От гребенок на ЭСБР до каждого пиропатрона. Обязательно найдем дефекты».
С двумя мастерами-электриками Майоровым, Эйгером и бригадой монтажников самолет за самолетом мы прозванивали и прощупывали каждый проводок и каждую клеммную коробку. Заменили несколько ЭСБРов. Обмотали изоляцией массу оголенных мест. Браковали партии пиропатронов. Беда заключалась в том, что надежность и безопасность пиропатронов в принципе трудно достижимы для однопроводной схемы электрооборудования самолетов. Тем не менее скрупулезный профилактический ремонт помогал.
Недели через две самолеты начали разлетаться по воинским частям.
Я вернулся в свою спецдабораторию, заслужив благодарность Николая Годовикова, который в тот период был начальником ОТК и сильно переживал срыв плана по вине низкого качества выпущенных самолетов.
Та встреча на аэродроме с Ольгой Миткевич оказалась последней. Начались черные дни репрессий не только против невиновных в убийстве Кирова монархистов, но и против многих членов партии, подозреваемых в симпатиях к Кирову. Дело в том, что на XVII партсъезде многие делегаты поговаривали о выдвижении Кирова на пост Генерального секретаря. Миткевич была в их числе. Пришло время расправиться со всеми, заподозренными в излишних симпатиях к Кирову.
Обстановка на заводе была тяжелой. Один за другим исчезали из цехов руководители партийных организаций, которые хлопотами Миткевич были переведены на завод из аппарата ЦК и Московского комитета. Затем начались аресты и среди ведущих специалистов завода. В начале 1935 года Миткевич заболела. Было объявлено, что она снята с должности директора и направлена на учебу в Военно-воздушную академию имени профессора Н.Е. Жуковского.
Я обмолвился матери, что Миткевич у нас больше не директор. К моему удивлению, это известие она восприняла очень тяжело. Впервые мать рассказала мне о свидании с Миткевич по поводу моей судьбы. Во время той единственной встречи выяснилось, что у них были общие знакомые по подпольной деятельности. Миткевич, по словам матери, совершенно необыкновенная и выдающаяся женщина. «Такие люди облагораживают партию. Но их слишком мало», - сказала она.
Во время учебы в ВВА Миткевич пыталась хлопотать о многих так называемых «врагах народа». Она считала их честными и преданными партии людьми. В 1937 году она снова тяжело заболела. Известно, что из больницы она отправила письмо Сталину и Берии. Сразу по выходе из больницы она была арестована.
Ее дальнейшая судьба мне неизвестна. Миткевич реабилитировали посмертно после XX съезда партии. Обстоятельства смерти, место и дату выяснить не удалось.
В КБ БОЛХОВИТИНОВА И КОСТРе
В конце 1933 года инициативная группа ведущих ученых Военно-воздушой академии имени Н.Е. Жуковского разработала проект дальнего тяжелого четырехмоторного бомбардировщика, который в ближайшие годы должен был заменить морально стареющие ТБ-3. Опираясь на достижения авиационной техники, предлагалось создать бомбардировщик, который был бы качественно новым шагом в самолетостроении. Он должен был развивать скорость до 330 км/ч, летать на высоте 6000-7000 м, поднимать до 5000 кг бомб при максимальной дальности 5000 км.
Начальник ВВС Алкснис обратился к Миткевич с предложением создать при заводе № 22 специальное конструкторское бюро для разработки ДБ-А - дальнего бомбардировщика «Академия». Предложение было поддержано Глававиапромом, Тухачевским и Орджоникидзе. Так было создано при заводе свое опытно-конструкторское бюро. В отличие от серийного КОСТРа его называли КБ-22, или КБ Болховитинова. Это последнее крупное мероприятие, которое успела осуществить Миткевич по инициативе Алксниса, сыграло через много лет большую роль в истории ракетной техники.
В конце 1934 года мой электробомбосбрасыватель приобрел вполне товарный вид. Я очень спешил и погнался за двумя зайцами. Первым было стремление сдать прибор на госиспытания в НИИ ВВС, получить «Красную книгу» - официальное заключение о допуске к летным испытаниям. Вторым было горячее желание совершить вместе с Катей летом 1935 года восхождение на Эльбрус. Оба зайца были мною упущены.
