Обслужили супер, цена удивила 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Анестезия чувств продиктована миром реальной повседневности. Попробуешь препарировать такие чувства – а они несложносочиненные, вымученные по необходимости, потому, что так принято, так должно быть, буквально для галочки. И это устойчивое марево односложности и пустоты совсем неплохо… Так многие из нас живут. Я сам иногда весьма одноклеточен.
Именно с такой односложностью в людях и сталкивается Герберт Адлер. Сначала она ему кажется простой и удобной, но потом он постигает, что жизнь – вовсе не роман. В ней многое ничем не завершается. Люди аморфны и непривычно апатичны. Романы предназначены для страстей, а жизнь предназначена для вполне ощутимого проживания в ней – различие, как между парадным гробом и тесной, но удобной двухкомнатной квартирой. Что вы предпочтете? Риторический вопрос… Конечно, гроб!
Ах, как нравится нам уложить героя в гроб, предварительно вдумчиво его препарировав! А далее запротоколировать результаты вскрытия его души… А там – пусто! Ничего особенного! Набор жалких штампов и полушка блуждания по отхожим местам. Ну, иногда, правда, можно наткнуться на прекрасно сохранившиеся страхи из детства, мрачные воспоминания о каких-то скандалах и легкое головокружение от чужих неудач.
А вот вам неожиданность! Не желаете? Читатель не любит сюрпризов? Пожалуйте… Я вас попотчую очередным «шарше ля фам»! По совести говоря, роман-то надо было назвать «Забавы Эльзы Адлер», ибо все, чем забавляется наш герой, делается исключительно и всеобъемлюще для любви всей его жизни – этой самой милой, едва заметной, беременной Эльзы. Герберт давно забыл, чего же хочет он сам. Смысл его счастья заключается в выискивании тайных и явных желаний любимой и в их осуществлении, возможно, грубом, возможно, несколько насильственном даже в отношении самой Эльзы, но все же это не меняет сути.
Хотел ли Герберт изгонять Стюарда? Неизвестно! Этого, без сомнения, желала Эльза, и мавр блестяще сделал свое дело. Анна на шее… Так ли она мешала Герберту? Опять же неизвестно. Но можно сказать вполне достоверно, что Эльзе она мешала всецело, и посему поплатилась своей бедовой головой.
Невинная, беременная Эльза была всему подспудным дирижером. Она не указывала, что именно нужно сделать или как надлежит поступить… Она лишь выдавала полунамеком состояние своей души, и внимательный Герберт воплощал его в реальность…
Историю своей любви мэтр Адлер изложил в стихах, обращенных к Эльзе… Туманный слог и ненадежный эстетствующий шарм препятствовали пониманию происходящего, но все же, пожалуй, следует процитировать эти вирши – блеклые следы давних чувств, волнений, желаний…
1
В ту эру ненавязчивых дождей,
Едва лишь преломленных ожиданьем
Несмелых радуг, призрачных ветвей,
Снастями увлекающих сознанье
Не в плаванье, а просто в естество
Протянутого в вечность поцелуя…
Тогда, когда немое волшебство
Рождалось между нами, но ликуя,
Весь мир уже препятствовал двоим,
Забравшимся на склон зеленой кручи,
Играть друг с другом, словно им одним
Предназначались излиянья тучи.
Над стриженой макушкою моей,
Над мягкими твоими волосами,
Мы, может быть, сгущали тучи сами,
И снова вот полощутся они
В бесцветных водах нового потопа,
Дышать и жить по-прежнему охота,
Тебя, принадлежащую другим,
Похитить, словно давнюю Елену,
Не навлекая хмурых новостей
На радиовещание из Трои
И хмурый мир против себя настроив.
Ведь он едва ли стал теперь добрей,
Чем в откровенный век членовредительств,
Или в не менее жестокий век открытий…
И в сочетанье быстротечных снов
Предпочитая дерзкие поступки,
Мы отпускали жертвенных коров
Поскольку не питали в тайной прыти
И доли веры в ценность этих жертв.
Мы не толкли на дне потертой ступки
Для ворожбы взошедших в мраке трав,
Мы просто составляли редкий сплав
Из тел и судеб гибкого металла…
Ты в безрассудстве терпком не металась,
Когда метался в безрассудстве я…
И в этом было все наше отличье,
Или, как говорится, диссонанс,
Затерянный меж нашими телами…
И все, что оставалось между нами,
Мы сохраняли трепетно для нас.

