На шестнадцать румбов разбито игровое поле рулетки-локатора, и точка-шарик уже отметила выигрышное число - тот самый румб, по которому американцы брали пеленг на подводную лодку.
- Затихли, товарищ командир. - Акустик шумно выдохнул. Минуты две он не дышал вовсе, держа в груди воздух - как учили старые акустики, - чтобы лучше слышать. Но как ни вслушивался в забортный шум - писка гидролокатора не улавливал, как будто его и не было.
- Стоп моторы! - распорядился Абатуров в микрофон.
- И акустик понял, что произошло: просто американец вырубил гидролокатор, остановил турбины и перешел на режим шумопеленгования - пытается определить тип лодки по звуку винтов.
Ага! Забеспокоился… Не слышит. В наушниках снова настырно запищало. Абатуров нажал кнопку боевой трансляции.
- Вниманию экипажа! Мы находимся в полосе наблюдения американского эсминца. Оторваться от слежения - дело чести нашего флага!… Слушать в отсеках!
- Есть, первый!
- Есть, второй!
- Есть, третий! - отзывались отсеки голосами их командиров.
Абатуров приказал переложить руль право на борт - в сторону от подводных вершин заветной банки. Он знал, что делал, как знал и то, что будет делать дальше. Пусть потом это назовут авантюрой, пусть осудят на тактических разборах, пусть снимают с должности. Но пока командир подводной лодки он, капитан 3 ранга Абатуров. И слава богу, никто не стоит за спиной!
- Пищит, Дима? - нагнулся он к мичману-акустику.
Мичман щелкнул тумблером, и в рубку ворвался истошный писк гидролокатора.
- Ну-ка, врежь-ка ему!
Абатуров не удержался от разбойной улыбочки, и мичман возликовал тоже. Наконец-то душу можно отвести… Никогда в жизни он не настраивал свой гидролокатор с такой сноровкой. А настроив, ещё раз взглянул на командира.
- Давай! - кивнул Абатуров.
И акустик с наслаждением выпустил серию коротких посылок на той же частоте, по какой шло облучение. Импульс в импульс, луч в луч! То-то сейчас чертыхаются на эсминце! Та ещё свистоплясочка на экране. Колесо фортуны крутнули в другую сторону, и огненный шарик развертки заплясал, заметался по кругу, сбившись с выигрышной клетки.
Теперь, когда операторы эсминца на время ослепли, нельзя было терять ни секунды. Абатуров вернул лодку на прежний курс.
- Три мотора - самый полный вперед! Стрелки машинного телеграфа дважды скакнули до упора, что означало крайнюю срочность, и в шестом отсеке дружно взвыли роторы электромоторов.
Подводная лодка неслась к безымянной банке, укрывшись за облаком помех. Пока Голицын забивал своими посылками гидроакустический тракт эсминца, Абатуров под шумок включил эхолот. Увы, глубины под килём не радовали. Самописцы чертили рельеф дна, и неровная линия вслед за картой утверждала бесстрастно: глубины вокруг пока что запредельные или околопредельные - для задуманного маневра не годятся. Абатуровский план был прост и сулил надежду вполне реальную: под покровом помех оторваться от слежения, на максимальных ходах отскочить к банке и лечь на грунт, затаившись среди складок дна. Район изобиловал потопленными в войну судами, среди них были и две немецкие подводные лодки; эхо-сигналы, отраженные их корпусами, ничем не отличались бы от тех, что могли быть получены от притихшей субмарины. На этом и строился командирский расчет: переждать преследователей и всплыть, когда они удалятся на безопасное расстояние.
