..
- Урядник, смир-на! - сказал Сабуров.
Урядник бросил руки по швам. Сабуров тоже встал по стойке "смирно". Оба они были в сапогах и нижнем белье, но это не имело значения. В восемьсот двенадцатом был случай, когда платовские казаки и вовсе голяком повскакали на коней, ударили в шашки. И ничего, смяли француза. Не в штанах дело.
- Слушай приказ, - сказал Сабуров звонко и четко, как на инспекторском смотру. - Считать нас воинской командой. Объявившуюся в окрестностях неизвестную тварь, как безусловно опасную для здешних обывателей, отыскать и уничтожить. Выступаем немедля.
- Слушаюсь, ваше благородие! - рявкнул урядник.
И у обоих стало на душе чуточку покойнее. Теперь был приказ, были командир и подчиненный, теперь они были - воинская команда, крохотное войско российское.
- Соображения есть? - спросил Сабуров.
- Как не быть? Следы оно оставляет, слава Богу, по воздуху не порхает, не канарейка. А следы мы разбирать учены, на кабана в камышах охотиться приходилось... Так что опробуем. Теперь что: коли оно жрет всех без разбору, и коня, и людей, и собак, значит - оголодавшее. Знать бы еще, как у него с чутьем...
- А ты на всякий случай думай, что чутье у него - отменное.
- Понял, ваше благородие. Еще: большое оно, должно быть. Вон как столы-лавки перебулгачило. Гренадерскую бомбу бы нам иметь...
- Где ж ее взять... Что еще?
- Искать надо в редколесье, да в полях, я так мерекаю, - сказал Платон. - Не думаю я, чтоб оно в чащобу полезло - здоровущее... Местности мы не знаем, вот что плохо. Проводника бы нам или хоть дельную собачку, охотничью...
- И подзорную трубу не грех бы заиметь, - сказал Сабуров. - Помнишь, Мартьян говорил про блажного барина, что смотрит на звезды?
- Помню. Думаете?..
- Да уж смотрит он в небеса наверняка вооруженным глазом. Только где ж его искать? Черт, ничего не знаем - где какие деревни, где что... Ну ладно. Давай собираться.
Сборы заняли около получаса, а потом они выехали шагом, охлюпкой на неоседланных мартьяновских лошадях с уздечками самодельной работы невеликая воинская команда.
Наклонившись с конской спины, Платон разбирал следы, и вскоре последовало первое донесение:
- Ну что - какие-никакие, а есть лапы. И лап этих до тоей матери, прости господи. Чисто сороконожка... Ясно ведь, что тяжелое, а бежит легко - это как понять? Вроде бобра, что ли - на земле неуклюж, а в воде проворен...
Следы действительно в густолесье не заводили, но оттого что чудо-юдо, как и предполагалось, было велико, стало только тягостнее. А вскоре они наткнулись на место, где валялись повсюду клочья собачьей шерсти, обрывки одежды, и кровь, кровушка там и сям... Перекрестились, еще раз помянув несчастливых рабов Божьих Мартьяна и двух других, по именам неизвестных, и тронулись дальше, превозмогая тягу к рвоте. На войне видели всякое, но вот так...
Нервы стали, как струны, упади с дерева лист, коснись - зазвенят тоскливым и жалостным гитарным перебором...
- Неужто не заляжет, нажравшись? - сказал Платон сквозь зубы и вдруг натянул поводья. - А вот там, что это? Ей-Богу, вижу, вашбродь!
Но Сабуров и сам видел уже сквозь деревья: там, впереди, на лугу шевельнулось что-то зеленое - не веселого цвета молодой травы, а угрюмого болотного. У неширокого ручья паслась пятнистая коровенка, а неподалеку...
А неподалеку замер круглый блин аршинов трех в поперечнике и высотой человеку - ну, под мужское достояние, не выше. По краю, по всей окружности блина чернели непонятные комки, числом с дюжину, меж ними другие, синие, раза в два больше (этих с полдюжины), а в середине опухолью зеленело вздутие с четырьмя горизонтальными черными щелями, и над ними, на самом верху вздутия - будто гроздь из четырех бильярдных шаров, только шары алые, в черных крапинках. Сабурова вновь замутило - так неправилен, неуместен на зеленом лужку под утренним солнышком, чужд всему окружающему был этот живой страх, словно и впрямь приперся из пекла.
