Само собой разумеется, что «Умница-красавица золотая по краям серебряная в серединке бриллиантовая сбоку бантик» – конечно же! – не вправе артикулироваться на едином дыхании механической бездушной скороговоркой, как Умницакрасавицазолотаяпокраямсеребрянаявсерединкебриллиантоваясбокубантик. Лучше (гораздо лучше!), если все структурные элементы ее развернутого красивого имени будут отделяться восторженным замиранием облекаемого в бархат голоса и сопровождаться благоговейным придыханием. Уж за чем-чем, а за этим-то она всегда следит внимательно и строго (рассказывают, что когда-то давно с такой же внимательностью в любую минуту готовые бросить вызов нарушителю гордые испанские идальго следили за точным соблюдением всей строгости ритуала их собственного титулования); но если все произносится в правильном ритме и в должной тональности, часто уже на третьем такте можно расслышать тихое, вторящее волнующей музыке ее и в самом деле очень идущего к ней имени, мурлыканье. Создается впечатление (да так, наверное, и есть нас самом деле), что моя кошка не просто внимательно следит за точным соблюдением всех формальных предписаний, обставляющих церемониал обращения к ней, – она как бы про себя всякий раз прислушивается к своему собственному имени и втайне любуется им.
Значит, дарованное ей имя попало в самую точку, и если верно то, что имя, присвоенное каждому живому существу, обязано выполнять какое-то назначение, оно выполняет его в полной мере.
ГЛАВА 2. ПОЯВЛЕНИЕ
В которой читатель узнает историю появления героини в доме ждущего его благосклонности автора
Это удивительное создание появилось у меня, когда ему было всего несколько дней от роду. Тогда ее маленькое пушистое тельце легко укладывалось поперек моей ладони, откуда свешивался один только смешной, немного похожий на крысиный, хвостик. Огромные черные с золотым ободком глазищи занимали чуть ли не половину ее уже в этом возрасте, казалось, очень смышленой интеллигентной мордочки.
Что-то оторвало ее от матери, и, добрая душа, участковый принес это крохотное пушистое существо в детский сад, в котором уже много лет работала логопедом моя жена. Кошка была совершенно беспомощна; тогда ее еще с трудом держали маленькие кривые лапки, и при движении казалось, что она просто «по-пластунски» ползет на своем большом круглом животике, как ластами, отталкиваясь ими от пола.
Нам нужно было заменить ей мать, и каждые три или четыре часа мы с женой по очереди кормили ее из самодельной соски подогретым молоком. По вечерам я каждый день тщательно «облизывал» ее смоченной в теплой воде губкой, затем заворачивал, чтобы не простудить, в какую-нибудь тряпочку, так что торчала одна только ее мордочка, и запихивал этот живой таращивший огромные глаза кулечек в карман своей пижамы. Ей нравилось, высунув голову, сидеть в моем кармане, как в какой-то теплой уютной норке, и она нисколько не протестовала даже тогда, когда при ходьбе он бился о дверные косяки.
У кошек все происходит значительно быстрее, чем у детей, и очень скоро она уже бойко бегала за нами по всей квартире.
Хорошо помню, как она первый раз забралась ко мне на колени. Кошка уже знала, как хорошо и уютно можно устроиться там: мы с женой, стараясь перехватить ее друг у друга и даже часто ссорясь из-за этого, то и дело подхватывали ее с пола. В тот день я сидел в кресле перед телевизором. Она, ползая где-то внизу под столом, вдруг встретилась со мной глазами (анатомическое строение кошки обладает одной удивительной особенностью, которая позволяет ей не поднимая головы заглядывать прямо в глаза – а часто и в самую душу – человеку). Что-то, по-видимому, щелкнуло в ней, и она направилась в мою сторону. Перед самым креслом, все еще не отрываясь от моих глаз, этот маленький комочек вдруг напружинился и подобрался, весь его лихой отчаянный вид так и говорил:
– Щас прыгну!
Смотреть на это было довольно уморительно: мои колени возвышались над нею, как какой-нибудь Монблан над ближайшими огородами. Но она и в самом деле прыгнула. Разумеется, взлететь ей удалось лишь на каких-то десять или пятнадцать сантиметров (и сегодня, наблюдая, как она, самозабвенно гоняясь за мухами, с легкостью берет более чем метровую высоту, я с уважением вспоминаю эту ее первую отважную попытку), но, цепко ухватив широко растопыренными коготками плотную ткань штанины, она, все так же глядя мне прямо в душу, стала карабкаться по моей ноге вверх, как по какому-то большому толстому баобабу.
С этого момента всем нашим с женой обидам был положен конец; стало общим правилом: к кому она сама залезет, – тому ее и гладить.
Ближе к ночи она смешно карабкалась в свою «норку». Свое право спать в наших постелях она еще завоюет, а поначалу мы выстлали обрезками какой-то кроличьей шкурки небольшую картонную коробочку и устроили в ней ее спальное место. Ночью она иногда просыпалась и начинала о чем-то своем, недоступном, жалобно мяукать там, тогда кто-то из нас вставал и начинал ее успокаивать…
Словом, мой дом стал ее собственным домом…
Как вообще эта кошка появилась у меня?
Известно, что собаку человек приручает еще в каменном веке, считается, что она приручена где-то около 10-15 тысяч лет до нашей эры. Словом, она появляется рядом с нами куда раньше кошки, но и эта бездна времени не дала ей права на постоянное место в самом жилище человека. Собака становится комнатным существом лишь совсем недавно. Совершенно иное дело – кошка.
В давнем союзе человека с собакой, как кажется, вообще нет ничего загадочного (если, разумеется, не считать тайной, не объяснимой вообще никакими законами биологии, глубокую собачью преданность и верность); этот союз взаимовыгоден обеим сторонам: человек дает пищу и кров, собака – с избытком платит ему своей беззаветной любовью и службой. В то же время союз с кошкой – это одна сплошная мистика. И мистика начинается прямо у порога, то есть уже с вопроса о том, что же приводит ее к нему? Эта же мистика проявляется и в том, что, оказавшись рядом с человеком гораздо позже многих других животных, она как-то внезапно занимает совершенно исключительное положение в доме, который становится и ее собственным жилищем.
Внятного ответа до сего дня нет. Но природа не терпит никакой пустоты, – так, вслед за великим Аристотелем, говорили когда-то; наверное, пустоты не терпит и природа познания. Поэтому автор вынужден взять на себя смелость, чтобы высказать здесь свое скромное суждение о «механизме» приручения этого таинственного зверька.
Но для начала – кое-что о биологической систематике. Современное положение домашней кошки в ней, как написано в умных книгах, выглядит следующим образом:
Класс млекопитающие (Mammalia)
Подкласс одноутробные (Monodelphia)
Отряд хищные (Carnivora)
Подотряд виверровые (Viverroidea)
Семейство кошачьи (Felidae)
Род малые кошки (Felis)
Вид домашние кошки (Felis catus)
Древним исходным и, видимо, главным предком всех пород и разновидностей домашней кошки принято считать «дикую североафриканскую буланую», или «ливийскую кошку». Она еще известна как «степная», «нубийская» (от названия древнего государства Нубия, существовавшего на территории нынешнего Судана). В диком состоянии эта кошка сохранилась вплоть до наших дней; она распространена по всей Африке и в обширной зоне от Средиземноморья до Китая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69