Гладко было на бумаге… Во-первых, грунт облюбованного плато напоминал лоскутное одеяло: тут тебе и ракушечник, тут тебе и ил, и, что самое неприятное, не угадаешь, где плитняк. Абатуров же с курсантских времен знал: подводные лодки на плитняк не ложатся, как не приземляются на каменистые поля самолёты. Вторая сложность заключалась в том, что инструкция запрещала опускаться на грунт на глубинах ниже рабочих. И когда Абатуров все же сказал старпому: «Георгий Вячеславович, убирайте лаг!» (на языке летчиков это означало бы: «Выпускайте шасси!»), Симбирцев посмотрел на командира весьма выразительно. И прочитал в глазах бесповоротное: «Решено!»
Абатуров взял микрофон, он поднял его так, будто кривая пластмассовая палочка налилась вдруг тяжестью несусветной.
- Погружаемся на предельную глубину. Ложимся на грунт. Слушать забортные шумы!
Все гудящие и жужжащие агрегаты выключены. Приказания отдаются не по громкой связи, а по телефону - вполголоса.
- Есть, второй! - отвечает центральному электрик Тодор.
И я догадываюсь, что вахтенный офицер распорядился замерить состав воздуха. Представляю себе сейчас этот состав! Коктейль, а не воздух. Давно нора снаряжать регенерационные установки. Но Симбирцев - это его хозяйство - не спешит, бережет кислород. Кто знает, сколько придется пролежать на грунте! Сутки? Двое? Трое?
Легли, по всей вероятности, удачно. Стрелки приборов застыли, не доходя всего десяти метров до отметки предельной глубины. Правда, когда коснулись грунта, по правому борту послышался скрежет. Должно быть, задели о камень.
А Мартопляс, как всегда, экономит электроэнергию, на этот раз - самым скаредным образом. В отсеках светят только плафоны дежурного освещёния. Погасил и я свою крохотную лампочку в изголовье. В каютке темно и тихо. Всем, кроме вахтенных, приказано лечь в койки… Меньше передвижений - меньше шума. Вахтенные ходят в носках.
Меня всегда поражало, как это альпинисты могут спать, прикрепив свои гамаки к отвесным скальным стенам, где-нибудь на высоте небоскреба. Но и лежать под толщей воды на «глубине небоскреба» - удовольствие ниже среднего. Кажется, я впервые жалею, что у меня каюта-одиночка. Из лейтенантской четырехместки доносится приглушенный. говор, сдавленный смех… Это Васильчикову смешно. Навер- ное, он вот так же бузил в пионерлагере во время тихого часа. Боже мой, неужели это все существует - пионерлагеря, лесные опушки, тихие речки?! И люди ходят свободно, не пригибаясь, не боясь звука собственных шагов?… Все правильно. Даже у птиц есть свои дозоры. Вот и мы лежим здесь в секрете. Подводная застава. И какая разница, что над головой - кроны приграничных кустов или подволок, подпирающий океанскую толщу?!
Обед раздали сухим пайком: электроплиты слишком прожорливы для наших аккумуляторных ям. Федя-пом расщедрился на сухари и воблу, чтобы лежать в койках было не так скучно.
Лучше всего бы уснуть, но сна ни в одном глазу. Никогда не думал, что так противно лежать поневоле… Воспоминания хлынули сплошным беспорядочным потоком, будто вывалилась из коробки кинопленка и заструилась, свиваясь в немыслимые узлы и спирали. Вспомнилось то, чего никогда в жизни не вспоминал. Что только не хранится в запасниках нашей памяти! Даже вензель, выцарапанный кем-то на заиндевелом стекле троллейбуса лет десять назад.
В дверь каюты поскребся Тодор:
- Тарьщкапнант, вас командир просит!
Абатуров разминал в пальцах закостеневшую баночную воблу, будто новую сигарету. Не глядя на меня, мрачно объявил:
- Надо написать характеристику на этого… шеф-повара.
Сдам его при первом же подходе! Под трибунал пойдет!
