Им пришлось брать неожиданное препятствие, нечто вроде снежного порога, наметённого у входа бураном. Но когда увесистый дядя Федя, замешкавшись, наступил на этот снеговой накат, раздался приглушённый стон:
– Ой, ногу… с ноги сойдите!.. И так отморозил. И в невыносимом для глаз сиянии прожекторов из-под смёрзшейся соломы, укрытой снегом, задом к лучам, посылаемым прожекторами, выполз совершенно окоченевший Дрыжик.
Наташа глазам своим не верила. Как трагикомически кончался кошмар этого вечера!
– Это вы нас сюда? А я уж думала, конец… Спасибо…
Между тем порывы ветра заметно слабели. Перестал валить снег.
Маша Богданова прижималась к холодным щекам подруги, обнимала её, тормошила Сергунка.
– Ух, чёртушки вы наши!.. Было из-за вас делов!.. Наташенька, неужели это он тебя? – зашептала она в ухо подруге. – Смотри пожалуйста, как повезло человеку! Недаром он твой вздыхатель. Смотри-ка! Нашёл и укрыл. Ну дела… Ай, Адриан Онисимович, вы же герой, однако!
Продрогший, ослеплённый лучами прожекторов, жмурясь, отряхиваясь, ещё сам не соображая, как всё это случилось, Дрыжик бормотал, вертя в руках карманный электрический фонарик.
– Ах, оставьте, прошу! Не знаю, право… Возможно, бессознательно… Не отдаю ещё отчёта. Не окончательно ещё память восстановилась…
Донат Ремизкин, в полном раже оттирая других лыжников, лез к Наташе.
– Всё-таки нельзя ли точнее? Кто вас обнаружил первым? Вы сами сюда добрались или кто вас?.. – Он уже вытаскивал из куртки свой замусоленный блокнотик. – Кто? Мы портрет дадим на первой полосе. Ведь это какой же материал для газеты, соображаете?
Кто-то постучал ему легонько кулаком в плечо. Ремизкин обернулся.
За ним стоял на лыжах инженер Чудинов. Он глаз не сводил с лица Наташи, ярко освещённой теперь прожекторами.
– Простите, – негромко в самое ухо Ремизкину проговорил Чудинов, – я не так давно в Зимогорске, не всех знаю. Это ведь Авдошина?
– Какая такая Авдошина? – поразился Ремизкин. – Это же наша чемпионка, хозяйка снегов, как говорится, Скуратова. Вы что, не признали? Ей-богу, честное даю слово, даже удивительно!
Чудинов открыл рот, а потом захлопнул его. Стал быстро выбираться из группы лыжников.
«Определённо она. Конечно, она. Час от часу не легче. Но почему Скуратова?»
Но Ремизкин, найдя подходящий объект для излияния и видя в Чудинове приезжего, ещё мало разбирающегося по всех местных делах человека, уже настиг его:
– Как считаете, товарищ, надо в Москву сообщить? Такое происшествие в нашем районе! Это же называется именно – незаметный герой. Заголовок дадим: «Благородный поступок»… Нет, лучше: «Отвага и скромность». Правда здорово? Это звучит. Ей-богу, честное даю слово.
Чудинов пожал плечами:
– Нормально. Не всё ли равно, кто первый обнаружил? Не на соревнованиях. Важно, что столько народу бросилось на поиски, это здорово. А вообще-то, спасены– и ладно.
– Ну знаете, товарищ! – горячился Ремизкин. – Говорить теперь, конечно, легко, а вы бы вот попробовали сами.
– Я пробовал, – сказал Чудинов и ещё раз шагнул вперёд, внимательно вгляделся из темноты в лицо Наташи, которая уже совсем оправилась, раскраснелась, стояла в накинутой кем-то стёганой куртке и укутывала в тёплый шарф Сергунка.
– Она и есть, – проговорил Чудинов, отъезжая в сторону, чтобы выйти из луча прожектора, – Скуратова. Вот поди ж ты! А в Москве сказали: Авдошина из Вологды. Ничего не понимаю!..
