Исчез только один том из уникального дореволюционного восьмитомного собрания сочинений Гоголя. Книга Лангемака и Глушко сохранилась!
В 1944 году при объединении нашего ОКБ 293 с НИИ-3 я пользовался этим трудом для восполнения своих знаний о принципах ракетной техники. Потеряв бдительность, я как-то принес ее на работу в НИИ-1. Один из моих новых сотрудников, но старый работник РНИИ, отлично знавший Лангемака и Глушко, увидев на моем столе эту книгу, не на шутку заволновался и предупредил, чтобы я ее унес и больше в институт не приносил: «Лангемак расстрелян, а Глушко хоть и жив, но осужден. В институтской библиотеке эта книга в особом фонде и получить ее невозможно. Вы нарушаете режим, рискуете, заработав неприятности, лишиться хорошей книги».
Естественно, что я снова спрятал этот труд за другие книги. Но могу похвастаться, что, сохранив книгу до сих пор, являюсь владельцем раритета.
Таким образом, о Глушко мы все были информированы еще в 1942 году после поездки Исаева с Болховитиновым в Казань в спецтюрьму, именуемую среди посвященных «шарашкой». О Лангемаке я узнал, читая его и Глушко книгу, но о Королеве никаких сведений до звонка из Берлина не было. Победоносцев о Королеве знал все, но в своем общении с непосвященными свято соблюдал правила «табу».
Тюлин позднее рассказал, что перед тем как Королев, а затем Глушко и другие зэки, освобожденные по списку Гайдукова, прилетели в Берлин, он был строго предупрежден «органами», что такая-то группа прилетит в Германию, но никто ни при каких обстоятельствах не должен знать, что это бывшие заключенные.
Встречая Королева в первый раз в своем кабинете в институте «Рабе» в конце сентября или самом начале октября 1945 года, я ничего о нем, кроме имени, отчества и фамилии, не знал.
Когда он вошел ко мне, я встал навстречу, как положено майору перед подполковником. Мы поздоровались и представились.
Без малого полвека прошло с той первой встречи. Бесчетное число разных встреч было за это время. Большинство, во всяком случае в деталях, стерлось в памяти, а эта запомнилась. Значит, есть вне нашего обычного разума некая подсознательная «дежурная» система запоминания, которая включается «на запись» независимо от нашей воли, эта запись не стирается и может многократно воспроизводиться.
Новенькая офицерская форма сидела на вошедшем очень ладно. Если бы не отсутствие всяких медалей, я бы решил, что передо мной кадровый офицер. Но полная пустота «орденских» мест на чистой гимнастерке сразу выдавала «цивильного» офицера. Необычными были только хорошие офицерские хромовые сапоги вместо наших привычных кирзовых. Темные глаза с какой-то веселой искрой смотрели на меня с любопытством и вниманием. Во внешности Королева сразу обращал на себя внимание высокий лоб и крупная голова на короткой шее. Есть такое выражение - вобрал голову в плечи. Нет, Королев ее не вбирал. Уж таким его сделала природа. Что-то от боксера во время боя. Сели. Он утонул в глубоком кресле и с явным удовлетворением вытянул ноги. Так обычно делают после долгого сидения за рулем. «Я бы хотел очень коротко узнать о структуре и работе вашего института».
Я имел всегда в папке на столе схему структуры института. Конечно, нарисованную немцами, с немецкими надписями.
Королев не очень внимательно и непочтительно, как мне показалось, стал ее рассматривать, давая понять, что ему не нравится, что схема немецкая. Он задал один вопрос и сразу попал в наше слабое место: «А кто же у вас по структуре отвечает за освоение техники пуска, за стартовую подготовку?»
Я объяснил, что подполковник Воскресенский изучает этот вопрос с небольшой группой немцев, среди которых есть два или три действительно стрелявших. В ближайшем будущем военные сформируют специальное подразделение, которое целиком будет изучать технику стрельбы. Мы пока сосредоточили все усилия на том, чтобы было чем стрелять. Надо заново создавать сами ракеты, и главная проблема - все приборы управления. Что касается двигателей, то их много нашли в Леестене, и там уже успешно идут огневые испытания.
Он совсем весело на меня посмотрел и решил чуть приоткрыться: «Да, в Леестене я уже был. Там отлично работают, в том числе мои старые друзья».
«Ах, вот что, - подумал я, - стало быть, ты двигателист. Но откуда?»
Последовало несколько малозначащих вопросов. Видимо, больше из вежливости. Я предложил Королеву пройти по лабораториям. «Нет, спасибо, - отказался Королев. - Я сегодня возвращаюсь в Нордхаузен. Но у меня такое ощущение, что нам с вами еще предстоит много поработать», - добавил он, прощаясь, и пожал руку гораздо крепче, чем при встрече.
Королев вышел в приемную и чуть задержался, внимательно разглядывая стрекотавшую на машинке секретаршу. Обернувшись ко мне, спросил: «Конечно, немка?» - «Конечно, да». Он быстро спустился по устланным мягкой дорожкой ступеням. Я вернулся в кабинет и подошел к окну.
