Сейчас на острове возделывается лишь одна пятисотая часть бывшей посевной площади – всего пятьдесят акров. Даже знаменитая своими урожаями тинианская долина Марпо – пятьсот акров плодороднейшей, вулканического происхождения почвы – заросла кустарником и никем больше не возделывается. На Тиниане, где ранее сахарный тростник убирали тысячи крестьян, сегодня сельским хозяйством занимается лишь пять человек.
На тех участках земли, где не растет кустарник-паразит, чаморро пытаются развивать животноводство. Однако отрасль эта находится в самом зачаточном состоянии. И вот что более всего удивительно; многие чаморро надеются, что когда-нибудь на их остров снова вернутся солдаты. Чаморро думают, что это будет способствовать экономическому прогрессу. Об этой их мечте и возвещал транспарант, который сразу же бросился мне в глаза в порту Тиниана.
ОГОНЬ И КАМЕНЬ МАРИАНСКИХ ОСТРОВОВ
Путешествуя по Микронезии, я все время оказывался свидетелем последствий событий, в наибольшей степени сказавшихся на судьбах микронезийцев, – страшного атомного жребия, выпавшего на долю людей, только что вышедших из каменного века.
И теперь, подводя итоги путешествию, я хочу сказать, что символами Микронезии для меня стали огонь и камень.
Камень – это тинианский «дворец» «царя» Таги с его массивными латте. Памятник же огню находится на самой северной оконечности острова. Я отправился туда на этот раз без попутчика. У знакомого студента много своих дел, и, судя по всему, ему не очень-то по душе место, куда я собрался идти. Да я и не нуждался в проводнике, ведь путь к самой северной точке Тиниана проходил по главной «улице» острова – по Бродвею.
Дорога была утомительной. Стояла нестерпимая жара. К тому же кустарник, подступающий к самой дороге, в нескольких местах горел. Повсюду лежала разбитая американская и японская военная техника. Шел я долго. Вдруг заросли кустарника расступились, и открылся вид на самое крупное на острове ранчо, где гуамский миллионер Кент Джонс и тридцать четыре его микронезийских ковбоя пытаются превратить бывшие плантации сахарного тростника, ныне заросшие кустарником, в плодородные пастбища для скота.
И вот я оказался в конце тинианского Бродвея. Здесь улица разветвляется на четыре огромные взлетные полосы. Передо мной был заброшенный аэродром. Кустарник подобрался к самому краю бетона. Я ориентировался по желтым стрелкам, нарисованным на взлетных полосах.
Я подошел к концу огромного аэродрома и здесь, в стороне от взлетно-посадочных полос, увидел бетонный блок и два дерева: усыпанную желтовато-белыми, резко пахнущими цветами франгипанию и совсем молоденькую пальму – традиционный микронезийский символ мира.
К бетонному блоку прикреплена металлическая доска с надписью: «На этом месте находился первый склад атомных бомб. Отсюда на борт самолета Б-29 была доставлена первая, использованная в бою атомная бомба, сброшенная 6 августа 1945 года на Хиросиму, Япония. Воздушный корабль пилотировал полковник Пол У. Тиббетс, служивший в 509-й смешанной группе 22-й дивизии военно-воздушных сил США. Бомба была уложена в бомбовый отсек во второй половине дня 4 августа 1945 года. В 02 часа 45 минут на следующие сутки корабль поднялся в воздух, чтобы выполнить полученный приказ. Бомбометатель обслуживал капитан Уильям С. Парсонс».
В двухстах метрах я нахожу еще один, точно такой же памятник. Его текст весьма похож на приведенный выше. В нем говорится, что в данном месте находился склад атомных бомб № 2 и отсюда поднялся в воздух самолет, сбросивший бомбу на Нагасаки. В заключение автор надписи добавил еще одну фразу: «10 августа, в 01 час 00 минут, японский император без предварительного согласования с правительством принял решение закончить войну на Тихом океане».
Снова и снова вчитываюсь в сухие, по-военному краткие строки. Здесь нет ни одного лишнего слова, никаких победных фанфар и никакого, несвойственного солдатам излишнего сострадания.
Однако я не могу спокойно смотреть на памятник атомному огню, спалившему жителей Хиросимы и Нагасаки, который (об этом знают немногие) до сих пор сжигает жителей Микронезии – обитателей Ронгелапа и Утирика, Эниветока и Бикини. Огню, который до сих пор горит в крови рыбаков со «Счастливого дракона».
Бесконечную печальную погребальную песню поет ветер в кронах двух пальм. Вокруг тишина. Я – единственный посетитель этого безмолвного уголка на самом тихом острове Микронезии, из тишины которого вырвался огонь. Он упал на другом берегу океана – в Японии, но своим смертоносным ядерным пламенем коснулся всей Микронезии. Здесь переплелись два времени Микронезии: в Таге – время камня, у катапульты атомного века – огня.