Во время очередных испытаний - подрыва десятков пиропатронов - в моей спецлаборатории появился председатель заводского общества изобретателей с небольшим «активом», а следом за ним - два военных инженера высокого ранга. Это были Виктор Болховитинов и Михаил Шишмарев. В их присутствии мне был вручен значок «Почетный изобретатель СССР». Высокие гости ознакомились с содержанием моей деятельности и задавали вопросы не столько по технике, сколько по тактике бомбометания. При этом они спорили между собой. Из разговора я понял, что чем «выше стремим мы полет наших птиц», тем труднее осуществить точное бомбометание. Для высотного и скоростного бомбардировщика накрытие малоразмерной цели: моста, здания или корабля - дело совершенно безнадежное. Нужны новые методы прицеливания и объединения прицела со сбрасывателем в единую систему. Короче говоря, мне предлагалось безотлагательно перейти на работу в новое КБ и возглавить бригаду спецоборудования. Бригада почти укомплектована, а руководителя пока не было. Проектировался новый бомбардировщик, следовало проявить максимум инициативы и изобретательности, чтобы в максимальной степени повысить обороноспособность самолета при нападении истребителей и точность бомбометания. К работе предлагалось приступать немедленно, новый бомбардировщик - в будущем краса и гордость наших ВВС - должен взлететь в марте 1935 года! Все хлопоты по испытаниям ЭСБРа в НИИ ВВС Болховитинов брался уладить и мне для этого выделял помощника. Что касалось премии за изобретение, то через УВВС он тоже все мог уладить.
Я попросил сутки на размышления. Мне предстояло тяжелейшее объяснение с Катей по поводу Эльбруса, с МЭИ по ликвидации спецлаборатории и с механиком по его трудоустройству. Катя приняла как должное, что для меня создание нового бомбардировщика важнее, чем Эльбрус, но она от попытки восхождения решила не отказываться. Механику я предложил перейти со мной вместе на завод, и он согласился. В МЭИ взбунтовались и объявили, что потребуют уплаты неустойки в случае прекращения работ по договору.
Через сутки я знакомился с вверенной мне бригадой. В ней уже было десять человек: четыре инженера, три техника-конструктора, две чертежницы и копировщица. Кроме чертежниц и копировщиц, все впервые начали работать в авиации, и сразу в новом КБ. Несмотря на то, что я - студент второго курса, должен их учить уму-разуму, ко мне отнеслись с полным доверием. Болховитинов уже их собирал и сказал, что начальником бригады будет кадровый и опытный сотрудник завода № 22 - Черток.
Освоиться с новой для себя ролью руководителя конструкторской бригады помогал производственный опыт и общая творческая атмосфера КБ Болховитинова. Здесь собралось сообщество различных энтузиастов авиации, но все они были единомышленниками, желающими нарушить монополию Туполева на тяжелые самолеты. Болховитинов и пришедшие вместе с ним ученые - профессура ВВА - отличались непривычной для производственников интеллигентностью и демократизмом. Эта их черта создавала атмосферу доброжелательности, открытости и взаимопомощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
С двумя мастерами-электриками Майоровым, Эйгером и бригадой монтажников самолет за самолетом мы прозванивали и прощупывали каждый проводок и каждую клеммную коробку. Заменили несколько ЭСБРов. Обмотали изоляцией массу оголенных мест. Браковали партии пиропатронов. Беда заключалась в том, что надежность и безопасность пиропатронов в принципе трудно достижимы для однопроводной схемы электрооборудования самолетов. Тем не менее скрупулезный профилактический ремонт помогал.
Недели через две самолеты начали разлетаться по воинским частям.
Я вернулся в свою спецдабораторию, заслужив благодарность Николая Годовикова, который в тот период был начальником ОТК и сильно переживал срыв плана по вине низкого качества выпущенных самолетов.
Та встреча на аэродроме с Ольгой Миткевич оказалась последней. Начались черные дни репрессий не только против невиновных в убийстве Кирова монархистов, но и против многих членов партии, подозреваемых в симпатиях к Кирову. Дело в том, что на XVII партсъезде многие делегаты поговаривали о выдвижении Кирова на пост Генерального секретаря. Миткевич была в их числе. Пришло время расправиться со всеми, заподозренными в излишних симпатиях к Кирову.
Обстановка на заводе была тяжелой. Один за другим исчезали из цехов руководители партийных организаций, которые хлопотами Миткевич были переведены на завод из аппарата ЦК и Московского комитета. Затем начались аресты и среди ведущих специалистов завода. В начале 1935 года Миткевич заболела. Было объявлено, что она снята с должности директора и направлена на учебу в Военно-воздушную академию имени профессора Н.Е. Жуковского.
Я обмолвился матери, что Миткевич у нас больше не директор. К моему удивлению, это известие она восприняла очень тяжело. Впервые мать рассказала мне о свидании с Миткевич по поводу моей судьбы. Во время той единственной встречи выяснилось, что у них были общие знакомые по подпольной деятельности. Миткевич, по словам матери, совершенно необыкновенная и выдающаяся женщина. «Такие люди облагораживают партию. Но их слишком мало», - сказала она.
Во время учебы в ВВА Миткевич пыталась хлопотать о многих так называемых «врагах народа». Она считала их честными и преданными партии людьми. В 1937 году она снова тяжело заболела. Известно, что из больницы она отправила письмо Сталину и Берии. Сразу по выходе из больницы она была арестована.