Королев сел за руль «опель-олимпии». Машина давно немытая и поэтому неопределенного возраста. Резко развернулся и на большой скорости нырнул на дорогу к выезду из города.
Теперь, когда я знаю о Королеве все, что можно было узнать от него самого, от его друзей, знакомых и биографов, мне кажется, что его в тот день мало интересовал наш институт и детали нашей работы. Да, он уже обдумывал план дальнейших действий, подтвердив встречей со мной какие-то свои соображения. Но главное, что его волновало, возбуждало и вдохновляло, - это свобода движения. Позади пять с лишним лет режима советского зэка - Бутырка, пересыльные тюрьмы, Колыма, опять Бутырка, «шарашки» в Москве, Омске, Казани, наконец, освобождение.
И вдруг… Он, Королев, в Тюрингии - «зеленом сердце» поверженной Германии, в форме подполковника, с документами, открывающими все шлагбаумы, один за рулем трофейной машины несется с «ветерком», может ехать куда хочет по таким хорошим дорогам. Он может остановиться и заночевать в любом городе советской зоны оккупации. Его всегда приютят военные власти, и, даже если их нет, примет хороший местный «гаст хауз». Свобода! Как это прекрасно! Так мне представлялись много лет спустя чувства, которые должны были одолевать Королева. Ему еще нет 40 лет! Надо так много успеть сделать! Но он имеет же право теперь что-то взять от жизни для себя.
Вскоре после этого памятного знакомства с Королевым в Бляйхероде приехал Победоносцев. Он большую часть времени проводил в Берлине и был в курсе организационных проблем, которые заботили командование ГМЧ, военный отдел ЦК партии, промышленные наркоматы и наш институт. Он сообщил, что в Москве пока полная неразбериха «наверху» в вопросе о том, кто же станет настоящим хозяином ракетной техники в стране. Пока полнота власти в руках у военных и аппарата ЦК, поэтому будем работать по принципу «кто платит, тот и заказывает музыку».
Мне и Пилюгину Победоносцев рассказал подробно, «кто был кто» в РНИИ и кто такой Королев. Затем объявил, что Гайдуков поручил Королеву организовать в Бляйхероде независимую от института «Рабе» службу по изучению техники подготовки ракет к пуску и всю технику старта. Так как в городе мы фактические хозяева, то он просит нас оказывать ему всяческую помощь, а Воскресенского и Рудницкого перейти в подчинение Королева. Я согласился сразу, а Пилюгин сильно возражал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
В 1944 году при объединении нашего ОКБ 293 с НИИ-3 я пользовался этим трудом для восполнения своих знаний о принципах ракетной техники. Потеряв бдительность, я как-то принес ее на работу в НИИ-1. Один из моих новых сотрудников, но старый работник РНИИ, отлично знавший Лангемака и Глушко, увидев на моем столе эту книгу, не на шутку заволновался и предупредил, чтобы я ее унес и больше в институт не приносил: «Лангемак расстрелян, а Глушко хоть и жив, но осужден. В институтской библиотеке эта книга в особом фонде и получить ее невозможно. Вы нарушаете режим, рискуете, заработав неприятности, лишиться хорошей книги».
Естественно, что я снова спрятал этот труд за другие книги. Но могу похвастаться, что, сохранив книгу до сих пор, являюсь владельцем раритета.
Таким образом, о Глушко мы все были информированы еще в 1942 году после поездки Исаева с Болховитиновым в Казань в спецтюрьму, именуемую среди посвященных «шарашкой». О Лангемаке я узнал, читая его и Глушко книгу, но о Королеве никаких сведений до звонка из Берлина не было. Победоносцев о Королеве знал все, но в своем общении с непосвященными свято соблюдал правила «табу».
Тюлин позднее рассказал, что перед тем как Королев, а затем Глушко и другие зэки, освобожденные по списку Гайдукова, прилетели в Берлин, он был строго предупрежден «органами», что такая-то группа прилетит в Германию, но никто ни при каких обстоятельствах не должен знать, что это бывшие заключенные.
Встречая Королева в первый раз в своем кабинете в институте «Рабе» в конце сентября или самом начале октября 1945 года, я ничего о нем, кроме имени, отчества и фамилии, не знал.
Когда он вошел ко мне, я встал навстречу, как положено майору перед подполковником. Мы поздоровались и представились.
Без малого полвека прошло с той первой встречи. Бесчетное число разных встреч было за это время. Большинство, во всяком случае в деталях, стерлось в памяти, а эта запомнилась. Значит, есть вне нашего обычного разума некая подсознательная «дежурная» система запоминания, которая включается «на запись» независимо от нашей воли, эта запись не стирается и может многократно воспроизводиться.
