Фома и Бухвостов вышли из его комнаты встрепанные, распаренные, красные и долго еще потом вздрагивали, отдувались и, смотря друг на друга, качали головами.
Но, несмотря на баню, на полученную трепку и взгрев, оба — и Фома и Бухвостов — как будто повеселели. Потом из комнаты Баграша вылетела сконфуженная и пристыженная Настя. Она вышла, закрыла за собой двери, весело встряхнулась. Попало и маме Фруме за беспорядок.
— Что это за глаз? — удивилась мама Фрума. — Один раз зашел и все уже видит. Вот это хозяин и называется!
Дошла очередь до Карасика. Карасик был уверен, что поступил геройски, и был спокоен. Но Баграш жестоко распушил и его. Он говорил очень обидные слова. Он утверждал, что на Карасика нельзя надеяться, что он не сумел оградить Антона от дурных влияний, что в своей комнате кое-как твердость он сумел проявить, а дальше не хватило пороху. И, в общем, выходило так, что для коллектива Женя ничего не дал, а потом и сам закис.
— Пойми ты, Баграш, — оправдывался Карасик, — мне ведь тяжелее, чем всем. Для меня ведь Антон не просто товарищ по команде, хороший там парень и все такое. Ведь всю жизнь, понимаешь?.. Для меня образцом был, так сказать… Через него я и с новыми людьми думал сдружиться.
— Вот, спасибо, — сказал Баграш. — А мы все не считаемся? Эх, Женя, Женя!.. Много в тебе еще чепухи сидит. Образец!.. Любишь ты эти пышные словеса. Литературная, должно быть, привычка, так? А мне его просто, как нашего, без всякой марки, просто жалко, и хватит с меня.
Карасик побрел к двери.
— Да и мы сами… — после некоторой паузы сказал Баграш. — Мы, думаешь, сами не виноваты? Я и себя ругаю… Парень он действительно выдающийся по своей части, надо было его на особое положение. Он, правда, в сборной стипендию имеет, но с нашей стороны какая-то уравниловка была. Не учли мы некоторые моменты. Пользуется же наша команда на заводе особыми условиями, так? Освобождают время для тренировки, на дачу вывозят… А в своем коллективе такому парню не сумели создать условия. Это уж я сам недоглядел. Но все-таки, я думаю, рано или поздно его к нам потянет, закваска у него хорошая. Вольница, правда, артельная, крючник, но все-таки наш.
Через час он созвал всех в общую комнату.
— Ну, ребятки, так как же? — сказал Баграш, оглядывая собравшихся. — У меня есть план, друзья.
— И у меня есть план! — закричал Фома.
— Мальчики, давайте мыслить, — сказала Настя. — Вернуть Антона — это значит победить его.
— Вот мы и говорим, — сказал Бухвостов, — команда ему должна на поле доказать.
— А дальше? — спросил Карасик.
— А дальше? Дальше, значит, видите, дядя, мы и без вас игрочки… Не хотится ль вам на чашку чая со старыми друзьями?.. Играть можешь в сборной, а работать с нами.
— Тогда тренируйте и меня! — закричал Карасик, страшно возбужденный. — Хватит с меня быть болельщиком! Тренируйте меня сейчас же, к дьяволу!
Баграш оглядывал ребят. Глаза у всех повеселели. Команда с надеждой смотрела на своего капитана. Ничего! Жить можно. Выправимся…
Глава XXXIX
ПУТИ РАСХОДЯТСЯ
Уйдя с завода, Антон первые две ночи провел у Цветочкина. Потом ему подыскали на год отличную комнату какого-то уехавшего инженера. (В «Магнето» работали очень расторопные люди.) Потом как-то он был с Ладой в концерте. Оттуда они зашли к Ладе. Мария Дементьевна уже спала. Но их встретил профессор, вернувшийся в тот вечер из заграничной командировки. Несмотря на то что час был поздноватый для визита в порядочную семью, профессор оставался и на этот раз истым джентльменом.
— Что же вы стоите?.. Э… Антон… э…
— Михайлович, — подсказал Антон.
