Я и не представляла, что во мне может накопиться столько негативных чувств! Их было слишком много, и я даже не узнавала сама себя. Тут был и страх, отчаяние, безысходность, агрессия, злоба, тревога и лютая ненависть… Я не знала, как мне себя вести, как доказать свою невиновность и как с достоинством выйти из сложившейся ситуации.
Сидя в СИЗО в камере для подследственных, я проклинала себя за то, что тогда не осталась в Египте, а улетела первым же рейсом, наведя на себя лишние подозрения. Я очень много думала о Виталии, о его девушке Анжеле, которая обвиняла меня в его убийстве, и пыталась понять, почему Виталий хотел подарить эти злосчастные часы именно мне. Возможно, Анжела говорила правду, и он действительно показал ей эти часы перед поездкой в Египет. Возможно, он действительно кого-то любил и ехал на разговор к какой-то замужней женщине, которая вылетела на отдых со своей семьей. Быть может, он хотел подарить ей часы, серьезно поговорить и хоть как-то определиться в отношениях. Все могло быть именно так, но… я-то не была той женщиной, которую он любил! Скорее всего, женщина не прилетела. А я… Я, возможно, просто была похожа на нее. Если исходить из логики, то этим вполне может оправдываться повышенный интерес Виталия к первой встречной женщине, которая приехала на курорт со своей семьей. А что касается того, кто его убил… Думаю, что раз Виталий принадлежал к криминальным кругам, то, значит, именно там и нужно искать убийцу. Если человек ходил с оружием, значит, он чего-то боялся. Значит, на то были основания. И поскольку его все-таки убили, то можно не сомневаться, что они действительно были.
Мой адвокат добивался того, чтобы до суда меня отпустили домой, но пока эта попытка не увенчалась успехом. Говорят, человек ко всему привыкает, но я никак не могла привыкнуть к своей новой жизни, если пребывание в камере вообще можно назвать жизнью. Оставалось только ждать суда, который неизвестно что решит. И от этой неизвестности мне становилось еще тяжелее. Перед глазами часто возникал Стае, который тянул ко мне свои ручки и спрашивал, почему я пропала. Я вспоминала Андрея и то, какой же он все-таки хороший муж и отец. Я постоянно лежала на своей шконке, иногда спускаясь вниз лишь для того, чтобы справить нужду, немного поесть и попить, и опять забиралась наверх. Несколько раз я виделась с адвокатом, который убеждал меня, что все обойдется, что все будет хорошо, что скоро я вновь окажусь на свободе и все плохое забудется, как страшный, кошмарный сон. Я отвечала на какие-то вопросы, молча кивала и тупо смотрела перед собой. Мои глаза были воспалены, потому что я спала на втором ярусе и прямо перед моей кроватью висела лампочка без абажура. Глаза от яркого света слезились, болели, и по ночам мне приходилось накрывать их полотенцем. Иногда, по ночам, я зажмуривалась и молча глотала слезы, потому что прекрасно понимала: здесь нельзя давать волю своим чувствам, от этого могут быть самые нежелательные последствия. В том месте, где я находилась, ни в коем случае нельзя обращать на себя чужое внимание. Я постоянно отрицала свою причастность к убийству, но чем больше я ее отрицала, тем все больше и больше понимала: еще немного, и буквально все мне будет уже безразлично, у меня больше нет сил для борьбы.
Последняя надежда оставалась на моего адвоката. В камере постоянно говорили о том, что с хорошим адвокатом всегда можно выкрутиться, поэтому во мне и тлела маленькая надежда на чудо. Самой страшной новостью для меня оказалось то, что погибшего Виталия неоднократно видели сидящим в машине возле моего дома. Его по фотографии опознали мои соседи. Это известие убило меня окончательно, и я вообще перестала что-либо понимать. Получается, что до Египта Виталий несколько раз подъезжал к моему дому и просиживал там часами.
После новости, которая так сильно меня ошарашила, я вспомнила тот момент, когда увидела Виталия в первый раз. Я тогда еще подумала, что мы с ним уже встречались и что я где-то видела его раньше. Но я так и не смогла вспомнить, где и при каких обстоятельствах. А может… Может быть, он просто на кого-то похож, и все?
Глава 7
Этой ночью я почти не спала. Я пыталась размышлять, но в моей голове проносился лишь сумбурный поток мыслей. Я думала про погибшего Виталия, копалась в лабиринтах своей памяти в попытке понять, почему совершенно незнакомый мне мужчина просиживал по нескольку часов в своей машине около моего дома. У меня было слишком много вопросов, на которые не было никаких ответов. Больше всего я боялась думать о сыне и муже. Особенно о сыне. На сердце лежал тяжелый камень. Мне была ужасна сама мысль о том, что мой сын может узнать, что его мать сидит в тюрьме, да еще и за убийство. Когда мне было совсем плохо, я начинала думать о смерти, но тут же вспоминала слова адвоката, который обещал меня вытащить и уладить все недоразумения.
