Когда эта пара устает, выходит вторая.
Танец заканчивается. Парни и девушки острова Тахаа медленно уходят в теплую тропическую ночь. А что же делают зрители? О них позаботился «повелитель танцев». Он обратился к нам с дружескими словами и подарил венки из белых цветов.
Через полчаса танцовщики возвращаются в помещение, где их ждет настоящее пиршество. Местная кухня имеет значительно более ограниченный выбор, чем, скажем, у прославленных гастрономов – французов или китайцев, и тем не менее, мне кажется, она почти не уступает им в разнообразии благодаря невероятной фантазии кулинаров. Полинезийцы любят поесть. Они большие жизнелюбы. И пища доставляет здесь немало наслаждения.
Наше пиршество проходило в два приема. Приступили мы к нему в том же бамбуковом танцевальном зале. Первое блюдо представляло собой одно из любимых лакомств этой части Полинезии – сырую рыбу. Рыбаки Тахаа предпочитают треску и бониту . На этот раз нам предложили отведать сырого тунца.
Хотя, как правило, я не ем сырую рыбу, к этому блюду привыкаешь довольно быстро. Значительно большие трудности я испытал во время второй части трапезы, когда подают сырую, разрезанную на тонкие кусочки рыбу в холодном соку. Перед тем, как подать на стол, ее около двух суток держат в большом сосуде из тыквы, до краев наполненном сильно пахнущей жидкостью, главной составной частью которой является соленая вода. Говорят, эту жидкость не выливают, а вновь используют, если через несколько недель опять надо готовить рыбу. Я не знаю, правда ли это. Во всяком случае, рыба пахнет ужасно. После я отведал третье блюдо – речных креветок, тоже сырых, вымоченных в лимонном соке, сильно наперченных и залитых кокосовым молоком.
Креветками заканчиваются холодные закуски сегодняшнего «банкета». Начинается второе действие. «Повелитель танцев» приглашает нас на улицу. Здесь мы рассаживаемся на площадке перед хижиной вокруг очага, по местному обычаю скрестив ноги. Диаметр очага достигает пяти метров, а глубина – около четверти метра. В нем местные повара задолго до начала ужина развели огонь. Затем они покрыли раскаленные угли слоем во множестве встречающихся здесь камней вулканического происхождения. Раскаленные камни, в свою очередь, покрываются банановыми листьями, на которых готовят новые блюда замечательного ужина. Прежде всего это снова рыба, крепко посоленная и наперченная, а также выпотрошенный, обложенный бананами и сладким картофелем поросенок. Рыбу и свинину покрывают еще одним слоем банановых листьев; все это обмазывают глиной, оставшейся после рытья ямы для очага.
Фруктовый десерт завершает ужин. Но к хорошей пище положен и добрый напиток. Это – основа хорошего ужина. Поэтому у китайского торговца был закуплен целый ящик пива, а для нас – чужеземных гостей – достали даже несколько бутылок красного вина из Франции. А к напиткам полагается песня. И вновь первым слово берет «повелитель танцев». Он начинает петь медленно, очень медленно, словно о чем-то раздумывая. Эти «песни к вину» чаще всего повествуют о любви. Причем не о несчастной любви, а о любви в разлуке – они рассказывают, например, о том, как парень уезжает на рыбную ловлю, а девушка остается одна.
Торжество заканчивается. Затем полинезийцы поют нам еще несколько религиозных гимнов и сказаний о прошлых временах.
МЕЧТА О ТАИТИ
Я мечтал – почему я не могу в этом признаться? Мечтал об этом острове больше, чем о каком-либо ином месте на нашей Земле. Имя его звучало для меня сладкой песнью сирен, легендарной музыкой небес. Таити! О, Таити!..
Даже тот, кого зовут в путь не грезы Агасфера, а научные интересы, обязанности, связанные с делом, имеет право мечтать. И я еще раз признаюсь: да, я мечтал о Таити.