Ремизкин уже наседал на ещё не совсем очухавшегося Дрыжика, что-то чиркал в своём блокноте.
– Так всё-таки как же это получилось-то? Неужели не помните?
– Да ведь, собственно… – бормотал, растерянно оглядываясь, парикмахер. – Тут, в общем, довольно просто получается. Следую я таким направлением… Замечаю возвышение, вижу шалашик, а меня заносит. Ну и… Разрешите в другой раз, чересчур окоченел.
И вдруг стало совсем темно. Аэросани выключили прожекторы. Интервью оборвалось. Все окутала кромешная, непроницаемая тьма.
ГЛАВА VII
Разговор начистоту
Была уже глубокая ночь, когда Чудинов добрался до гостиницы. Раненая нога всё время напоминала о себе, видно порядком он натрудил и разбередил её. Неожиданное открытие совершенно сбило с толку. Спасённая девушка оказалась Скуратовой, а в Москве её называли Авдошиной. Но несомненно это тогда была именно она, сердитая красотка!.. Ему запомнилось это характерное лицо, на которое он успел тогда близко глянуть через двенадцатикратный полевой бинокль. Круто выведенные щеки, чуточку вздёрнутый нос, серые глаза с выражением ребячливого своенравия и женственная, застенчиво-упрямая складка по-детски выпяченных губ.
И надо же было случиться сегодня этому бурану! Теперь глупо уже будет у себя в бюро изображать ненавистника спорта или, во всяком случае, равнодушного к лыжам человека. Должно быть, они уже заметили его хватку и стиль, если хоть немножко разбираются в этом деле. А ко всему ещё это странное открытие: не Авдошина, а Скуратова. Не Вологда, а Зимогорск. Уж не нарочно ли это всё Евгений подстроил тогда в Москве?..
Чудинов специально задержался, чтобы не попадаться на глаза возвращающимся лыжникам. Ещё таилась смешная и нелепая надежда, что, может быть, он остался незамеченным в общей сутолоке. Стараясь не шуметь, он осторожно поставил в вестибюле лыжи, которые ему были даны дядей Федей. Но уже спешила к нему бессонная Олимпиада Гавриловна.
– И вы ходили? У вас же нога… Прямо все с ума посходили с этим! Наш-то Адриан Онисимович – и тот! Что это, верно говорят, будто он-то и разыскал? Сказывали, их там в шалашике вместе и обнаружили, куда он их приволок. А ведь скромник-то какой, не признается по сей момент полностью. Намекает, а таится. «Не помню», – говорит. Вот благородной души человек! Из-за какой-то девчонки так здоровьем рисковал. Да что здоровьем – можно сказать, жизнью! – Она было отошла, направляясь к своей конторке, потом вдруг спохватилась:– Ой, товарищ Чудинов, забыла совсем предупредить вас. Там я к вам на вторую коечку командировочного одного поместила, временно. Уж извините – переполнение.
Свет в номере был погашен, но сквозь окно проникали отблески уличного фонаря. Пурга давно уже утихла, снежная муть осела. Фонарь за окном струил ровный и мягкий свет, и можно было различить все предметы в комнате.
Осторожно, чтобы не разбудить нового жильца, Чудинов раздевался в темноте, вешал одежду не в шкаф, а на спинку стула. Потом он ушёл в ванную. Слышно было, как он там легонько ухает под душем и затем, покрякивая, обтирается полотенцем. Потом он вернулся в комнату, прошёл к своей кровати, но споткнулся о стул и с грохотом уронил его на пол.
– Ох, простите, нашумел! – сказал он смущённо.
И услышал в ответ:
– Ничего, пожалуйста. Да зажги свет, хватит тебе в жмурки играть!
Вспыхнул свет. Чудинов, невольно приоткрыв рот в изумлении, с каким-то даже явным недоверием разглядывал нового постояльца. Он даже похлопал глазами, зажмурил их на миг и снова уставился, видимо не очень доверяя тому, что видит.
– Ты?..
– Как видишь, я.