Зачем рассказывать о размерах бетонных атомных памятников? Ведь размеры трагедии, начало которой было здесь, на Тиниане, определить не сможет никто.
Я покидаю Тиниан. Следую путем, который тридцать лет назад проделал огонь, – тоже отправляюсь в Японию. Из Аганьи на самолете микронезийской авиакомпании, взявшем курс сначала к островам Бонин, попадаю на Окинаву.
Окинава и все ее многочисленные военные базы тоже связаны с огнем. Однако Окинава – это уже Азия. Сидя в самолете, уносившем меня из Микронезии, я мысленно возвращался к ее атоллам и островам.
Как своеобразна микронезийская культура! Как глубоки ее древние истоки! Я, этнограф, изучающий материальную и духовную культуру народов, встречающихся на моем пути по «Земле людей», считаю этнографию исторической наукой. Если следовать этой классификации, то я – историк. К тому же еще увлекаюсь археологией. Следовательно, я изучаю прошлое этих островов и их обитателей. Но не только прошлое. Я прежде всего человек. И как человека меня интересуют не только прошлое и настоящее «Земли людей», но и ее будущее.
Каково же будущее Микронезии? Сидя в кресле воздушного лайнера, я вновь возвращался к этому вопросу. Под крылом самолета виднелись давно погасшие конусы вулканов северных Марианских островов – последние квадратные метры микронезийской земли, последние тысячи квадратных километров микронезийского океана. Ведь Микронезия лежит посреди океана, значит, на три миллиона квадратных километров воды приходится сто пятнадцать тысяч человек.
Если Микронезия находится в центре Великого океана, то у его берегов расположены две самые могущественные державы нашей планеты – Советский Союз и Соединенные Штаты. Рядом – Китай с почти миллиардным населением, экономически развитая Япония, страна-континент Австралия и богатая Канада. В Тихом океане сохраняют свои колонии Франция и Великобритания.
Все эти страны обращены к океану, среди которого на небольших островах и микроскопических атоллах живут, работают и думают о своем будущем микронезийцы. «Микро» по-гречески значит «маленький». На свете существует лишь одна страна, возможно, одно будущее государство, которое в своем названии содержит слово «микро». Может, незаметная, малозначительная? Ничего подобного. Во всяком случае, не для меня.
Основа Микронезии такой же останется, естественно, и в будущем – площадь этих островов и атоллов не увеличится (атоллы растут из глубин океана лишь в высоту, а не в ширину). Резко не возрастет по сравнению с народами, населяющими берега Тихого океана, и число обитателей Микронезии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
На тех участках земли, где не растет кустарник-паразит, чаморро пытаются развивать животноводство. Однако отрасль эта находится в самом зачаточном состоянии. И вот что более всего удивительно; многие чаморро надеются, что когда-нибудь на их остров снова вернутся солдаты. Чаморро думают, что это будет способствовать экономическому прогрессу. Об этой их мечте и возвещал транспарант, который сразу же бросился мне в глаза в порту Тиниана.
ОГОНЬ И КАМЕНЬ МАРИАНСКИХ ОСТРОВОВ
Путешествуя по Микронезии, я все время оказывался свидетелем последствий событий, в наибольшей степени сказавшихся на судьбах микронезийцев, – страшного атомного жребия, выпавшего на долю людей, только что вышедших из каменного века.
И теперь, подводя итоги путешествию, я хочу сказать, что символами Микронезии для меня стали огонь и камень.
Камень – это тинианский «дворец» «царя» Таги с его массивными латте. Памятник же огню находится на самой северной оконечности острова. Я отправился туда на этот раз без попутчика. У знакомого студента много своих дел, и, судя по всему, ему не очень-то по душе место, куда я собрался идти. Да я и не нуждался в проводнике, ведь путь к самой северной точке Тиниана проходил по главной «улице» острова – по Бродвею.
Дорога была утомительной. Стояла нестерпимая жара. К тому же кустарник, подступающий к самой дороге, в нескольких местах горел. Повсюду лежала разбитая американская и японская военная техника. Шел я долго. Вдруг заросли кустарника расступились, и открылся вид на самое крупное на острове ранчо, где гуамский миллионер Кент Джонс и тридцать четыре его микронезийских ковбоя пытаются превратить бывшие плантации сахарного тростника, ныне заросшие кустарником, в плодородные пастбища для скота.
И вот я оказался в конце тинианского Бродвея. Здесь улица разветвляется на четыре огромные взлетные полосы. Передо мной был заброшенный аэродром. Кустарник подобрался к самому краю бетона. Я ориентировался по желтым стрелкам, нарисованным на взлетных полосах.