И вот наступил день, когда мечта сбылась. Когда романтические представления об этом острове столкнулись с его истинным лицом. С Подветренных островов, с двуединого Хуахине самолет возвращается в Папеэте. Внизу остаются вершины первого из Наветренных островов – Муреа, затем – поле аэродрома, и вот, наконец, под нами сердце и нега Полинезии – Таити.
По правде говоря, после; всего того, что я пережил на Бораборе, Тахаа, на священной Раиатеа, среди лунных кратеров и их лагун, среди зубчатых вершин горных массивов и в деревнях, раскинувшихся в пальмовых рощах, первые впечатления о Таити во время поездки в столицу острова – Папеэте не оставили в моей душе большого следа.
И здесь дорогу окаймляли стройные кокосовые пальмы. Потом стали появляться первые хижины то типа таитянских фаре, то жалкие лачуги, которые я хорошо знал по району трущоб в Рио-де-Жанейро.
Затем пошли здания более высокие и современные. Дорога стала медленней убегать из-под колес автомашины, свернула на набережную дель Юрани. С калейдоскопической быстротой мелькали набережная Бир Хакейм, статуя Бугенвиля, причал для танкеров, склад фирмы «Компани Франсез де фосфат дель Осеани», район Фаре Ута с военной базой, французские матросы, какие-то прохожие, подъемные краны и даже трактор...
Полинезия? Что-то не похоже. Что, собственно, напоминает мне этот портовый квартал Папеэте? Микроскопический Гамбург? Чилийское Вальпараисо? Может быть – Марсель? Да, скорее всего, Марсель.
Наступает ночь. Матросы покидают корабли и попадают в свой «рай». На набережной несколько дансингов. Я выбираю один из них – «Роял клаб». А почему бы и нет? Гарсон, одну анисовую! И дайте мне возможность осмотреться. Что же произошло с «раем»? И где же здесь Полинезия? Да вот она, уже идет сюда. Как во время свадебной церемонии в объятиях моряков движутся самые прекрасные девушки на свете. И так же как во время войны – самые отзывчивые.
В этот ночной «рай», в неоновый Папеэте, как мотыльки, слетаются девушки со всей Французской Полинезии. Они садятся на суда, перевозящие копру, и покидают Борабору, Тахаа, Хуахине. Как бы сошедшие с картин Гогена, приезжают они сюда, чтобы жить на Таити. Они даже не продаются, а лишь отдают и берут свое. Торговлю на Таити организовали мы, белые люди. Неотразимо привлекательные девушки Океании просто хотят жить. А в «Роял клабе» ночь никогда не кончается. Но меня тревожит мысль, что будет с этими красавицами, когда, они проснутся. Запах неона и анисовой слишком силен. Те, что сегодня танцуют в «Роял клабе», уже никогда не вернутся на свои острова, в свои хижины. Но чем же для них все это кончится?
Пока что в порту Папеэте царит веселье. Я тоже начинаю поддаваться дурманящему коктейлю из джаза, скверных напитков и женщин. Пора подниматься и идти искать ночлег.
К счастью, я быстро обнаружил захудалую, но по местным условиям удивительно дешевую гостиницу прямо здесь, на набережной, в двух шагах от веселого «Роял клаба». Хозяйка несколько раз переспросила меня, действительно ли я буду спать один. Наверняка мое поведение противоречило здешним привычкам и местной морали. По крайней мере в этом убеждает меня кровать шириной три метра – единственная мебель в комнате.
– Да, мадам, один.
Хозяйка посмотрела на меня с жалостью, дала ключ и взяла несколько франков.
– Доброй ночи, месье.
– Спокойной ночи, мадам.