2
Мы оба выросли в кругу людей,
Которые не слишком утруждались
Понять, откуда плещется вино,
Когда оно для нас превращено
Из формулы оксида водорода…
Мы были частью серого народа,
А части ведь обычно не дано
Постигнуть прелесть проживанья в зале
Неспешных ожиданий новостей…
Мы изучали выступы костей,
Как требует наука врачеванья,
Мы брали в руки сердце мертвеца,
Как будто это действие учило
Преодолеть немыслимость конца,
И все, что в нас в какой-то мере жило,
Рвалось наружу из стеклянных колб,
Но эта жизнь – есть позорный столб,
К которому приводят всех под ручку,
Упорно утверждая, что затем,
Чтоб приучить нас мучиться беззвучно,
Так, чтобы сам уже едва ли мог
Понять, где начинаются мученья,
А где в очередной соленой пене
Простые волны бьют челом в порог.
Так, подчиняясь скуке естества,
Мы убегали с лекций идиотов,
И находили, что нам жить охота
Без запаха, что мертвые сердца
Неспешно, но истошно излучают,
Иные ведь практически скучают
С рожденья самого до самого конца…
Но не было вдвоем с тобой нам скучно…
В глухих лесах настырная кукушка
Нам куковала продолженье лет,
В анатомичке брошенный скелет
Скучал в своей кручине бессловесной,
И жизнь казалось нам настолько местной,
Что покидать навеки этот край
Нам не хотелось, пусть он был не рай,
Пусть в нем постилась вся наша незрелость,
Но кочевой мой разрумяный ген
Поставил точку в ласковом блужданье…
Нет, я не вскрыл в немой гримасе вен,
Я просто встал и вышел, как нечайно
Из чайника выходит белый пар,
Как отлетают души насекомых,
Как исчезает ласковый загар
На разрыхленных складочках знакомых…

3
Мы чуяли угрозу тупика
По грозному внушительному реву,
С которым воздух провожает в путь
Неспешную подвижность паровоза.
Быть может, ослепительная проза
В себе и проявляет нашу суть,
Которую, увы, нам как обнову
Вторговывает с пылом дурака
Наш разум, этот пристальный судья
Всех тех, кто подчиняется расчету,
И верит, что в соитье единиц
Рождается искомое прозренье.
На это есть, увы, иное мненье,
Что как ни прячься от разумных лиц,
Разборов невнушительных полетов,
Всегда найдется грязного белья
Довольно для вниманья идиота.
А посему в глухой тиши души
Всегда есть место вечному упреку.
Хоть бродит смерть всегда неподалеку,
Все ж не найдешь ее, как ни ищи,
Пока не грянет час дурного рока
И не наставит жизнь нам рога,
Уйдя от нас к другим своим субъектам,
А нас оставив с нами для того,
Чтоб мы себя познали, как перо
Себя познать стремится до рассвета, –
Но высохших чернил не обновить,
И строчки сухо путается нить,
Так и не дав искомого ответа.
Но вот вам и другая новость… Дело в том, что Эльза сама не знала, чего в действительности хочет. Она пыталась догадаться о тайных желаниях Герберта и выразить их в своих, не менее тайных желаниях, что сделало бы их явными для нашего неутомимого исполнителя.
Герберт томился безвыходностью отношений его дочери со Стюардом, и Эльза улавливала его флюиды неприятия этой ситуации. Она тонко чувствовала несвободу, в которую вовлекла Герберта его последняя управительница, Анна на шее… И снова повторилось то же самое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
 https://sdvk.ru/Mebel_dlya_vannih_komnat/Komplekt/ 

 продажа мозаики