Новенькая офицерская форма сидела на вошедшем очень ладно. Если бы не отсутствие всяких медалей, я бы решил, что передо мной кадровый офицер. Но полная пустота «орденских» мест на чистой гимнастерке сразу выдавала «цивильного» офицера. Необычными были только хорошие офицерские хромовые сапоги вместо наших привычных кирзовых. Темные глаза с какой-то веселой искрой смотрели на меня с любопытством и вниманием. Во внешности Королева сразу обращал на себя внимание высокий лоб и крупная голова на короткой шее. Есть такое выражение - вобрал голову в плечи. Нет, Королев ее не вбирал. Уж таким его сделала природа. Что-то от боксера во время боя. Сели. Он утонул в глубоком кресле и с явным удовлетворением вытянул ноги. Так обычно делают после долгого сидения за рулем. «Я бы хотел очень коротко узнать о структуре и работе вашего института».
Я имел всегда в папке на столе схему структуры института. Конечно, нарисованную немцами, с немецкими надписями.
Королев не очень внимательно и непочтительно, как мне показалось, стал ее рассматривать, давая понять, что ему не нравится, что схема немецкая. Он задал один вопрос и сразу попал в наше слабое место: «А кто же у вас по структуре отвечает за освоение техники пуска, за стартовую подготовку?»
Я объяснил, что подполковник Воскресенский изучает этот вопрос с небольшой группой немцев, среди которых есть два или три действительно стрелявших. В ближайшем будущем военные сформируют специальное подразделение, которое целиком будет изучать технику стрельбы. Мы пока сосредоточили все усилия на том, чтобы было чем стрелять. Надо заново создавать сами ракеты, и главная проблема - все приборы управления. Что касается двигателей, то их много нашли в Леестене, и там уже успешно идут огневые испытания.
Он совсем весело на меня посмотрел и решил чуть приоткрыться: «Да, в Леестене я уже был. Там отлично работают, в том числе мои старые друзья».
«Ах, вот что, - подумал я, - стало быть, ты двигателист. Но откуда?»
Последовало несколько малозначащих вопросов. Видимо, больше из вежливости. Я предложил Королеву пройти по лабораториям. «Нет, спасибо, - отказался Королев. - Я сегодня возвращаюсь в Нордхаузен. Но у меня такое ощущение, что нам с вами еще предстоит много поработать», - добавил он, прощаясь, и пожал руку гораздо крепче, чем при встрече.
Королев вышел в приемную и чуть задержался, внимательно разглядывая стрекотавшую на машинке секретаршу. Обернувшись ко мне, спросил: «Конечно, немка?» - «Конечно, да». Он быстро спустился по устланным мягкой дорожкой ступеням. Я вернулся в кабинет и подошел к окну.
Королев сел за руль «опель-олимпии». Машина давно немытая и поэтому неопределенного возраста. Резко развернулся и на большой скорости нырнул на дорогу к выезду из города.
Теперь, когда я знаю о Королеве все, что можно было узнать от него самого, от его друзей, знакомых и биографов, мне кажется, что его в тот день мало интересовал наш институт и детали нашей работы. Да, он уже обдумывал план дальнейших действий, подтвердив встречей со мной какие-то свои соображения. Но главное, что его волновало, возбуждало и вдохновляло, - это свобода движения. Позади пять с лишним лет режима советского зэка - Бутырка, пересыльные тюрьмы, Колыма, опять Бутырка, «шарашки» в Москве, Омске, Казани, наконец, освобождение.
И вдруг… Он, Королев, в Тюрингии - «зеленом сердце» поверженной Германии, в форме подполковника, с документами, открывающими все шлагбаумы, один за рулем трофейной машины несется с «ветерком», может ехать куда хочет по таким хорошим дорогам. Он может остановиться и заночевать в любом городе советской зоны оккупации. Его всегда приютят военные власти, и, даже если их нет, примет хороший местный «гаст хауз». Свобода! Как это прекрасно! Так мне представлялись много лет спустя чувства, которые должны были одолевать Королева. Ему еще нет 40 лет! Надо так много успеть сделать! Но он имеет же право теперь что-то взять от жизни для себя.
Вскоре после этого памятного знакомства с Королевым в Бляйхероде приехал Победоносцев. Он большую часть времени проводил в Берлине и был в курсе организационных проблем, которые заботили командование ГМЧ, военный отдел ЦК партии, промышленные наркоматы и наш институт. Он сообщил, что в Москве пока полная неразбериха «наверху» в вопросе о том, кто же станет настоящим хозяином ракетной техники в стране. Пока полнота власти в руках у военных и аппарата ЦК, поэтому будем работать по принципу «кто платит, тот и заказывает музыку».
Мне и Пилюгину Победоносцев рассказал подробно, «кто был кто» в РНИИ и кто такой Королев. Затем объявил, что Гайдуков поручил Королеву организовать в Бляйхероде независимую от института «Рабе» службу по изучению техники подготовки ракет к пуску и всю технику старта. Так как в городе мы фактические хозяева, то он просит нас оказывать ему всяческую помощь, а Воскресенского и Рудницкого перейти в подчинение Королева. Я согласился сразу, а Пилюгин сильно возражал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133