Я поднялся наверх. Деревянные стены комнаты не могли утаить ни одного звука. Здесь все обо всех знали. И никто не спал. Шум и жара выгнали меня на широкую деревянную веранду, нависающую прямо над набережной Бир Хакейм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Танец заканчивается. Парни и девушки острова Тахаа медленно уходят в теплую тропическую ночь. А что же делают зрители? О них позаботился «повелитель танцев». Он обратился к нам с дружескими словами и подарил венки из белых цветов.
Через полчаса танцовщики возвращаются в помещение, где их ждет настоящее пиршество. Местная кухня имеет значительно более ограниченный выбор, чем, скажем, у прославленных гастрономов – французов или китайцев, и тем не менее, мне кажется, она почти не уступает им в разнообразии благодаря невероятной фантазии кулинаров. Полинезийцы любят поесть. Они большие жизнелюбы. И пища доставляет здесь немало наслаждения.
Наше пиршество проходило в два приема. Приступили мы к нему в том же бамбуковом танцевальном зале. Первое блюдо представляло собой одно из любимых лакомств этой части Полинезии – сырую рыбу. Рыбаки Тахаа предпочитают треску и бониту . На этот раз нам предложили отведать сырого тунца.
Хотя, как правило, я не ем сырую рыбу, к этому блюду привыкаешь довольно быстро. Значительно большие трудности я испытал во время второй части трапезы, когда подают сырую, разрезанную на тонкие кусочки рыбу в холодном соку. Перед тем, как подать на стол, ее около двух суток держат в большом сосуде из тыквы, до краев наполненном сильно пахнущей жидкостью, главной составной частью которой является соленая вода. Говорят, эту жидкость не выливают, а вновь используют, если через несколько недель опять надо готовить рыбу. Я не знаю, правда ли это. Во всяком случае, рыба пахнет ужасно. После я отведал третье блюдо – речных креветок, тоже сырых, вымоченных в лимонном соке, сильно наперченных и залитых кокосовым молоком.
Креветками заканчиваются холодные закуски сегодняшнего «банкета». Начинается второе действие. «Повелитель танцев» приглашает нас на улицу. Здесь мы рассаживаемся на площадке перед хижиной вокруг очага, по местному обычаю скрестив ноги. Диаметр очага достигает пяти метров, а глубина – около четверти метра. В нем местные повара задолго до начала ужина развели огонь. Затем они покрыли раскаленные угли слоем во множестве встречающихся здесь камней вулканического происхождения. Раскаленные камни, в свою очередь, покрываются банановыми листьями, на которых готовят новые блюда замечательного ужина. Прежде всего это снова рыба, крепко посоленная и наперченная, а также выпотрошенный, обложенный бананами и сладким картофелем поросенок. Рыбу и свинину покрывают еще одним слоем банановых листьев; все это обмазывают глиной, оставшейся после рытья ямы для очага.
Фруктовый десерт завершает ужин. Но к хорошей пище положен и добрый напиток. Это – основа хорошего ужина. Поэтому у китайского торговца был закуплен целый ящик пива, а для нас – чужеземных гостей – достали даже несколько бутылок красного вина из Франции. А к напиткам полагается песня. И вновь первым слово берет «повелитель танцев». Он начинает петь медленно, очень медленно, словно о чем-то раздумывая. Эти «песни к вину» чаще всего повествуют о любви. Причем не о несчастной любви, а о любви в разлуке – они рассказывают, например, о том, как парень уезжает на рыбную ловлю, а девушка остается одна.
Торжество заканчивается. Затем полинезийцы поют нам еще несколько религиозных гимнов и сказаний о прошлых временах.
МЕЧТА О ТАИТИ
Я мечтал – почему я не могу в этом признаться? Мечтал об этом острове больше, чем о каком-либо ином месте на нашей Земле. Имя его звучало для меня сладкой песнью сирен, легендарной музыкой небес. Таити! О, Таити!..
Даже тот, кого зовут в путь не грезы Агасфера, а научные интересы, обязанности, связанные с делом, имеет право мечтать. И я еще раз признаюсь: да, я мечтал о Таити.
