Данзас это ничем не мотивирует. С другой стороны, можно привести целый ряд высказываний самого А. С. Пушкина, из которых следует, что и он и Наталья Николаевна глубоко уважали своего домашнего доктора и внимательно прислушивались к его советам. В одном из писем Александр Сергеевич пригрозил жене, что, если она не будет оберегать себя, он пожалуется Спасскому, у которого должен обедать. В другом письме его интересовало мнение Спасского о болезни дочери. Он переслал жене инструкцию Спасского и советовал «поступать по оной» и т. д.
Из переписки Екатерины Николаевны Гончаровой с братом Дмитрием мы узнаем, что осенью 1835 года она серьезно болела и поправилась только благодаря стараниям доктора Спасского. Екатерина Николаевна сообщает, что Иван Тимофеевич несколько раз лечил также сестру Александру и всю прислугу Пушкиных – и, что очень существенно в ее информации, всех лечил бесплатно.
«Я чувствую, что я ему очень обязана, и однако не знаю, как отблагодарить его за свое лечение», – пишет Екатерина Николаевна.
Такая возможность видится ей в том, чтобы, исполнив просьбу Спасского о приобретении ему за 500 рублей двух лошадей на Яропольском конезаводе («чтобы ходили во всякую упряжь, не моложе 5 лет и не старше 7»), денег с него не брать. Об этом она и просит брата.
Но Иван Тимофеевич, скорее всего, сам оплатил покупку, поскольку весной следующего года Наталья Николаевна напоминала Дмитрию, что Спасский ждет с нетерпением своих лошадей.
В семействе Пушкина Иван Тимофеевич исполнял функции и детского врача, и гинеколога, и терапевта. И как это ни горько, ему же досталось вскрывать тело Пушкина. Хотя протокол о вскрытии оформлен Далем, надо полагать, что производил исследование Спасский, который был дипломированным судебно-медицинским экспертом, длительное время преподавал эту специальность в училище правоведения и даже написал книгу о судебной медицине, выдержавшую несколько изданий.
Если же перечислять все специальности доктора Спасского, то надо еще назвать зоологию и ее раздел – энтомологию, имеющую прямое отношение к медицине, фармакологию, минералогию (применительно к лекарственным минералам). И в каждой из этих специальностей он не был дилетантом, а оставил существенный след в виде научных исследований, лекционных курсов, монографий, руководств. Кстати, Спасским было переведено с английского «Краткое наставление для руководства при подаче первой помощи мнимо умершим», ставшее одним из первых в России учебных пособий по реанимации. Он изучал действие опия на организм, писал работы об оспопрививании, занимался диетотерапией. Сегодня ни одна серьезная статья о лечении голоданием не обходится без ссылки на работу Спасского «Успешное действие голода на перемежающиеся лихорадки».
Широта научного кругозора и энциклопедическая образованность Спасского проявились в целой серии популярных статей, опубликованных в «Лексиконе» Плюшара. Об «ученых предметах» он говорил просто, доходчиво, «человеческим языком», как требовал этого от популяризаторов науки А. С. Пушкин.
Спасского высоко ценил Н. И. Пирогов, и не только на словах: когда Николай Иванович серьезно заболел, он выбрал себе в лечащие врачи Спасского.
Отправив Спасского к жене, Александр Сергеевич пригласил Данзаса и продиктовал ему неучтенные долги, еще четкой подписью скрепил документ.
Вскоре из дворца, не застав императора, возвратился Н. Ф. Арендт. Осмотрел А. С. Пушкина и, убедившись, что симптомы внутреннего кровотечения не нарастают, не стал менять назначения.
Александр Сергеевич снова обратился к лейб-медику с просьбой заступиться перед царем за его секунданта:
– Просите за Данзаса. – И повторил спустя некоторое время: – За Данзаса, он мне брат.
Узнав о дуэли, в дом на Мойке стали съезжаться встревоженные друзья поэта: В. А. Жуковский, супруги Вяземские, А. И. Тургенев, М. Ю. Виельгорский.
– Что делает жена? – спросил Александр Сергеевич.
Ему нестерпимо было наблюдать страдания Натальи Николаевны, которая, словно в сомнамбулическом сне, бродила по квартире. Он просил не пускать ее к нему. Но когда ей удавалось проникнуть в кабинет, Александр Сергеевич неизменно пытался внушить жене, что она ни в чем не виновата.
– Она несколько поспокойнее, – ответил Спасский, поручивший Наталью Николаевну Вере Федоровне Вяземской и Екатерине Ивановне Загряжской.
– Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском, – вздохнул Пушкин.
Александр Сергеевич, по словам П. А. Вяземского, завещал своим друзьям оградить Наталью Николаевну от клеветы и наговоров.
