– Специалисты „Дагдизеля“ принялись выяснять причины отказа техники. По их просьбе торпедный аппарат осушили и открыли его заднюю крышку. И в этот момент произошел подрыв пиропатронов и взрыв емкости с горючим торпеды».
– Предположить это можно только в страшном сне. В реальности ни один командир, если он не самоубийца, никогда и никому не позволит извлекать «невыстреленную» торпеду из аппарата в отсек, набитый боевыми торпедами, и производить с ней какие-либо манипуляции. Проблемные «изделия» разбирают и изучают причины отказа только на берегу, в торпедно-технических базах. Не могли специалисты «Дагдизеля» попросить об этом командира, иначе бы они не были специалистами. Не мог и капитан 1-го ранга Лячин разрешить им «осушить торпедный аппарат и открыть заднюю крышку», иначе он бы не был командиром.
– Мы живем в такое время, когда никто ничему не верит: не верят официальным сообщениям, и это понятно, в оные годы действительно много врали, не верят зарубежным пророкам, не верят порой самим себе. И вам не поверят… Что вы на это скажете?
– Я верю… Верую в Бога. А он знает, что моей личной вины перед экипажем «Курска» – нет. И сознавать это для меня важнее любого другого доверия.
– Одна из газет назвала подводников «Курска» «ягнятами Северного флота»…
– Это оскорбление памяти погибших. Они не жертвы, принесенные в заклание. Выбирая профессию подводника, эти ребята знали, на что шли, как знал и я, поступая в военно-морское училище. Тем они особенно дороги мне, потому что это были настоящие мужики, которые не прятались от военкоматов и которых не пугал риск подводницкой профессии. Что бы не случилось, они погибли при исполнении воинского долга. Есть один казенный термин, но он очень точно выражает суть того, о чем мы сейчас говорим, – «безвозвратные потери». Ничто не сможет вернуть этих парней, и никто не сможет их заменить. Эта потеря невосполнима. Она воистину безвозвратна. И я сколько буду жить, столько буду искать истину: почему погиб «Курск»?
Скажу ещё вот что: «Курск» торпедировал безразличие российского общества к Военно-морскому флоту вообще и подводному в частности. Подчеркиваю, безразличие не народа, а общества, в чьих руках находится так называемая «четвертая власть». Народ сделал все, чтобы сохранить российские корабли в нынешнее лихолетье. Не случайно наши подводные лодки, да и не только они, носят имена городов, взявших их под свою опеку.
Если отбросить откровенные нападки газет и телеканалов, которые решали на нашей беде политические проблемы своих хозяев, если не принимать всерьез те обвинения, которые идут от непонимания специфики подводной службы и спасательного дела, то я благодарен российской прессе за острые вопросы, поставленные ею перед правительством страны. Особенно по части спасательных средств. Я никогда не был врагом журналистов, врагом свободы слова. Напротив, в прошлом году получил от регионального Союза журналистов диплом «за открытость».
Надеюсь, что многочисленные публикации по «Курску» сделают все же доброе дело…
Когда в этом же полигоне – почти сорок лет тому назад – погибла подводная лодка С-80, тогдашний главком Адмирал Флота Советского Союза Сергей Георгиевич Горшков сумел выбить у Совмина под эту гибель средства на строительство специальных спасателей подводных лодок типа «Карпаты». Надо полагать, и теперь флот получит современные спасательные суда.
В Североморске в штабе Северного флота, что в стороне и над городом, свет в эти тревожные дни горел до поздней ночи.
Главнокомандующего ВМФ России адмирала флота Владимира Куроедова я застал в его здешнем кабинете. Он сидел перед экраном телевизора, вглядываясь в кадры подводной видеозаписи. Он молча кивнул на стул, и мы оба вперились глазами в серый сумрак застекленной глубины. Главком просматривал технические записи, сделанные водолазами. Сидел он, судя по горе окурков в пепельнице, не первый час, всматриваясь в каждый предмет, замеченный камерой на грунте. Резанула по сердцу растерзанная взрывом чья-то тельняшка. Кто носил ее? С кого содрала полосатую «матросскую душу» неумолимая слепая сила?
А это что за обломок? Куроедов нажимает кнопку стоп-кадра, и на мониторе застывает кусок исковерканного металла. Чем он был до взрыва? А главное – чей он? С «Курска»? С другой – чужой – лодки?
Куроедов – приверженец версии столкновения с иностранной субмариной. А для неё нужны вещественные доказательства. Но лучше один раз увидеть (хоть и на экране) своими глазами, чем услышать сто докладов подчиненных.
