но что касается термитников, расположенных в стволах деревьев, то если приложить к ним ухо, можно расслышать целую серию шумов, не производящих впечатления чисто случайных.
Ясно, что настолько тонкая и сложная организация, где все взаимосвязано и строго уравновешено, не смогла бы выжить без всеобщего согласия, если только не приписать ей все эти чудеса предустановленной гармонии, еще более неправдоподобной, чем взаимное соглашение. Среди тысячи доказательств такого соглашения, приведенных на этих страницах, я обратил бы ваше внимание на следующее, поскольку оно относится к нашей теме: есть термитники, одна колония которых занимает несколько стволов деревьев, иногда довольно удаленных друг от друга, и обладает единственной царской парой. Эти обособленные, но подчиняющиеся одному и тому же центральному управлению агломерации так хорошо сообщаются между собой, что если в одном из стволов уничтожить группу претендентов, которых термиты всегда берегут про запас, чтобы, в случае необходимости, заменить мертвую или недостаточно плодовитую царицу, то обитатели соседнего ствола немедленно начинают выращивать новую «партию» кандидатов на престол. Мы еще вернемся к этим возмещающим или дополняющим формам – одной из самых любопытных и хитроумных особенностей термитовой политики.
V
Помимо различных шумов, потрескиваний, тиканий, свистов и сигналов тревоги, почти всегда ритмизованных и свидетельствующих об определенном музыкальном слухе, во многих случаях термиты совершают совместные, тоже ритмизованные движения, словно бы относящиеся к какой-то особой хореографии или искусству танца, которые всегда чрезвычайно интриговали наблюдавших за ними энтомологов. Эти движения производятся всеми членами колонии, за исключением новорожденных. Это своего рода конвульсивный танец, при котором термит, стоя на неподвижных конечных члениках лапок и сотрясаясь всем телом, раскачивается взад и вперед с легкой боковой вибрацией. Танец продолжается часами, прерываемый лишь краткими промежутками отдыха. Он предшествует, в частности, брачному полету и предваряет, подобно молитве или священной церемонии, самое крупное жертвоприношение, на которое может пойти нация. Фриц Мюллер усматривает в них явление, которое называет «Love Passages» . Аналогичные движения наблюдаются при встряхивании или внезапном освещении трубки с запертыми в них подопытными особями, которых, к тому же, непросто удерживать там долгое время, поскольку они пробуравливают практически любые деревянные или металлические затычки. Этим непревзойденным химикам удается даже вызывать коррозию стекла!
Царская пара
I
Вслед за рабочими и солдатами (или амазонками) мы встречаемся с царем и царицей. Эта меланхолическая чета, пожизненно заточенная в продолговатой келье, занимается исключительно размножением. Царь, – своего рода принц-консорт, – жалок, мал, тщедушен, робок и всегда прячется под царицей. Царица же демонстрирует самую уродливую гипертрофию брюшка, какую мы встречаем в мире насекомых, где природа, между прочим, не скупится на уродства. Это сплошной гигантский живот, раздувшийся от яиц, точь-в-точь напоминающий белую колбасу, над которым едва выступают крошечная голова и переднеспинка, похожие на черную булавочную головку, вставленную в длинный круглый хлебец. Согласно иллюстрации из научного доклада Й. Сьестедта, царица Termes Natalensis , воспроизведенная в натуральную величину, достигает в длину 100 миллиметров и имеет одинаковый диаметр 77 миллиметров, в то время как рабочий того же вида равен 7-8 миллиметрам в длину и 4-5 миллиметрам – в окружности.
Обладая лишь крошечными лапками на утопающей в жире переднеспинке, царица совершенно неспособна даже на малейшее движение. Она кладет в среднем одно яйцо в секунду, что составляет 86 тысяч в сутки и 30 миллионов – в год.
Если же ограничиться более скромной оценкой Эшериха, подсчитавшего, что взрослая царица Termes Bellicosus кладет 30 000 яиц в день, то мы получим десять миллионов девятьсот пятьдесят тысяч яиц в год.
Судя по наблюдениям, в течение четырех или пяти лет своей жизни она ни днем ни ночью не прерывает кладки.