Абатуров оторвал вобле голову. Я понимал командира. Мы потеряли из-за Марфина столько драгоценного времени! Но трибунал…
- Не круто ли? - попробовал я возразить как можно деликатнее. - У Марфина двое детей…
- Двое сирот! - уточнил командир и с бумажным шорохом содрал с воблы чешуйчатую шкуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
- Затихли, товарищ командир. - Акустик шумно выдохнул. Минуты две он не дышал вовсе, держа в груди воздух - как учили старые акустики, - чтобы лучше слышать. Но как ни вслушивался в забортный шум - писка гидролокатора не улавливал, как будто его и не было.
- Стоп моторы! - распорядился Абатуров в микрофон.
- И акустик понял, что произошло: просто американец вырубил гидролокатор, остановил турбины и перешел на режим шумопеленгования - пытается определить тип лодки по звуку винтов.
Ага! Забеспокоился… Не слышит. В наушниках снова настырно запищало. Абатуров нажал кнопку боевой трансляции.
- Вниманию экипажа! Мы находимся в полосе наблюдения американского эсминца. Оторваться от слежения - дело чести нашего флага!… Слушать в отсеках!
- Есть, первый!
- Есть, второй!
- Есть, третий! - отзывались отсеки голосами их командиров.
Абатуров приказал переложить руль право на борт - в сторону от подводных вершин заветной банки. Он знал, что делал, как знал и то, что будет делать дальше. Пусть потом это назовут авантюрой, пусть осудят на тактических разборах, пусть снимают с должности. Но пока командир подводной лодки он, капитан 3 ранга Абатуров. И слава богу, никто не стоит за спиной!
- Пищит, Дима? - нагнулся он к мичману-акустику.
Мичман щелкнул тумблером, и в рубку ворвался истошный писк гидролокатора.
- Ну-ка, врежь-ка ему!
Абатуров не удержался от разбойной улыбочки, и мичман возликовал тоже. Наконец-то душу можно отвести… Никогда в жизни он не настраивал свой гидролокатор с такой сноровкой. А настроив, ещё раз взглянул на командира.
- Давай! - кивнул Абатуров.
И акустик с наслаждением выпустил серию коротких посылок на той же частоте, по какой шло облучение. Импульс в импульс, луч в луч! То-то сейчас чертыхаются на эсминце! Та ещё свистоплясочка на экране. Колесо фортуны крутнули в другую сторону, и огненный шарик развертки заплясал, заметался по кругу, сбившись с выигрышной клетки.
Теперь, когда операторы эсминца на время ослепли, нельзя было терять ни секунды. Абатуров вернул лодку на прежний курс.
- Три мотора - самый полный вперед! Стрелки машинного телеграфа дважды скакнули до упора, что означало крайнюю срочность, и в шестом отсеке дружно взвыли роторы электромоторов.
Подводная лодка неслась к безымянной банке, укрывшись за облаком помех. Пока Голицын забивал своими посылками гидроакустический тракт эсминца, Абатуров под шумок включил эхолот. Увы, глубины под килём не радовали. Самописцы чертили рельеф дна, и неровная линия вслед за картой утверждала бесстрастно: глубины вокруг пока что запредельные или околопредельные - для задуманного маневра не годятся. Абатуровский план был прост и сулил надежду вполне реальную: под покровом помех оторваться от слежения, на максимальных ходах отскочить к банке и лечь на грунт, затаившись среди складок дна. Район изобиловал потопленными в войну судами, среди них были и две немецкие подводные лодки; эхо-сигналы, отраженные их корпусами, ничем не отличались бы от тех, что могли быть получены от притихшей субмарины. На этом и строился командирский расчет: переждать преследователей и всплыть, когда они удалятся на безопасное расстояние.
Гладко было на бумаге… Во-первых, грунт облюбованного плато напоминал лоскутное одеяло: тут тебе и ракушечник, тут тебе и ил, и, что самое неприятное, не угадаешь, где плитняк. Абатуров же с курсантских времен знал: подводные лодки на плитняк не ложатся, как не приземляются на каменистые поля самолёты. Вторая сложность заключалась в том, что инструкция запрещала опускаться на грунт на глубинах ниже рабочих. И когда Абатуров все же сказал старпому: «Георгий Вячеславович, убирайте лаг!» (на языке летчиков это означало бы: «Выпускайте шасси!»), Симбирцев посмотрел на командира весьма выразительно. И прочитал в глазах бесповоротное: «Решено!»
