствует над ногами. Они существуют одна рядом с другой, или они сменяют друг друга, но вместе они не встреча­ются. У одной не достает силы, у другой – цели, пока, наконец, в лечебном сеансе мы сильными раздражениями не заставим их вновь соединиться; причем соединение это сопровождается элементарным возмущением чувств и движений.
И здесь отсутствует высшее духовное посредни­чество; и здесь нет перехода, доступного психо­логическому вчувствованию. Напротив, еще в то время, пока мы тянем и давим и подталкиваем, совер­шенно не зная, сколько нам еще в поте лица предстоит продолжать, – вдруг наступает толчок, нечто почти физи­ческое, и пациент желает, он желает и может желать, и каждая мышца повинуется его воле. Из двух воль про­изошла одна, единая воля, которая обладает и целью, и силой, и спокойное затихание вибрации дрожащих мышц напоминает последнее жужжание разогревшегося махо­вого колеса, с которого сняли приводной ремень.
Надо это пережить и пережить неоднократно, чтобы испытать это чувство. Здесь в психофизическом аппарате пациента произошло нечто, совсем элементарное, нечто пассивное, динамическое переключение между главными элементами его выразительной сферы. Там, где гипобулика диссоции­ровалась от целевой воли и судорожно сцепилась с легко возбудимым рефлекторным аппаратом, там возни­кает истерическое состояние. А там, где после размыка­ния этого ложного контакта гипобулика снова соединя­ется с целевой функцией в единую общую волю, там истерия излечена.
Такой представляется нам сущность, если ее уста­навливать строго эмпирическим образом. Мы отказались от всяких вспомогательных конструкций и ограничились выделением и описанием в главных контурах того, что наблюдалось нами ежедневно и закономерно на больших сериях нашего военного материала. Самое существенное заключается в том, что гипобулика признается качественно характерным волевым типом, который вмещается в пределах общей выразительной сферы между целевой волей и рефлекторным аппаратом как инстанция, способная при известных обстоятельствах к самостоятельному функционированию, и в своих связях смещающаяся то в одну, то в другую сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33