На его плечи легла вся тяжесть ответственности за трагедию «Курска». Он принял её и за себя, и за своих предшественников. В чем его только не обвиняли в сердцах и запале! Как будто он один мог за год своего флотоначалия восстановить и поправить все, что разрушалось десять лет…
Потом пошли страшные кадры – тела в отсеках. Капитан-лейтенант Колесников – мертвый и обгорелый – сидел в кресле затопленного девятого отсека… Стоп-кадр надолго остановил картину. В этом была своя мистика – погибший капитан-лейтенант и живой адмирал флота сидели друг против друга, разделенные толщей воды и стеклом телеэкрана, в страшном молчании. Казалось, они вышли на связь друг с другом по каким-то внечеловеческим каналам и теперь главком выслушивает последний – беззвучный – доклад своего офицера…
Я прикрыл за собой дверь. Я должен был оставить их наедине…
Через три недели после гибели «Курска» адмирал Попов вышел в море на атомном подводном ракетоносце «Карелия». Был раньше у инженеров такой обычай – становиться под новопостроенный мост, когда по нему проходит первый поезд, жизнью своей гарантируя надежность сооружения. Нечто подобное совершили и командующий Северным флотом вместе с главкомом ВМФ России: они вышли на ракетную стрельбу в Баренцево море. Смотрите все – наши корабли надежны, моряки не потеряли духа, Северный флот, несмотря ни на что, не подведет.
Баллистическая ракета вырвалась из-под воды и ушла через всю Арктику на камчатский полигон. Это был личный салют адмирала Попова экипажу погибшего «Курска».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В МОРЕ ЧЕРНЫХ ТАЙН
Глава первая
ТРИНАДЦАТЬ ВЕРСИЙ НА ДЕСЯТЬ ОТСЕКОВ
Профессор Военно-морской академии капитан 1-го ранга Виталий Дмитриевич Доценко в своей брошюре «Кто убил „Курск“ насчитал тринадцать версий гибели атомного подводного крейсера. Среди них под номерами „6“ и „7“ две весьма популярные для некоторых газетных расследователей версии о том, что подлодку протаранил тяжелый крейсер „Петр Великий“ либо он же подбил её своей противолодочной ракетой.
В первые дни после катастрофы немецкая газета «Берлинер Цайтунг» опубликовала некий доклад, который, как утверждается, ФСБ представила президенту Путину. В докладе говорится, что подводная лодка «Курск» была подбита новой противолодочной ракетой «Гранит» с крейсера «Петр Великий». Авторы статьи заявляют, что комиссию по расследованию возглавлял директор ФСБ Николай Патрушев. Впрочем, сами представители ФСБ наличие подобного доклада отрицают.
Командир крейсера «Петр Великий» капитан 1-го ранга Владимир Касатонов заявляет:
– «Курск» даже теоретически не мог оказаться в зоне запуска ракеты с крейсера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Предположить это можно только в страшном сне. В реальности ни один командир, если он не самоубийца, никогда и никому не позволит извлекать «невыстреленную» торпеду из аппарата в отсек, набитый боевыми торпедами, и производить с ней какие-либо манипуляции. Проблемные «изделия» разбирают и изучают причины отказа только на берегу, в торпедно-технических базах. Не могли специалисты «Дагдизеля» попросить об этом командира, иначе бы они не были специалистами. Не мог и капитан 1-го ранга Лячин разрешить им «осушить торпедный аппарат и открыть заднюю крышку», иначе он бы не был командиром.
– Мы живем в такое время, когда никто ничему не верит: не верят официальным сообщениям, и это понятно, в оные годы действительно много врали, не верят зарубежным пророкам, не верят порой самим себе. И вам не поверят… Что вы на это скажете?
– Я верю… Верую в Бога. А он знает, что моей личной вины перед экипажем «Курска» – нет. И сознавать это для меня важнее любого другого доверия.
– Одна из газет назвала подводников «Курска» «ягнятами Северного флота»…
– Это оскорбление памяти погибших. Они не жертвы, принесенные в заклание. Выбирая профессию подводника, эти ребята знали, на что шли, как знал и я, поступая в военно-морское училище. Тем они особенно дороги мне, потому что это были настоящие мужики, которые не прятались от военкоматов и которых не пугал риск подводницкой профессии. Что бы не случилось, они погибли при исполнении воинского долга. Есть один казенный термин, но он очень точно выражает суть того, о чем мы сейчас говорим, – «безвозвратные потери». Ничто не сможет вернуть этих парней, и никто не сможет их заменить. Эта потеря невосполнима. Она воистину безвозвратна. И я сколько буду жить, столько буду искать истину: почему погиб «Курск»?
Скажу ещё вот что: «Курск» торпедировал безразличие российского общества к Военно-морскому флоту вообще и подводному в частности. Подчеркиваю, безразличие не народа, а общества, в чьих руках находится так называемая «четвертая власть». Народ сделал все, чтобы сохранить российские корабли в нынешнее лихолетье. Не случайно наши подводные лодки, да и не только они, носят имена городов, взявших их под свою опеку.