- Ну, такого можно и в шашки, - горячо прошептал Платон. - Лишь бы только кони не понесли. Покромсаем, ей-бо, курву!
- Ты погоди, - так же горячечно шепнул Сабуров. - Чем-то же оно хватало...
На лугу колыхнулся блин, множество ножек, сокращаясь-вытягиваясь, понесли его вперед со скоростью быстрым шагом идущего человека, и коровенка, только сейчас заметив это непонятное создание, глупо взмыкнула, вытаращилась, задрала вдруг хвост, собираясь припустить прочь.
Не успела. Взвихрились черные комки, оказавшись щупальцами аршин в пять каждое, жгуты превратились в широкие ленты, и весь пучок оплел корову, сшиб с ног, повалил, синие комки тоже взвихрились щупальцами, только эти были покороче и потолще, кончались словно бы змеиными головами, только безглазыми - длинные пасти открыты, и зубов там не перечесть. Рев бедолажной животины вмиг затих. Чудище принялось жрать.
Сабуров не выдержал, перегнулся с прядавшего ушами коня - все, съеденное и выпитое с утра, рванулось наружу. Рядом то же самое происходило с Платоном.
- Ну, видел? - прохрипел Сабуров. - Куда его в шашки...
- Ах ты ж, с-сука!
Платон соскочил с коня - как ни разъярен был, а сообразил, что непривычный, нестроевой конь выстрелов над ухом испугается и понесет. Пробежал десяток шагов до крайних деревьев, обернулся:
- Коней держите, вашбродь, мне с винтовкой сподручнее!
До чуда-юда в самом деле было шагов двести - от сабуровских револьверов толку никакого. Сабуров крепко ухватил поводья. Урядник приложился. Целился недолго. Выстрел.
Чудо-юдо содрогнулось, зашипело - пуля явно угодила в цель, но непохоже, чтобы нанесла урон. Алые, в черных крапинках шары заколыхались, стали подниматься - словно со страшной скоростью вырастали алые цветы на зеленых стеблях, вот стебли уже не короче аршина. Шары качались, будто приглядывались, принюхивались - дьявол их ведает, как правильно, мотались в разные стороны, и вдруг все вытянулись в одном направлении - к ним, господи боже!
- Урядник, назад! - крикнул Сабуров.
Но урядник клацнул затвором берданы, досылая патрон. Выстрел. Должно быть, Платон целил в те шары, да промахнулся. Черные и синие щупальца одно за другим отрывались от раскромсанной коровьей туши, чудище зашипело, сокращая ножки, словно злилось, что его члены так неповоротливы. Тогда только урядник с разбегу запрыгнул на коня, перехватил его поводья у Сабурова, и они поскакали назад, пронеслись с полверсты, оглянулись никто не преследовал. Натянули повода, и кони остановились неохотно, после недолгого противоборства всадникам.
- Ну, видел? - спросил Сабуров. - Нет, саблями не выйдет. Никак ты к нему вплотную не подступишься. Разделается вмиг. Хреновые из нас Добрыни Никитичи, Платоша, не про нас это Змеище Горынище...
Лицо Платона стало остервенелым до крайности:
- Так что ж делать, подскажите, вашбродь! По шарам бить разве что...
- Одно и остается, - сказал Сабуров. - А ты заметил - ведет оно себя так, словно в него сроду не стреляли, не сразу и сообразило, что остерегаться следует. Непуганое...
- Господи ж ты, Боже мой! - взвыл урядник. Его конь всхрапнул и дернулся. - Ну откуда оно на нашу голову взялось, почему непуганое? Не должно его быть, не должно, в мать, в Христа, во всех святителей, вперехлест через тын! Не должно!
- Да ори не ори - а оно есть, - мрачно сказал поручик Сабуров. - И либо мы ему выхлестнем гляделки, либо оно нас, как ту коровенку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
- Урядник, смир-на! - сказал Сабуров.