Умирающий человек, как правило, замыкается в себе, абстрагируется от окружающей его действительности и тем самым уходит от людей раньше, чем перестает биться сердце.
Пушкин умирал иначе.
Он вдруг вспомнил о несчастье, постигшем писателя, журналиста и издателя Н. И. Греча: только что скончался его 18-летний сын Коля, которого Александр Сергеевич хорошо знал.
– Если увидите Греча, кланяйтесь ему и скажите, что я принимаю душевное участие в его потере, – попросил он Спасского, регулярно встречавшегося с Николаем Ивановичем Гречем на собраниях издателей «Энциклопедического лексикона».
Он категорически запретил Данзасу мстить за него, отчетливо сознавая, что совершить человеческий суд над Дантесом не сложно. Имя Дантеса, как и имена тех, кто направлял его руку, самой его смертью заклеймены в веках. Он словно читал уже строки, которые напишет 23-летний М. Ю. Лермонтов:
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
Кабинет А. С. Пушкина
Раненого по-прежнему волновали два вопроса: судьба секунданта и будущее семьи.
На исходе 27 января снова приехал Арендт и привез добрые вести из дворца. Обещая позаботиться о жене и детях, царь советовал «кончать жизнь христиански».
Принимая условия игры, Пушкин облегченно вздохнул.
«Необыкновенное присутствие духа не оставляло больного. От времени до времени он тихо жаловался на боль в животе и забывался на короткое время», – записал доктор Спасский, подводя итоги первому дню.
Однако болезнь делала свое дело: боли усиливались.
– Зачем эти мучения? – недоуменно спросил Пушкин. – Без них я бы умер спокойно.
10
– Смешно же это, чтобы этот вздор меня пересилил! – невнятным голосом произнес Александр Сергеевич, едва превозмогая все нарастающую боль.
Пушкин, возможно, вспомнил, что 11 2 лет назад, день в день и час в час, в страшных мучениях кончалась жизнь Петра I, и ужаснулся совпадению.
Все последнее время его было заполнено «Историей Петра». Ему не хватило малого: года, даже, может быть, полугода, чтобы закончить этот труд.
Сцена смерти некогда могущественного, а в этот момент – абсолютно бессильного и беспомощного царя стояла у него перед глазами:
«Все петербургские врачи собрались у государя. Они молчали; но все видели отчаянное состояние Петра. Он уже не имел силы кричать и только стонал, испуская мочу…
Церкви были отворены: в них молились за здравие умирающего государя. Народ толпился перед дворцом.
Екатерина то рыдала, то вздыхала, то падала в обморок, она не отходила от постели Петра и не шла спать, как только по его приказанию…
15 часов мучился он, стонал, беспрестанно дергая правую свою руку, левая была уже в параличе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Из переписки Екатерины Николаевны Гончаровой с братом Дмитрием мы узнаем, что осенью 1835 года она серьезно болела и поправилась только благодаря стараниям доктора Спасского. Екатерина Николаевна сообщает, что Иван Тимофеевич несколько раз лечил также сестру Александру и всю прислугу Пушкиных – и, что очень существенно в ее информации, всех лечил бесплатно.
«Я чувствую, что я ему очень обязана, и однако не знаю, как отблагодарить его за свое лечение», – пишет Екатерина Николаевна.
Такая возможность видится ей в том, чтобы, исполнив просьбу Спасского о приобретении ему за 500 рублей двух лошадей на Яропольском конезаводе («чтобы ходили во всякую упряжь, не моложе 5 лет и не старше 7»), денег с него не брать. Об этом она и просит брата.
Но Иван Тимофеевич, скорее всего, сам оплатил покупку, поскольку весной следующего года Наталья Николаевна напоминала Дмитрию, что Спасский ждет с нетерпением своих лошадей.
В семействе Пушкина Иван Тимофеевич исполнял функции и детского врача, и гинеколога, и терапевта. И как это ни горько, ему же досталось вскрывать тело Пушкина. Хотя протокол о вскрытии оформлен Далем, надо полагать, что производил исследование Спасский, который был дипломированным судебно-медицинским экспертом, длительное время преподавал эту специальность в училище правоведения и даже написал книгу о судебной медицине, выдержавшую несколько изданий.
Если же перечислять все специальности доктора Спасского, то надо еще назвать зоологию и ее раздел – энтомологию, имеющую прямое отношение к медицине, фармакологию, минералогию (применительно к лекарственным минералам). И в каждой из этих специальностей он не был дилетантом, а оставил существенный след в виде научных исследований, лекционных курсов, монографий, руководств. Кстати, Спасским было переведено с английского «Краткое наставление для руководства при подаче первой помощи мнимо умершим», ставшее одним из первых в России учебных пособий по реанимации. Он изучал действие опия на организм, писал работы об оспопрививании, занимался диетотерапией. Сегодня ни одна серьезная статья о лечении голоданием не обходится без ссылки на работу Спасского «Успешное действие голода на перемежающиеся лихорадки».