— Зови его просто Антон, — сказала Лада.
— М-да… Что? Садитесь, Антон Михайлович… Липа, дайте нам всем чайку… Так что? М-да. Прошу…
Он предложил Антону сигарету.
— Ну, а как дела со скоростным? Как ваши товарищи? Что?
— Я ведь не у них теперь… — пробормотал Антон.
— А где же? — спросил профессор.
— Да, собственно, так… В «Магнето» числюсь.
— М-да… Что? Это не по моему ведомству, — сухо сказал профессор и рванул засунутую за ворот салфетку, словно рубаху на себе разодрал. Он бросил салфетку на стол и вышел.
Лада на цыпочках подбежала к дверям спальни и стала прислушиваться.
— Ты стал ужасно узок, Арди! — услышала она голос матери. — Пора примениться к взглядам. Я не понимаю… Ну, зашел молодой человек навестить. Ты сам с ним нянчился. А он симпатичный, прямо прелесть, и, конечно, он головой выше всех этих… Вот и вырвался от них.
— Что это за профессия футболист, я спрашиваю? — доносился басок профессора. — Мои гидраэровцы — это же отличные работники, усердные, талантливые… а это что? Дезертир!
Лада вернулась к столу.
— Ничего, ничего, пейте чай, — успокаивала она Антона, — обойдется. Я уж их знаю. И они меня тоже.
Груша поступила на вечерний рабфак. Баграш устроил ее работать на заводе подручным метеорологом на летной испытательной площадке Гидраэра. Девушка оказалась способной, Баграш не ошибся. Фома первое время позволял себе некоторые вольности в обращении с Грушей, но однажды получил такую затрещину, что охал и почесывался до вечера. После этого он стал относиться к Груше с уважением. Груша еще на Волге была отличной пловчихой. Теперь она ходила в свободные минуты в большой бассейн и мечтала выступать весной в водных соревнованиях. Она по-прежнему увлекалась метеорологией. Теперь она имела дело с настоящими серьезными барометрами, дождемерами, градусниками, флюгерами… Она краснела, когда кто-нибудь напоминал о ее смешной домашней самоделке, упорно стоявшей на «дожде».
Груша увлекалась своей работой. И поздно вечером, когда она приходила в общежитие, ребята, чтобы сделать ей удовольствие, спрашивали:
— Ну, как сегодня?
— Резкое потепление, порывистые ветры, северные, второй четверти. В средней полосе депрессия, — без запинки отвечала Груша.
— А циклон есть? — спрашивал серьезно Баграш.
— Нет, циклона нет.
— Может быть, тогда хоть антициклон?
— Нет, нет и антициклона.
— Что ж это ты, Проторова? — говорил Баграш.
Она немножко хромала по географии. Карасику было поручено репетировать ее.
При Карасике Груша катастрофически розовела, смущалась. Все замечали это и подтрунивали над Карасиком. Карасик изнемогал от ее внимания. Она вышивала ему полотенца, украдкой гладила костюм, вырезывала все статьи Карасика. Карасик иногда даже сердился. Расхаживая по комнате, он втолковывал Груше очередной урок по географии. Груша внимательно смотрела ему в рот и искала на глобусе заданное место, копаясь пальцами в материках и океанах. «Словно в голове ищет!» — раздраженно думал Карасик.
— Я вас все хотела спросить, Евгений Григорьевич… — начинала Груша каким-то особенно значительным тоном и опускала глаза.
— Это относится к уроку? — спрашивал неумолимый Карасик.
— Нет, это не по географии.
— Тогда в другой раз, — сухо говорил Карасик.
Карасик давно уже усиленно тренировался. Это было очень нелегко, это было очень трудно. Мальчишки сбегались к полю и кричали: «Чарли Чаплин, Чемберлен!..» Сколько издевательств, сколько насмешек выносил Карасик. Тело его было в синяках. Ноги так болели, что, ложась спать, он должен был их укладывать в постель руками. Ночью мама Фрума слышала иногда странные мягкие удары об пол, доносившиеся из комнаты Карасика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70