И это был действительно я. Как я и предупреждал Чудинова, у меня нашлись дела в районе Зимогорска. Редакция получила ряд сигналов о задержке темпов строительства на самом руднике, и по дороге из Свердловска я, по распоряжению редакции, заехал в Зимогорск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Ой, ногу… с ноги сойдите!.. И так отморозил. И в невыносимом для глаз сиянии прожекторов из-под смёрзшейся соломы, укрытой снегом, задом к лучам, посылаемым прожекторами, выполз совершенно окоченевший Дрыжик.
Наташа глазам своим не верила. Как трагикомически кончался кошмар этого вечера!
– Это вы нас сюда? А я уж думала, конец… Спасибо…
Между тем порывы ветра заметно слабели. Перестал валить снег.
Маша Богданова прижималась к холодным щекам подруги, обнимала её, тормошила Сергунка.
– Ух, чёртушки вы наши!.. Было из-за вас делов!.. Наташенька, неужели это он тебя? – зашептала она в ухо подруге. – Смотри пожалуйста, как повезло человеку! Недаром он твой вздыхатель. Смотри-ка! Нашёл и укрыл. Ну дела… Ай, Адриан Онисимович, вы же герой, однако!
Продрогший, ослеплённый лучами прожекторов, жмурясь, отряхиваясь, ещё сам не соображая, как всё это случилось, Дрыжик бормотал, вертя в руках карманный электрический фонарик.
– Ах, оставьте, прошу! Не знаю, право… Возможно, бессознательно… Не отдаю ещё отчёта. Не окончательно ещё память восстановилась…
Донат Ремизкин, в полном раже оттирая других лыжников, лез к Наташе.
– Всё-таки нельзя ли точнее? Кто вас обнаружил первым? Вы сами сюда добрались или кто вас?.. – Он уже вытаскивал из куртки свой замусоленный блокнотик. – Кто? Мы портрет дадим на первой полосе. Ведь это какой же материал для газеты, соображаете?
Кто-то постучал ему легонько кулаком в плечо. Ремизкин обернулся.
За ним стоял на лыжах инженер Чудинов. Он глаз не сводил с лица Наташи, ярко освещённой теперь прожекторами.
– Простите, – негромко в самое ухо Ремизкину проговорил Чудинов, – я не так давно в Зимогорске, не всех знаю. Это ведь Авдошина?
– Какая такая Авдошина? – поразился Ремизкин. – Это же наша чемпионка, хозяйка снегов, как говорится, Скуратова. Вы что, не признали? Ей-богу, честное даю слово, даже удивительно!
Чудинов открыл рот, а потом захлопнул его. Стал быстро выбираться из группы лыжников.
«Определённо она. Конечно, она. Час от часу не легче. Но почему Скуратова?»
Но Ремизкин, найдя подходящий объект для излияния и видя в Чудинове приезжего, ещё мало разбирающегося по всех местных делах человека, уже настиг его:
– Как считаете, товарищ, надо в Москву сообщить? Такое происшествие в нашем районе! Это же называется именно – незаметный герой. Заголовок дадим: «Благородный поступок»… Нет, лучше: «Отвага и скромность». Правда здорово? Это звучит. Ей-богу, честное даю слово.
Чудинов пожал плечами:
– Нормально. Не всё ли равно, кто первый обнаружил? Не на соревнованиях. Важно, что столько народу бросилось на поиски, это здорово. А вообще-то, спасены– и ладно.
– Ну знаете, товарищ! – горячился Ремизкин. – Говорить теперь, конечно, легко, а вы бы вот попробовали сами.
– Я пробовал, – сказал Чудинов и ещё раз шагнул вперёд, внимательно вгляделся из темноты в лицо Наташи, которая уже совсем оправилась, раскраснелась, стояла в накинутой кем-то стёганой куртке и укутывала в тёплый шарф Сергунка.
– Она и есть, – проговорил Чудинов, отъезжая в сторону, чтобы выйти из луча прожектора, – Скуратова. Вот поди ж ты! А в Москве сказали: Авдошина из Вологды. Ничего не понимаю!..
Ремизкин уже наседал на ещё не совсем очухавшегося Дрыжика, что-то чиркал в своём блокноте.
– Так всё-таки как же это получилось-то? Неужели не помните?