Широта научного кругозора и энциклопедическая образованность Спасского проявились в целой серии популярных статей, опубликованных в «Лексиконе» Плюшара. Об «ученых предметах» он говорил просто, доходчиво, «человеческим языком», как требовал этого от популяризаторов науки А. С. Пушкин.
Спасского высоко ценил Н. И. Пирогов, и не только на словах: когда Николай Иванович серьезно заболел, он выбрал себе в лечащие врачи Спасского.
Отправив Спасского к жене, Александр Сергеевич пригласил Данзаса и продиктовал ему неучтенные долги, еще четкой подписью скрепил документ.
Вскоре из дворца, не застав императора, возвратился Н. Ф. Арендт. Осмотрел А. С. Пушкина и, убедившись, что симптомы внутреннего кровотечения не нарастают, не стал менять назначения.
Александр Сергеевич снова обратился к лейб-медику с просьбой заступиться перед царем за его секунданта:
– Просите за Данзаса. – И повторил спустя некоторое время: – За Данзаса, он мне брат.
Узнав о дуэли, в дом на Мойке стали съезжаться встревоженные друзья поэта: В. А. Жуковский, супруги Вяземские, А. И. Тургенев, М. Ю. Виельгорский.
– Что делает жена? – спросил Александр Сергеевич.
Ему нестерпимо было наблюдать страдания Натальи Николаевны, которая, словно в сомнамбулическом сне, бродила по квартире. Он просил не пускать ее к нему. Но когда ей удавалось проникнуть в кабинет, Александр Сергеевич неизменно пытался внушить жене, что она ни в чем не виновата.
– Она несколько поспокойнее, – ответил Спасский, поручивший Наталью Николаевну Вере Федоровне Вяземской и Екатерине Ивановне Загряжской.
– Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском, – вздохнул Пушкин.
Александр Сергеевич, по словам П. А. Вяземского, завещал своим друзьям оградить Наталью Николаевну от клеветы и наговоров.
Умирающий человек, как правило, замыкается в себе, абстрагируется от окружающей его действительности и тем самым уходит от людей раньше, чем перестает биться сердце.
Пушкин умирал иначе.
Он вдруг вспомнил о несчастье, постигшем писателя, журналиста и издателя Н. И. Греча: только что скончался его 18-летний сын Коля, которого Александр Сергеевич хорошо знал.
– Если увидите Греча, кланяйтесь ему и скажите, что я принимаю душевное участие в его потере, – попросил он Спасского, регулярно встречавшегося с Николаем Ивановичем Гречем на собраниях издателей «Энциклопедического лексикона».
Он категорически запретил Данзасу мстить за него, отчетливо сознавая, что совершить человеческий суд над Дантесом не сложно. Имя Дантеса, как и имена тех, кто направлял его руку, самой его смертью заклеймены в веках. Он словно читал уже строки, которые напишет 23-летний М. Ю. Лермонтов:
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
Кабинет А. С. Пушкина
Раненого по-прежнему волновали два вопроса: судьба секунданта и будущее семьи.
На исходе 27 января снова приехал Арендт и привез добрые вести из дворца. Обещая позаботиться о жене и детях, царь советовал «кончать жизнь христиански».
Принимая условия игры, Пушкин облегченно вздохнул.
«Необыкновенное присутствие духа не оставляло больного. От времени до времени он тихо жаловался на боль в животе и забывался на короткое время», – записал доктор Спасский, подводя итоги первому дню.
Однако болезнь делала свое дело: боли усиливались.
– Зачем эти мучения? – недоуменно спросил Пушкин. – Без них я бы умер спокойно.
10
– Смешно же это, чтобы этот вздор меня пересилил! – невнятным голосом произнес Александр Сергеевич, едва превозмогая все нарастающую боль.
Пушкин, возможно, вспомнил, что 11 2 лет назад, день в день и час в час, в страшных мучениях кончалась жизнь Петра I, и ужаснулся совпадению.
Все последнее время его было заполнено «Историей Петра». Ему не хватило малого: года, даже, может быть, полугода, чтобы закончить этот труд.
Сцена смерти некогда могущественного, а в этот момент – абсолютно бессильного и беспомощного царя стояла у него перед глазами:
«Все петербургские врачи собрались у государя. Они молчали; но все видели отчаянное состояние Петра. Он уже не имел силы кричать и только стонал, испуская мочу…
Церкви были отворены: в них молились за здравие умирающего государя. Народ толпился перед дворцом.
Екатерина то рыдала, то вздыхала, то падала в обморок, она не отходила от постели Петра и не шла спать, как только по его приказанию…
15 часов мучился он, стонал, беспрестанно дергая правую свою руку, левая была уже в параличе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63