Абатуров взял микрофон, он поднял его так, будто кривая пластмассовая палочка налилась вдруг тяжестью несусветной.
- Погружаемся на предельную глубину. Ложимся на грунт. Слушать забортные шумы!
Все гудящие и жужжащие агрегаты выключены. Приказания отдаются не по громкой связи, а по телефону - вполголоса.
- Есть, второй! - отвечает центральному электрик Тодор.
И я догадываюсь, что вахтенный офицер распорядился замерить состав воздуха. Представляю себе сейчас этот состав! Коктейль, а не воздух. Давно нора снаряжать регенерационные установки. Но Симбирцев - это его хозяйство - не спешит, бережет кислород. Кто знает, сколько придется пролежать на грунте! Сутки? Двое? Трое?
Легли, по всей вероятности, удачно. Стрелки приборов застыли, не доходя всего десяти метров до отметки предельной глубины. Правда, когда коснулись грунта, по правому борту послышался скрежет. Должно быть, задели о камень.
А Мартопляс, как всегда, экономит электроэнергию, на этот раз - самым скаредным образом. В отсеках светят только плафоны дежурного освещёния. Погасил и я свою крохотную лампочку в изголовье. В каютке темно и тихо. Всем, кроме вахтенных, приказано лечь в койки… Меньше передвижений - меньше шума. Вахтенные ходят в носках.
Меня всегда поражало, как это альпинисты могут спать, прикрепив свои гамаки к отвесным скальным стенам, где-нибудь на высоте небоскреба. Но и лежать под толщей воды на «глубине небоскреба» - удовольствие ниже среднего. Кажется, я впервые жалею, что у меня каюта-одиночка. Из лейтенантской четырехместки доносится приглушенный. говор, сдавленный смех… Это Васильчикову смешно. Навер- ное, он вот так же бузил в пионерлагере во время тихого часа. Боже мой, неужели это все существует - пионерлагеря, лесные опушки, тихие речки?! И люди ходят свободно, не пригибаясь, не боясь звука собственных шагов?… Все правильно. Даже у птиц есть свои дозоры. Вот и мы лежим здесь в секрете. Подводная застава. И какая разница, что над головой - кроны приграничных кустов или подволок, подпирающий океанскую толщу?!
Обед раздали сухим пайком: электроплиты слишком прожорливы для наших аккумуляторных ям. Федя-пом расщедрился на сухари и воблу, чтобы лежать в койках было не так скучно.
Лучше всего бы уснуть, но сна ни в одном глазу. Никогда не думал, что так противно лежать поневоле… Воспоминания хлынули сплошным беспорядочным потоком, будто вывалилась из коробки кинопленка и заструилась, свиваясь в немыслимые узлы и спирали. Вспомнилось то, чего никогда в жизни не вспоминал. Что только не хранится в запасниках нашей памяти! Даже вензель, выцарапанный кем-то на заиндевелом стекле троллейбуса лет десять назад.
В дверь каюты поскребся Тодор:
- Тарьщкапнант, вас командир просит!
Абатуров разминал в пальцах закостеневшую баночную воблу, будто новую сигарету. Не глядя на меня, мрачно объявил:
- Надо написать характеристику на этого… шеф-повара.
Сдам его при первом же подходе! Под трибунал пойдет!
Абатуров оторвал вобле голову. Я понимал командира. Мы потеряли из-за Марфина столько драгоценного времени! Но трибунал…
- Не круто ли? - попробовал я возразить как можно деликатнее. - У Марфина двое детей…
- Двое сирот! - уточнил командир и с бумажным шорохом содрал с воблы чешуйчатую шкуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99