Чрезвычайные обстоятельства позволили выдающемуся энтомологу К. Эшериху раскрыть, при этом не нарушая ее, тайну этой царской ячейки. Он сделал потрясающий схематический набросок, похожий то ли на кошмар Одилона Редона, то ли на межпланетное видение Уильяма Блейка. Под темным и низким сводом, – колоссальным, если сравнить его с нормальным ростом насекомого, – заполняя его почти целиком, лежит, словно кит в окружении креветок, огромная, жирная, мягкая, инертная и белесая масса устрашающего идола. Тысячи поклонников ласкают и лижут ее непрерывно, но вовсе не бескорыстно, поскольку царский пот обладает, похоже, такой привлекательностью, что маленьким часовым с трудом удается помешать самым ревностным из них унести с собой кусочек божественной кожи, чтобы утолить свою любовь или же свой аппетит. Поэтому старые царицы покрыты знаменитыми шрамами и кажутся «залатанными».
Вокруг ненасытного рта суетятся сотни крошечных рабочих, подкармливающих его «привилегированной» кашицей, между тем как с другого конца остальная толпа окружает отверстие яйцевода, принимая, моя и унося яйца по мере их поступления. Посреди этих суетливых толп прохаживаются маленькие солдаты, поддерживающие в них порядок, а вокруг святилища, повернувшись спиной к нему и лицом – к возможному врагу и выстроившись в боевом порядке, воины большого роста с раскрытыми жвалами образуют неподвижную и грозную стражу.
Как только плодовитость царицы снижается, вероятно, по приказу тех неизвестных «контролеров» или «советников», с безжалостным вмешательством которых мы сталкиваемся повсюду, ее оставляют без пищи. Она умирает от голода. Это разновидность пассивного и очень удобного цареубийства, за которое никто не несет личной ответственности. Термиты с удовольствием поедают ее останки, поскольку она необычайно жирна, и заменяют ее одной из вторичных «несушек», к которым мы скоро вернемся.
Вопреки тому, во что верили до сих пор, соитие не совершается, как у пчел, во время брачного полета, поскольку в момент этого полета половые органы еще не пригодны для размножения. Брак заключается только после того, как супружеская пара, обломав себе крылья, – странный символ, по поводу которого можно было бы долго философствовать, – начинает совместную жизнь во мраке термитника, откуда она уже не выйдет до самой смерти.
Термитологи так и не пришли к общему мнению относительно того, как совершается это соитие. Филиппо Сильвестри, большой авторитет в данной области, утверждает, что совокупление, судя по строению органов царя и царицы, физически невозможно и что царь всего лишь поливает своим семенем яйца на выходе из яйцевода. По словам не менее компетентного Грасси, соитие происходит в гнезде и повторяется периодически.
Роение
I
Эти рабочие, солдаты, царь и царица образуют постоянный и неприкосновенный «запас» города, по железному закону, более суровому, чем спартанский, продолжающий в темноте свое убогое, низменное и однообразное существование. Но наряду с этими угрюмыми пленниками, которые никогда не видели и никогда не увидят дневного света, алчный фаланстер ценой огромных усилий выращивает бесчисленное множество молодых особей, украшенных длинными прозрачными крыльями и наделенных фасеточными глазами, которые во тьме, где снуют слепорожденные, готовятся встретить сияние тропического солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Ясно, что настолько тонкая и сложная организация, где все взаимосвязано и строго уравновешено, не смогла бы выжить без всеобщего согласия, если только не приписать ей все эти чудеса предустановленной гармонии, еще более неправдоподобной, чем взаимное соглашение. Среди тысячи доказательств такого соглашения, приведенных на этих страницах, я обратил бы ваше внимание на следующее, поскольку оно относится к нашей теме: есть термитники, одна колония которых занимает несколько стволов деревьев, иногда довольно удаленных друг от друга, и обладает единственной царской парой. Эти обособленные, но подчиняющиеся одному и тому же центральному управлению агломерации так хорошо сообщаются между собой, что если в одном из стволов уничтожить группу претендентов, которых термиты всегда берегут про запас, чтобы, в случае необходимости, заменить мертвую или недостаточно плодовитую царицу, то обитатели соседнего ствола немедленно начинают выращивать новую «партию» кандидатов на престол. Мы еще вернемся к этим возмещающим или дополняющим формам – одной из самых любопытных и хитроумных особенностей термитовой политики.