Я смотрела на других женщин и видела, что многие из них смогли смириться со своей судьбой, приспособиться к тем условиям, в которые попали. Но, несмотря ни на что, в глубине души они продолжали надеяться. Они ели овсяную кашу на воде, хлеб, пили воду и говорили, что, для того чтобы выжить, нужно лишь здраво взглянуть на ситуацию и принять ее такой, какова она есть.
Приложив ладонь к сердцу, я ощутила острую боль и тяжело задышала. Слишком спертый воздух в камере, да еще и какой-то непонятный озноб у меня по всему телу… Я не знала, что ждет меня впереди, но от слова «тюрьма» у меня поднималась температура, и я начинала бредить. Подняв голову, я попыталась наладить дыхание, но почувствовала себя еще хуже.
— Мама, мамочка… Почему я здесь? Почему? — прошептала я, глотая слезы, и обвела глазами спящих женщин.
Кто-то из них громко храпел, кто-то посапывал, кто-то стонал во сне… Я смотрела на них глазами, полными ужаса, и пыталась понять, как вообще можно спать в подобных условиях. Остановив свой взгляд на бельевой веревке, я стала думать о том, как бы ее отвязать. Я совершенно ясно поняла, что не смогу есть овсяную кашу с хлебом, пить воду, спать по ночам и на что-то надеяться, потому что чем больше проходило времени, тем все меньше надежд оставалось, а глядя на эту веревку, я вдруг подумала, что надежд не осталось вообще.
Я еще раз посмотрела на веревку и прокусила губу до крови, не чувствуя боли. Прикреплена она так, что мне не удастся незаметно снять ее, а к тому же на веревке слишком много узлов, которые мне не развязать. Я еще раз оглядела камеру и не нашла ни одного предмета, который помог бы мне свести счеты с несправедливостью жизни и уйти от проблем. А было бы так хорошо, если бы уже где-то вдалеке от меня осталась эта страшная камера с этими чужими женщинами, многие из которых не мылись и давно позабыли об элементарных правилах личной гигиены, и мне бы больше никогда не пришлось общаться с этим ушлым и невоспитанным следователем, который даже не думал прислушиваться к моим показаниям и переворачивал все мои слова против меня…
Я не знаю, как я дожила до утра. Лежала с открытыми глазами, и мне казалось, что меня уже нет. Что-то безвозвратно сломалось во мне, что-то ушло и вряд ли вернется назад. В первые дни, проведенные в камере, у меня было жуткое желание кричать — от навалившегося на меня кошмара, от ужаса и от моего бессилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Сидя в СИЗО в камере для подследственных, я проклинала себя за то, что тогда не осталась в Египте, а улетела первым же рейсом, наведя на себя лишние подозрения. Я очень много думала о Виталии, о его девушке Анжеле, которая обвиняла меня в его убийстве, и пыталась понять, почему Виталий хотел подарить эти злосчастные часы именно мне. Возможно, Анжела говорила правду, и он действительно показал ей эти часы перед поездкой в Египет. Возможно, он действительно кого-то любил и ехал на разговор к какой-то замужней женщине, которая вылетела на отдых со своей семьей. Быть может, он хотел подарить ей часы, серьезно поговорить и хоть как-то определиться в отношениях. Все могло быть именно так, но… я-то не была той женщиной, которую он любил! Скорее всего, женщина не прилетела. А я… Я, возможно, просто была похожа на нее. Если исходить из логики, то этим вполне может оправдываться повышенный интерес Виталия к первой встречной женщине, которая приехала на курорт со своей семьей. А что касается того, кто его убил… Думаю, что раз Виталий принадлежал к криминальным кругам, то, значит, именно там и нужно искать убийцу. Если человек ходил с оружием, значит, он чего-то боялся. Значит, на то были основания. И поскольку его все-таки убили, то можно не сомневаться, что они действительно были.
Мой адвокат добивался того, чтобы до суда меня отпустили домой, но пока эта попытка не увенчалась успехом. Говорят, человек ко всему привыкает, но я никак не могла привыкнуть к своей новой жизни, если пребывание в камере вообще можно назвать жизнью. Оставалось только ждать суда, который неизвестно что решит. И от этой неизвестности мне становилось еще тяжелее. Перед глазами часто возникал Стае, который тянул ко мне свои ручки и спрашивал, почему я пропала. Я вспоминала Андрея и то, какой же он все-таки хороший муж и отец. Я постоянно лежала на своей шконке, иногда спускаясь вниз лишь для того, чтобы справить нужду, немного поесть и попить, и опять забиралась наверх. Несколько раз я виделась с адвокатом, который убеждал меня, что все обойдется, что все будет хорошо, что скоро я вновь окажусь на свободе и все плохое забудется, как страшный, кошмарный сон. Я отвечала на какие-то вопросы, молча кивала и тупо смотрела перед собой. Мои глаза были воспалены, потому что я спала на втором ярусе и прямо перед моей кроватью висела лампочка без абажура. Глаза от яркого света слезились, болели, и по ночам мне приходилось накрывать их полотенцем. Иногда, по ночам, я зажмуривалась и молча глотала слезы, потому что прекрасно понимала: здесь нельзя давать волю своим чувствам, от этого могут быть самые нежелательные последствия. В том месте, где я находилась, ни в коем случае нельзя обращать на себя чужое внимание. Я постоянно отрицала свою причастность к убийству, но чем больше я ее отрицала, тем все больше и больше понимала: еще немного, и буквально все мне будет уже безразлично, у меня больше нет сил для борьбы.