Ее дальнейшая судьба мне неизвестна. Миткевич реабилитировали посмертно после XX съезда партии. Обстоятельства смерти, место и дату выяснить не удалось.
В КБ БОЛХОВИТИНОВА И КОСТРе
В конце 1933 года инициативная группа ведущих ученых Военно-воздушой академии имени Н.Е. Жуковского разработала проект дальнего тяжелого четырехмоторного бомбардировщика, который в ближайшие годы должен был заменить морально стареющие ТБ-3. Опираясь на достижения авиационной техники, предлагалось создать бомбардировщик, который был бы качественно новым шагом в самолетостроении. Он должен был развивать скорость до 330 км/ч, летать на высоте 6000-7000 м, поднимать до 5000 кг бомб при максимальной дальности 5000 км.
Начальник ВВС Алкснис обратился к Миткевич с предложением создать при заводе № 22 специальное конструкторское бюро для разработки ДБ-А - дальнего бомбардировщика «Академия». Предложение было поддержано Глававиапромом, Тухачевским и Орджоникидзе. Так было создано при заводе свое опытно-конструкторское бюро. В отличие от серийного КОСТРа его называли КБ-22, или КБ Болховитинова. Это последнее крупное мероприятие, которое успела осуществить Миткевич по инициативе Алксниса, сыграло через много лет большую роль в истории ракетной техники.
В конце 1934 года мой электробомбосбрасыватель приобрел вполне товарный вид. Я очень спешил и погнался за двумя зайцами. Первым было стремление сдать прибор на госиспытания в НИИ ВВС, получить «Красную книгу» - официальное заключение о допуске к летным испытаниям. Вторым было горячее желание совершить вместе с Катей летом 1935 года восхождение на Эльбрус. Оба зайца были мною упущены.
Во время очередных испытаний - подрыва десятков пиропатронов - в моей спецлаборатории появился председатель заводского общества изобретателей с небольшим «активом», а следом за ним - два военных инженера высокого ранга. Это были Виктор Болховитинов и Михаил Шишмарев. В их присутствии мне был вручен значок «Почетный изобретатель СССР». Высокие гости ознакомились с содержанием моей деятельности и задавали вопросы не столько по технике, сколько по тактике бомбометания. При этом они спорили между собой. Из разговора я понял, что чем «выше стремим мы полет наших птиц», тем труднее осуществить точное бомбометание. Для высотного и скоростного бомбардировщика накрытие малоразмерной цели: моста, здания или корабля - дело совершенно безнадежное. Нужны новые методы прицеливания и объединения прицела со сбрасывателем в единую систему. Короче говоря, мне предлагалось безотлагательно перейти на работу в новое КБ и возглавить бригаду спецоборудования. Бригада почти укомплектована, а руководителя пока не было. Проектировался новый бомбардировщик, следовало проявить максимум инициативы и изобретательности, чтобы в максимальной степени повысить обороноспособность самолета при нападении истребителей и точность бомбометания. К работе предлагалось приступать немедленно, новый бомбардировщик - в будущем краса и гордость наших ВВС - должен взлететь в марте 1935 года! Все хлопоты по испытаниям ЭСБРа в НИИ ВВС Болховитинов брался уладить и мне для этого выделял помощника. Что касалось премии за изобретение, то через УВВС он тоже все мог уладить.
Я попросил сутки на размышления. Мне предстояло тяжелейшее объяснение с Катей по поводу Эльбруса, с МЭИ по ликвидации спецлаборатории и с механиком по его трудоустройству. Катя приняла как должное, что для меня создание нового бомбардировщика важнее, чем Эльбрус, но она от попытки восхождения решила не отказываться. Механику я предложил перейти со мной вместе на завод, и он согласился. В МЭИ взбунтовались и объявили, что потребуют уплаты неустойки в случае прекращения работ по договору.
Через сутки я знакомился с вверенной мне бригадой. В ней уже было десять человек: четыре инженера, три техника-конструктора, две чертежницы и копировщица. Кроме чертежниц и копировщиц, все впервые начали работать в авиации, и сразу в новом КБ. Несмотря на то, что я - студент второго курса, должен их учить уму-разуму, ко мне отнеслись с полным доверием. Болховитинов уже их собирал и сказал, что начальником бригады будет кадровый и опытный сотрудник завода № 22 - Черток.
Освоиться с новой для себя ролью руководителя конструкторской бригады помогал производственный опыт и общая творческая атмосфера КБ Болховитинова. Здесь собралось сообщество различных энтузиастов авиации, но все они были единомышленниками, желающими нарушить монополию Туполева на тяжелые самолеты. Болховитинов и пришедшие вместе с ним ученые - профессура ВВА - отличались непривычной для производственников интеллигентностью и демократизмом. Эта их черта создавала атмосферу доброжелательности, открытости и взаимопомощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144