Если отбросить откровенные нападки газет и телеканалов, которые решали на нашей беде политические проблемы своих хозяев, если не принимать всерьез те обвинения, которые идут от непонимания специфики подводной службы и спасательного дела, то я благодарен российской прессе за острые вопросы, поставленные ею перед правительством страны. Особенно по части спасательных средств. Я никогда не был врагом журналистов, врагом свободы слова. Напротив, в прошлом году получил от регионального Союза журналистов диплом «за открытость».
Надеюсь, что многочисленные публикации по «Курску» сделают все же доброе дело…
Когда в этом же полигоне – почти сорок лет тому назад – погибла подводная лодка С-80, тогдашний главком Адмирал Флота Советского Союза Сергей Георгиевич Горшков сумел выбить у Совмина под эту гибель средства на строительство специальных спасателей подводных лодок типа «Карпаты». Надо полагать, и теперь флот получит современные спасательные суда.
В Североморске в штабе Северного флота, что в стороне и над городом, свет в эти тревожные дни горел до поздней ночи.
Главнокомандующего ВМФ России адмирала флота Владимира Куроедова я застал в его здешнем кабинете. Он сидел перед экраном телевизора, вглядываясь в кадры подводной видеозаписи. Он молча кивнул на стул, и мы оба вперились глазами в серый сумрак застекленной глубины. Главком просматривал технические записи, сделанные водолазами. Сидел он, судя по горе окурков в пепельнице, не первый час, всматриваясь в каждый предмет, замеченный камерой на грунте. Резанула по сердцу растерзанная взрывом чья-то тельняшка. Кто носил ее? С кого содрала полосатую «матросскую душу» неумолимая слепая сила?
А это что за обломок? Куроедов нажимает кнопку стоп-кадра, и на мониторе застывает кусок исковерканного металла. Чем он был до взрыва? А главное – чей он? С «Курска»? С другой – чужой – лодки?
Куроедов – приверженец версии столкновения с иностранной субмариной. А для неё нужны вещественные доказательства. Но лучше один раз увидеть (хоть и на экране) своими глазами, чем услышать сто докладов подчиненных.
На его плечи легла вся тяжесть ответственности за трагедию «Курска». Он принял её и за себя, и за своих предшественников. В чем его только не обвиняли в сердцах и запале! Как будто он один мог за год своего флотоначалия восстановить и поправить все, что разрушалось десять лет…
Потом пошли страшные кадры – тела в отсеках. Капитан-лейтенант Колесников – мертвый и обгорелый – сидел в кресле затопленного девятого отсека… Стоп-кадр надолго остановил картину. В этом была своя мистика – погибший капитан-лейтенант и живой адмирал флота сидели друг против друга, разделенные толщей воды и стеклом телеэкрана, в страшном молчании. Казалось, они вышли на связь друг с другом по каким-то внечеловеческим каналам и теперь главком выслушивает последний – беззвучный – доклад своего офицера…
Я прикрыл за собой дверь. Я должен был оставить их наедине…
Через три недели после гибели «Курска» адмирал Попов вышел в море на атомном подводном ракетоносце «Карелия». Был раньше у инженеров такой обычай – становиться под новопостроенный мост, когда по нему проходит первый поезд, жизнью своей гарантируя надежность сооружения. Нечто подобное совершили и командующий Северным флотом вместе с главкомом ВМФ России: они вышли на ракетную стрельбу в Баренцево море. Смотрите все – наши корабли надежны, моряки не потеряли духа, Северный флот, несмотря ни на что, не подведет.
Баллистическая ракета вырвалась из-под воды и ушла через всю Арктику на камчатский полигон. Это был личный салют адмирала Попова экипажу погибшего «Курска».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В МОРЕ ЧЕРНЫХ ТАЙН
Глава первая
ТРИНАДЦАТЬ ВЕРСИЙ НА ДЕСЯТЬ ОТСЕКОВ
Профессор Военно-морской академии капитан 1-го ранга Виталий Дмитриевич Доценко в своей брошюре «Кто убил „Курск“ насчитал тринадцать версий гибели атомного подводного крейсера. Среди них под номерами „6“ и „7“ две весьма популярные для некоторых газетных расследователей версии о том, что подлодку протаранил тяжелый крейсер „Петр Великий“ либо он же подбил её своей противолодочной ракетой.
В первые дни после катастрофы немецкая газета «Берлинер Цайтунг» опубликовала некий доклад, который, как утверждается, ФСБ представила президенту Путину. В докладе говорится, что подводная лодка «Курск» была подбита новой противолодочной ракетой «Гранит» с крейсера «Петр Великий». Авторы статьи заявляют, что комиссию по расследованию возглавлял директор ФСБ Николай Патрушев. Впрочем, сами представители ФСБ наличие подобного доклада отрицают.
Командир крейсера «Петр Великий» капитан 1-го ранга Владимир Касатонов заявляет:
– «Курск» даже теоретически не мог оказаться в зоне запуска ракеты с крейсера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75