Последняя надежда оставалась на моего адвоката. В камере постоянно говорили о том, что с хорошим адвокатом всегда можно выкрутиться, поэтому во мне и тлела маленькая надежда на чудо. Самой страшной новостью для меня оказалось то, что погибшего Виталия неоднократно видели сидящим в машине возле моего дома. Его по фотографии опознали мои соседи. Это известие убило меня окончательно, и я вообще перестала что-либо понимать. Получается, что до Египта Виталий несколько раз подъезжал к моему дому и просиживал там часами.
После новости, которая так сильно меня ошарашила, я вспомнила тот момент, когда увидела Виталия в первый раз. Я тогда еще подумала, что мы с ним уже встречались и что я где-то видела его раньше. Но я так и не смогла вспомнить, где и при каких обстоятельствах. А может… Может быть, он просто на кого-то похож, и все?
Глава 7
Этой ночью я почти не спала. Я пыталась размышлять, но в моей голове проносился лишь сумбурный поток мыслей. Я думала про погибшего Виталия, копалась в лабиринтах своей памяти в попытке понять, почему совершенно незнакомый мне мужчина просиживал по нескольку часов в своей машине около моего дома. У меня было слишком много вопросов, на которые не было никаких ответов. Больше всего я боялась думать о сыне и муже. Особенно о сыне. На сердце лежал тяжелый камень. Мне была ужасна сама мысль о том, что мой сын может узнать, что его мать сидит в тюрьме, да еще и за убийство. Когда мне было совсем плохо, я начинала думать о смерти, но тут же вспоминала слова адвоката, который обещал меня вытащить и уладить все недоразумения.
Я смотрела на других женщин и видела, что многие из них смогли смириться со своей судьбой, приспособиться к тем условиям, в которые попали. Но, несмотря ни на что, в глубине души они продолжали надеяться. Они ели овсяную кашу на воде, хлеб, пили воду и говорили, что, для того чтобы выжить, нужно лишь здраво взглянуть на ситуацию и принять ее такой, какова она есть.
Приложив ладонь к сердцу, я ощутила острую боль и тяжело задышала. Слишком спертый воздух в камере, да еще и какой-то непонятный озноб у меня по всему телу… Я не знала, что ждет меня впереди, но от слова «тюрьма» у меня поднималась температура, и я начинала бредить. Подняв голову, я попыталась наладить дыхание, но почувствовала себя еще хуже.
— Мама, мамочка… Почему я здесь? Почему? — прошептала я, глотая слезы, и обвела глазами спящих женщин.
Кто-то из них громко храпел, кто-то посапывал, кто-то стонал во сне… Я смотрела на них глазами, полными ужаса, и пыталась понять, как вообще можно спать в подобных условиях. Остановив свой взгляд на бельевой веревке, я стала думать о том, как бы ее отвязать. Я совершенно ясно поняла, что не смогу есть овсяную кашу с хлебом, пить воду, спать по ночам и на что-то надеяться, потому что чем больше проходило времени, тем все меньше надежд оставалось, а глядя на эту веревку, я вдруг подумала, что надежд не осталось вообще.
Я еще раз посмотрела на веревку и прокусила губу до крови, не чувствуя боли. Прикреплена она так, что мне не удастся незаметно снять ее, а к тому же на веревке слишком много узлов, которые мне не развязать. Я еще раз оглядела камеру и не нашла ни одного предмета, который помог бы мне свести счеты с несправедливостью жизни и уйти от проблем. А было бы так хорошо, если бы уже где-то вдалеке от меня осталась эта страшная камера с этими чужими женщинами, многие из которых не мылись и давно позабыли об элементарных правилах личной гигиены, и мне бы больше никогда не пришлось общаться с этим ушлым и невоспитанным следователем, который даже не думал прислушиваться к моим показаниям и переворачивал все мои слова против меня…
Я не знаю, как я дожила до утра. Лежала с открытыми глазами, и мне казалось, что меня уже нет. Что-то безвозвратно сломалось во мне, что-то ушло и вряд ли вернется назад. В первые дни, проведенные в камере, у меня было жуткое желание кричать — от навалившегося на меня кошмара, от ужаса и от моего бессилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68