К летучим мышам Лех относился с отвращением, считая их наполовину птицами, наполовину мышами. Он называл их посланцами нечистой силы и был уверен, что они ищут новые жертвы и, запутавшись в волосах человека, могут внушить ему греховные желания. Тем не менее, даже такие создания были полезны. Как-то раз Лех поймал сетью на чердаке летучую мышь и положил ее на муравьиную кучу возле дома. Через день на муравейнике остались только белые кости. Лех тщательно собрал их и повесил себе на грудь грудную косточку из скелета летучей мыши. Он размолол остальные кости и, размешав получившийся порошок в стакане с водкой, дал выпить любимой женщине. Мне он объяснил, что от этого питья она будет любить его еще сильнее.
Лех говорил, что нужно внимательно наблюдать за птицами и учил меня толковать их поведение. Например, если на фоне багрового заката большими стаями летели разные птицы, было ясно, что на их крыльях, в поисках заблудших душ рыщут злые духи. А если на поле слеталось много ворон, грачей и галок, это означало, что дьявол созвал их сюда чтобы натравить на остальных птиц. Появление белых ворон говорило о скором ливне; низко летящие весенней порой дикие гуси предвещали дождливое лето и скудный урожай.
Перед рассветом, когда птицы еще спали, мы выходили на поиски их гнезд. Лех широко шагал впереди осторожно переступая через кусты. Я быстро семенил следом. Позже, когда солнечные лучи освещали самые укромные уголки лесов и полей, мы вытаскивали из установленных накануне ловушек испуганно бьющихся птиц. Лех осторожно доставал их, успокаивая одних и запугивая других. Он засовывал их в перекинутую через плечо большую сумку, где птицы долго барахтались и затихали, когда иссякали силы. Каждый новый пленник будоражил сумку, заставлял ее дергаться и раскачиваться. Обычно над нашими головами отчаянно щебеча кружили друзья и семья пленника. Лех исподлобья поглядывал вверх и осыпал их проклятьями. Если птицы упорствовали, Лех опускал сумку на землю, вынимал рогатку и, тщательно прицелившись, выстреливал камень в стаю. Он бил без промаха. Через мгновение с шумом падала мертвая птица. Лех даже не оборачивался, чтобы взглянуть на бездыханное тельце.
Ближе к полудню, Лех ускорял шаги и все чаще смахивал со лба пот. Наступало самое важное время дня. На далекой, никому не известной поляне его поджидала Дурочка Людмила. Я с гордостью трусил позади него, сумка, полная барахтающихся птиц болталась у меня на плече.
Лес становился гуще и мрачнее. Стройные, цвета змеи стволы грабов вонзались в облака. Липы, которые, по словам Леха, видели рождение человечества, стояли расправив плечи – их стволы были украшены серо-зеленым налетом лишайника. Дубы выбрасывали из стволов ветки похожие на шеи голодных, ищущих пищу птенцов, и своими кронами затеняли сосны, тополя и липы. Иногда Лех останавливался и молча осматривал растрескавшуюся гниющую кору, наросты на стволах деревьев, черные таинственные углубления на стволах со дна которых сверкало обнаженное белое дерево. Мы пробирались через густые рощицы молодых тонких березок, которые податливо сгибали перед нами нежные маленькие веточки.
Сквозь кисею листвы нас заметила устроившаяся на отдых стая птиц и, испугавшись, с шумом взлетела. Щебет птиц смешался с хором пчел гудящих вокруг нас, как живая мерцающая туча. Лех закрыл лицо руками и спасся от пчел бегством в чащу погуще а я бежал за ним по пятам, держа силки и сумку с птицами и отмахиваясь свободной рукой от роя раздраженных насекомых.
Дурочка Людмила была странной женщиной и я все больше боялся ее. Она была хорошо сложена и выше ростом многих других женщин. Спутанные, не знавшие парикмахера волосы спадали на плечи. У нее были большие, свисающие почти до живота, груди и тугие мускулистые икры. Летом она носила только ветхий мешок, который не скрывал ее грудей и комка рыжих волос в низу живота. Взрослые крестьяне и деревенские парни любили болтать о шалостях, которыми они занимались с Людмилой, когда она была в настроении. Деревенские женщины много раз пытались поймать ее, но, как с гордостью говорил Лех, она держала нос по ветру и никто не мог застать ее врасплох. Как скворец, она исчезала в подлеске и выбиралась оттуда, когда поблизости никого не было.
Никто не знал, где находится ее убежище. На заре, когда крестьяне с косами на плечах шли в поле, они, иногда, видели неподалеку Людмилу, которая нежно подзывала их к себе. Желание работать покидало их и, остановившись, они лениво махали в ответ руками. Только голоса идущих позади с серпами и мотыгами жен и матерей приводили их в себя. Женщины часто травили Людмилу псами, но однажды самый большой и свирепый пес не вернулся в деревню. С тех пор она водила его с собой на веревке. Остальные псы исчезали с поджатыми хвостами при их виде.
Поговаривали, что Дурочка Людмила живет со своим огромным псом как с мужем. Пророчили, что когда-нибудь у нее родятся покрытые псиной шерстью дети с волчьими глазами и, что эти чудовища будут жить в лесу.
Лех никогда не повторял эти россказни. Он лишь упомянул однажды, что в юности родители насильно выдали ее за уродливого жестокого сына деревенского псаломщика. Людмила отказалась от него и взбешенный жених заманил ее за околицу деревни, где толпа пьяных крестьян изнасиловала ее, измываясь до тех пор, пока она не потеряла сознание. После этого она стала другой – ее ум помешался, вот и прозвали ее Дурочкой.
Она жила в лесу, увлекала с собой мужчин и доставляла им такое удовольствие своим сладострастием, что потом они не могли даже смотреть на своих толстых смердящих жен. Никто не мог насытить ее, несколько мужчин должны были обладать ею подряд. И все же Лех любил именно ее. Он пел ей нежные песни в которых она была улетающей в далекие миры вольной быстрокрылой птицей с чудесным оперением, ярче и красивее других. Лех знал, что она была частью этого первозданного примитивного царства птиц. Людская жизнь была чужда и враждебна неисчерпаемо изобильному, дикому, цветущему, великому в вечном увядании, смерти и возрождении миру Людмилы.
Каждый день Лех встречался на этой поляне с Людмилой. Он ухал по-совиному и Дурочка Людмила поднималась из высокой травы, в ее волосы были вплетены васильки и маки. Лех поспешно подбегал к ней и они долго стояли вдвоем, слившись словно два ствола выросшие из одного корня, слегка покачиваясь в такт траве.
Я наблюдал за ними с края поляны из зарослей папоротника. Встревоженные неожиданным спокойствием, птицы в моей сумке щебетали, барахтались и взволнованно били крыльями. Мужчина и женщина целовали друг другу волосы и глаза, касались щеками. Прикосновения и запах тел опьяняли их и постепенно их руки оживали. Лех ласково поглаживал своими огрубевшими ладонями нежные женские плечи, Людмила притягивала его лицо к своему. Вместе они соскальзывали вниз в высокую траву, которая колыхалась над ними, заслоняя от любопытных взоров парящих над поляной птиц. Потом Лех рассказывал, что пока они лежали в траве, Людмила говорила о своей жизни и страданиях, обнажая причуды и странности своих диких чувств, раскрывая тайные пути и тропинки по которым блуждал ее больной рассудок.
Было жарко. Ветер затих. Замерли верхушки деревьев. Трещали кузнечики и стрекозы, подхваченная невидимым потоком воздуха бабочка вертелась над поблекшей от солнца поляной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51