Я подошел к концу огромного аэродрома и здесь, в стороне от взлетно-посадочных полос, увидел бетонный блок и два дерева: усыпанную желтовато-белыми, резко пахнущими цветами франгипанию и совсем молоденькую пальму – традиционный микронезийский символ мира.
К бетонному блоку прикреплена металлическая доска с надписью: «На этом месте находился первый склад атомных бомб. Отсюда на борт самолета Б-29 была доставлена первая, использованная в бою атомная бомба, сброшенная 6 августа 1945 года на Хиросиму, Япония. Воздушный корабль пилотировал полковник Пол У. Тиббетс, служивший в 509-й смешанной группе 22-й дивизии военно-воздушных сил США. Бомба была уложена в бомбовый отсек во второй половине дня 4 августа 1945 года. В 02 часа 45 минут на следующие сутки корабль поднялся в воздух, чтобы выполнить полученный приказ. Бомбометатель обслуживал капитан Уильям С. Парсонс».
В двухстах метрах я нахожу еще один, точно такой же памятник. Его текст весьма похож на приведенный выше. В нем говорится, что в данном месте находился склад атомных бомб № 2 и отсюда поднялся в воздух самолет, сбросивший бомбу на Нагасаки. В заключение автор надписи добавил еще одну фразу: «10 августа, в 01 час 00 минут, японский император без предварительного согласования с правительством принял решение закончить войну на Тихом океане».
Снова и снова вчитываюсь в сухие, по-военному краткие строки. Здесь нет ни одного лишнего слова, никаких победных фанфар и никакого, несвойственного солдатам излишнего сострадания.
Однако я не могу спокойно смотреть на памятник атомному огню, спалившему жителей Хиросимы и Нагасаки, который (об этом знают немногие) до сих пор сжигает жителей Микронезии – обитателей Ронгелапа и Утирика, Эниветока и Бикини. Огню, который до сих пор горит в крови рыбаков со «Счастливого дракона».
Бесконечную печальную погребальную песню поет ветер в кронах двух пальм. Вокруг тишина. Я – единственный посетитель этого безмолвного уголка на самом тихом острове Микронезии, из тишины которого вырвался огонь. Он упал на другом берегу океана – в Японии, но своим смертоносным ядерным пламенем коснулся всей Микронезии. Здесь переплелись два времени Микронезии: в Таге – время камня, у катапульты атомного века – огня.
Зачем рассказывать о размерах бетонных атомных памятников? Ведь размеры трагедии, начало которой было здесь, на Тиниане, определить не сможет никто.
Я покидаю Тиниан. Следую путем, который тридцать лет назад проделал огонь, – тоже отправляюсь в Японию. Из Аганьи на самолете микронезийской авиакомпании, взявшем курс сначала к островам Бонин, попадаю на Окинаву.
Окинава и все ее многочисленные военные базы тоже связаны с огнем. Однако Окинава – это уже Азия. Сидя в самолете, уносившем меня из Микронезии, я мысленно возвращался к ее атоллам и островам.
Как своеобразна микронезийская культура! Как глубоки ее древние истоки! Я, этнограф, изучающий материальную и духовную культуру народов, встречающихся на моем пути по «Земле людей», считаю этнографию исторической наукой. Если следовать этой классификации, то я – историк. К тому же еще увлекаюсь археологией. Следовательно, я изучаю прошлое этих островов и их обитателей. Но не только прошлое. Я прежде всего человек. И как человека меня интересуют не только прошлое и настоящее «Земли людей», но и ее будущее.
Каково же будущее Микронезии? Сидя в кресле воздушного лайнера, я вновь возвращался к этому вопросу. Под крылом самолета виднелись давно погасшие конусы вулканов северных Марианских островов – последние квадратные метры микронезийской земли, последние тысячи квадратных километров микронезийского океана. Ведь Микронезия лежит посреди океана, значит, на три миллиона квадратных километров воды приходится сто пятнадцать тысяч человек.
Если Микронезия находится в центре Великого океана, то у его берегов расположены две самые могущественные державы нашей планеты – Советский Союз и Соединенные Штаты. Рядом – Китай с почти миллиардным населением, экономически развитая Япония, страна-континент Австралия и богатая Канада. В Тихом океане сохраняют свои колонии Франция и Великобритания.
Все эти страны обращены к океану, среди которого на небольших островах и микроскопических атоллах живут, работают и думают о своем будущем микронезийцы. «Микро» по-гречески значит «маленький». На свете существует лишь одна страна, возможно, одно будущее государство, которое в своем названии содержит слово «микро». Может, незаметная, малозначительная? Ничего подобного. Во всяком случае, не для меня.
Основа Микронезии такой же останется, естественно, и в будущем – площадь этих островов и атоллов не увеличится (атоллы растут из глубин океана лишь в высоту, а не в ширину). Резко не возрастет по сравнению с народами, населяющими берега Тихого океана, и число обитателей Микронезии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50