Урядник бросил руки по швам. Сабуров тоже встал по стойке "смирно". Оба они были в сапогах и нижнем белье, но это не имело значения. В восемьсот двенадцатом был случай, когда платовские казаки и вовсе голяком повскакали на коней, ударили в шашки. И ничего, смяли француза. Не в штанах дело.
- Слушай приказ, - сказал Сабуров звонко и четко, как на инспекторском смотру. - Считать нас воинской командой. Объявившуюся в окрестностях неизвестную тварь, как безусловно опасную для здешних обывателей, отыскать и уничтожить. Выступаем немедля.
- Слушаюсь, ваше благородие! - рявкнул урядник.
И у обоих стало на душе чуточку покойнее. Теперь был приказ, были командир и подчиненный, теперь они были - воинская команда, крохотное войско российское.
- Соображения есть? - спросил Сабуров.
- Как не быть? Следы оно оставляет, слава Богу, по воздуху не порхает, не канарейка. А следы мы разбирать учены, на кабана в камышах охотиться приходилось... Так что опробуем. Теперь что: коли оно жрет всех без разбору, и коня, и людей, и собак, значит - оголодавшее. Знать бы еще, как у него с чутьем...
- А ты на всякий случай думай, что чутье у него - отменное.
- Понял, ваше благородие. Еще: большое оно, должно быть. Вон как столы-лавки перебулгачило. Гренадерскую бомбу бы нам иметь...
- Где ж ее взять... Что еще?
- Искать надо в редколесье, да в полях, я так мерекаю, - сказал Платон. - Не думаю я, чтоб оно в чащобу полезло - здоровущее... Местности мы не знаем, вот что плохо. Проводника бы нам или хоть дельную собачку, охотничью...
- И подзорную трубу не грех бы заиметь, - сказал Сабуров. - Помнишь, Мартьян говорил про блажного барина, что смотрит на звезды?
- Помню. Думаете?..
- Да уж смотрит он в небеса наверняка вооруженным глазом. Только где ж его искать? Черт, ничего не знаем - где какие деревни, где что... Ну ладно. Давай собираться.
Сборы заняли около получаса, а потом они выехали шагом, охлюпкой на неоседланных мартьяновских лошадях с уздечками самодельной работы невеликая воинская команда.
Наклонившись с конской спины, Платон разбирал следы, и вскоре последовало первое донесение:
- Ну что - какие-никакие, а есть лапы. И лап этих до тоей матери, прости господи. Чисто сороконожка... Ясно ведь, что тяжелое, а бежит легко - это как понять? Вроде бобра, что ли - на земле неуклюж, а в воде проворен...
Следы действительно в густолесье не заводили, но оттого что чудо-юдо, как и предполагалось, было велико, стало только тягостнее. А вскоре они наткнулись на место, где валялись повсюду клочья собачьей шерсти, обрывки одежды, и кровь, кровушка там и сям... Перекрестились, еще раз помянув несчастливых рабов Божьих Мартьяна и двух других, по именам неизвестных, и тронулись дальше, превозмогая тягу к рвоте. На войне видели всякое, но вот так...
Нервы стали, как струны, упади с дерева лист, коснись - зазвенят тоскливым и жалостным гитарным перебором...
- Неужто не заляжет, нажравшись? - сказал Платон сквозь зубы и вдруг натянул поводья. - А вот там, что это? Ей-Богу, вижу, вашбродь!
Но Сабуров и сам видел уже сквозь деревья: там, впереди, на лугу шевельнулось что-то зеленое - не веселого цвета молодой травы, а угрюмого болотного. У неширокого ручья паслась пятнистая коровенка, а неподалеку...
А неподалеку замер круглый блин аршинов трех в поперечнике и высотой человеку - ну, под мужское достояние, не выше. По краю, по всей окружности блина чернели непонятные комки, числом с дюжину, меж ними другие, синие, раза в два больше (этих с полдюжины), а в середине опухолью зеленело вздутие с четырьмя горизонтальными черными щелями, и над ними, на самом верху вздутия - будто гроздь из четырех бильярдных шаров, только шары алые, в черных крапинках. Сабурова вновь замутило - так неправилен, неуместен на зеленом лужку под утренним солнышком, чужд всему окружающему был этот живой страх, словно и впрямь приперся из пекла.