И вот наступил день, когда мечта сбылась. Когда романтические представления об этом острове столкнулись с его истинным лицом. С Подветренных островов, с двуединого Хуахине самолет возвращается в Папеэте. Внизу остаются вершины первого из Наветренных островов – Муреа, затем – поле аэродрома, и вот, наконец, под нами сердце и нега Полинезии – Таити.
По правде говоря, после; всего того, что я пережил на Бораборе, Тахаа, на священной Раиатеа, среди лунных кратеров и их лагун, среди зубчатых вершин горных массивов и в деревнях, раскинувшихся в пальмовых рощах, первые впечатления о Таити во время поездки в столицу острова – Папеэте не оставили в моей душе большого следа.
И здесь дорогу окаймляли стройные кокосовые пальмы. Потом стали появляться первые хижины то типа таитянских фаре, то жалкие лачуги, которые я хорошо знал по району трущоб в Рио-де-Жанейро.
Затем пошли здания более высокие и современные. Дорога стала медленней убегать из-под колес автомашины, свернула на набережную дель Юрани. С калейдоскопической быстротой мелькали набережная Бир Хакейм, статуя Бугенвиля, причал для танкеров, склад фирмы «Компани Франсез де фосфат дель Осеани», район Фаре Ута с военной базой, французские матросы, какие-то прохожие, подъемные краны и даже трактор...
Полинезия? Что-то не похоже. Что, собственно, напоминает мне этот портовый квартал Папеэте? Микроскопический Гамбург? Чилийское Вальпараисо? Может быть – Марсель? Да, скорее всего, Марсель.
Наступает ночь. Матросы покидают корабли и попадают в свой «рай». На набережной несколько дансингов. Я выбираю один из них – «Роял клаб». А почему бы и нет? Гарсон, одну анисовую! И дайте мне возможность осмотреться. Что же произошло с «раем»? И где же здесь Полинезия? Да вот она, уже идет сюда. Как во время свадебной церемонии в объятиях моряков движутся самые прекрасные девушки на свете. И так же как во время войны – самые отзывчивые.
В этот ночной «рай», в неоновый Папеэте, как мотыльки, слетаются девушки со всей Французской Полинезии. Они садятся на суда, перевозящие копру, и покидают Борабору, Тахаа, Хуахине. Как бы сошедшие с картин Гогена, приезжают они сюда, чтобы жить на Таити. Они даже не продаются, а лишь отдают и берут свое. Торговлю на Таити организовали мы, белые люди. Неотразимо привлекательные девушки Океании просто хотят жить. А в «Роял клабе» ночь никогда не кончается. Но меня тревожит мысль, что будет с этими красавицами, когда, они проснутся. Запах неона и анисовой слишком силен. Те, что сегодня танцуют в «Роял клабе», уже никогда не вернутся на свои острова, в свои хижины. Но чем же для них все это кончится?
Пока что в порту Папеэте царит веселье. Я тоже начинаю поддаваться дурманящему коктейлю из джаза, скверных напитков и женщин. Пора подниматься и идти искать ночлег.
К счастью, я быстро обнаружил захудалую, но по местным условиям удивительно дешевую гостиницу прямо здесь, на набережной, в двух шагах от веселого «Роял клаба». Хозяйка несколько раз переспросила меня, действительно ли я буду спать один. Наверняка мое поведение противоречило здешним привычкам и местной морали. По крайней мере в этом убеждает меня кровать шириной три метра – единственная мебель в комнате.
– Да, мадам, один.
Хозяйка посмотрела на меня с жалостью, дала ключ и взяла несколько франков.
– Доброй ночи, месье.
– Спокойной ночи, мадам.
Я поднялся наверх. Деревянные стены комнаты не могли утаить ни одного звука. Здесь все обо всех знали. И никто не спал. Шум и жара выгнали меня на широкую деревянную веранду, нависающую прямо над набережной Бир Хакейм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42