– Да ведь, собственно… – бормотал, растерянно оглядываясь, парикмахер. – Тут, в общем, довольно просто получается. Следую я таким направлением… Замечаю возвышение, вижу шалашик, а меня заносит. Ну и… Разрешите в другой раз, чересчур окоченел.
И вдруг стало совсем темно. Аэросани выключили прожекторы. Интервью оборвалось. Все окутала кромешная, непроницаемая тьма.
ГЛАВА VII
Разговор начистоту
Была уже глубокая ночь, когда Чудинов добрался до гостиницы. Раненая нога всё время напоминала о себе, видно порядком он натрудил и разбередил её. Неожиданное открытие совершенно сбило с толку. Спасённая девушка оказалась Скуратовой, а в Москве её называли Авдошиной. Но несомненно это тогда была именно она, сердитая красотка!.. Ему запомнилось это характерное лицо, на которое он успел тогда близко глянуть через двенадцатикратный полевой бинокль. Круто выведенные щеки, чуточку вздёрнутый нос, серые глаза с выражением ребячливого своенравия и женственная, застенчиво-упрямая складка по-детски выпяченных губ.
И надо же было случиться сегодня этому бурану! Теперь глупо уже будет у себя в бюро изображать ненавистника спорта или, во всяком случае, равнодушного к лыжам человека. Должно быть, они уже заметили его хватку и стиль, если хоть немножко разбираются в этом деле. А ко всему ещё это странное открытие: не Авдошина, а Скуратова. Не Вологда, а Зимогорск. Уж не нарочно ли это всё Евгений подстроил тогда в Москве?..
Чудинов специально задержался, чтобы не попадаться на глаза возвращающимся лыжникам. Ещё таилась смешная и нелепая надежда, что, может быть, он остался незамеченным в общей сутолоке. Стараясь не шуметь, он осторожно поставил в вестибюле лыжи, которые ему были даны дядей Федей. Но уже спешила к нему бессонная Олимпиада Гавриловна.
– И вы ходили? У вас же нога… Прямо все с ума посходили с этим! Наш-то Адриан Онисимович – и тот! Что это, верно говорят, будто он-то и разыскал? Сказывали, их там в шалашике вместе и обнаружили, куда он их приволок. А ведь скромник-то какой, не признается по сей момент полностью. Намекает, а таится. «Не помню», – говорит. Вот благородной души человек! Из-за какой-то девчонки так здоровьем рисковал. Да что здоровьем – можно сказать, жизнью! – Она было отошла, направляясь к своей конторке, потом вдруг спохватилась:– Ой, товарищ Чудинов, забыла совсем предупредить вас. Там я к вам на вторую коечку командировочного одного поместила, временно. Уж извините – переполнение.
Свет в номере был погашен, но сквозь окно проникали отблески уличного фонаря. Пурга давно уже утихла, снежная муть осела. Фонарь за окном струил ровный и мягкий свет, и можно было различить все предметы в комнате.
Осторожно, чтобы не разбудить нового жильца, Чудинов раздевался в темноте, вешал одежду не в шкаф, а на спинку стула. Потом он ушёл в ванную. Слышно было, как он там легонько ухает под душем и затем, покрякивая, обтирается полотенцем. Потом он вернулся в комнату, прошёл к своей кровати, но споткнулся о стул и с грохотом уронил его на пол.
– Ох, простите, нашумел! – сказал он смущённо.
И услышал в ответ:
– Ничего, пожалуйста. Да зажги свет, хватит тебе в жмурки играть!
Вспыхнул свет. Чудинов, невольно приоткрыв рот в изумлении, с каким-то даже явным недоверием разглядывал нового постояльца. Он даже похлопал глазами, зажмурил их на миг и снова уставился, видимо не очень доверяя тому, что видит.
– Ты?..
– Как видишь, я.
И это был действительно я. Как я и предупреждал Чудинова, у меня нашлись дела в районе Зимогорска. Редакция получила ряд сигналов о задержке темпов строительства на самом руднике, и по дороге из Свердловска я, по распоряжению редакции, заехал в Зимогорск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52