- Ну, такого можно и в шашки, - горячо прошептал Платон. - Лишь бы только кони не понесли. Покромсаем, ей-бо, курву!
- Ты погоди, - так же горячечно шепнул Сабуров. - Чем-то же оно хватало...
На лугу колыхнулся блин, множество ножек, сокращаясь-вытягиваясь, понесли его вперед со скоростью быстрым шагом идущего человека, и коровенка, только сейчас заметив это непонятное создание, глупо взмыкнула, вытаращилась, задрала вдруг хвост, собираясь припустить прочь.
Не успела. Взвихрились черные комки, оказавшись щупальцами аршин в пять каждое, жгуты превратились в широкие ленты, и весь пучок оплел корову, сшиб с ног, повалил, синие комки тоже взвихрились щупальцами, только эти были покороче и потолще, кончались словно бы змеиными головами, только безглазыми - длинные пасти открыты, и зубов там не перечесть. Рев бедолажной животины вмиг затих. Чудище принялось жрать.
Сабуров не выдержал, перегнулся с прядавшего ушами коня - все, съеденное и выпитое с утра, рванулось наружу. Рядом то же самое происходило с Платоном.
- Ну, видел? - прохрипел Сабуров. - Куда его в шашки...
- Ах ты ж, с-сука!
Платон соскочил с коня - как ни разъярен был, а сообразил, что непривычный, нестроевой конь выстрелов над ухом испугается и понесет. Пробежал десяток шагов до крайних деревьев, обернулся:
- Коней держите, вашбродь, мне с винтовкой сподручнее!
До чуда-юда в самом деле было шагов двести - от сабуровских револьверов толку никакого. Сабуров крепко ухватил поводья. Урядник приложился. Целился недолго. Выстрел.
Чудо-юдо содрогнулось, зашипело - пуля явно угодила в цель, но непохоже, чтобы нанесла урон. Алые, в черных крапинках шары заколыхались, стали подниматься - словно со страшной скоростью вырастали алые цветы на зеленых стеблях, вот стебли уже не короче аршина. Шары качались, будто приглядывались, принюхивались - дьявол их ведает, как правильно, мотались в разные стороны, и вдруг все вытянулись в одном направлении - к ним, господи боже!
- Урядник, назад! - крикнул Сабуров.
Но урядник клацнул затвором берданы, досылая патрон. Выстрел. Должно быть, Платон целил в те шары, да промахнулся. Черные и синие щупальца одно за другим отрывались от раскромсанной коровьей туши, чудище зашипело, сокращая ножки, словно злилось, что его члены так неповоротливы. Тогда только урядник с разбегу запрыгнул на коня, перехватил его поводья у Сабурова, и они поскакали назад, пронеслись с полверсты, оглянулись никто не преследовал. Натянули повода, и кони остановились неохотно, после недолгого противоборства всадникам.
- Ну, видел? - спросил Сабуров. - Нет, саблями не выйдет. Никак ты к нему вплотную не подступишься. Разделается вмиг. Хреновые из нас Добрыни Никитичи, Платоша, не про нас это Змеище Горынище...
Лицо Платона стало остервенелым до крайности:
- Так что ж делать, подскажите, вашбродь! По шарам бить разве что...
- Одно и остается, - сказал Сабуров. - А ты заметил - ведет оно себя так, словно в него сроду не стреляли, не сразу и сообразило, что остерегаться следует. Непуганое...
- Господи ж ты, Боже мой! - взвыл урядник. Его конь всхрапнул и дернулся. - Ну откуда оно на нашу голову взялось, почему непуганое? Не должно его быть, не должно, в мать, в Христа, во всех святителей, вперехлест через тын! Не должно!
- Да ори не ори - а оно есть, - мрачно сказал поручик Сабуров. - И либо мы ему выхлестнем гляделки, либо оно нас, как ту коровенку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11