V
Помимо различных шумов, потрескиваний, тиканий, свистов и сигналов тревоги, почти всегда ритмизованных и свидетельствующих об определенном музыкальном слухе, во многих случаях термиты совершают совместные, тоже ритмизованные движения, словно бы относящиеся к какой-то особой хореографии или искусству танца, которые всегда чрезвычайно интриговали наблюдавших за ними энтомологов. Эти движения производятся всеми членами колонии, за исключением новорожденных. Это своего рода конвульсивный танец, при котором термит, стоя на неподвижных конечных члениках лапок и сотрясаясь всем телом, раскачивается взад и вперед с легкой боковой вибрацией. Танец продолжается часами, прерываемый лишь краткими промежутками отдыха. Он предшествует, в частности, брачному полету и предваряет, подобно молитве или священной церемонии, самое крупное жертвоприношение, на которое может пойти нация. Фриц Мюллер усматривает в них явление, которое называет «Love Passages» . Аналогичные движения наблюдаются при встряхивании или внезапном освещении трубки с запертыми в них подопытными особями, которых, к тому же, непросто удерживать там долгое время, поскольку они пробуравливают практически любые деревянные или металлические затычки. Этим непревзойденным химикам удается даже вызывать коррозию стекла!
Царская пара
I
Вслед за рабочими и солдатами (или амазонками) мы встречаемся с царем и царицей. Эта меланхолическая чета, пожизненно заточенная в продолговатой келье, занимается исключительно размножением. Царь, – своего рода принц-консорт, – жалок, мал, тщедушен, робок и всегда прячется под царицей. Царица же демонстрирует самую уродливую гипертрофию брюшка, какую мы встречаем в мире насекомых, где природа, между прочим, не скупится на уродства. Это сплошной гигантский живот, раздувшийся от яиц, точь-в-точь напоминающий белую колбасу, над которым едва выступают крошечная голова и переднеспинка, похожие на черную булавочную головку, вставленную в длинный круглый хлебец. Согласно иллюстрации из научного доклада Й. Сьестедта, царица Termes Natalensis , воспроизведенная в натуральную величину, достигает в длину 100 миллиметров и имеет одинаковый диаметр 77 миллиметров, в то время как рабочий того же вида равен 7-8 миллиметрам в длину и 4-5 миллиметрам – в окружности.
Обладая лишь крошечными лапками на утопающей в жире переднеспинке, царица совершенно неспособна даже на малейшее движение. Она кладет в среднем одно яйцо в секунду, что составляет 86 тысяч в сутки и 30 миллионов – в год.
Если же ограничиться более скромной оценкой Эшериха, подсчитавшего, что взрослая царица Termes Bellicosus кладет 30 000 яиц в день, то мы получим десять миллионов девятьсот пятьдесят тысяч яиц в год.
Судя по наблюдениям, в течение четырех или пяти лет своей жизни она ни днем ни ночью не прерывает кладки.
Чрезвычайные обстоятельства позволили выдающемуся энтомологу К. Эшериху раскрыть, при этом не нарушая ее, тайну этой царской ячейки. Он сделал потрясающий схематический набросок, похожий то ли на кошмар Одилона Редона, то ли на межпланетное видение Уильяма Блейка. Под темным и низким сводом, – колоссальным, если сравнить его с нормальным ростом насекомого, – заполняя его почти целиком, лежит, словно кит в окружении креветок, огромная, жирная, мягкая, инертная и белесая масса устрашающего идола. Тысячи поклонников ласкают и лижут ее непрерывно, но вовсе не бескорыстно, поскольку царский пот обладает, похоже, такой привлекательностью, что маленьким часовым с трудом удается помешать самым ревностным из них унести с собой кусочек божественной кожи, чтобы утолить свою любовь или же свой аппетит. Поэтому старые царицы покрыты знаменитыми шрамами и кажутся «залатанными».
Вокруг ненасытного рта суетятся сотни крошечных рабочих, подкармливающих его «привилегированной» кашицей, между тем как с другого конца остальная толпа окружает отверстие яйцевода, принимая, моя и унося яйца по мере их поступления. Посреди этих суетливых толп прохаживаются маленькие солдаты, поддерживающие в них порядок, а вокруг святилища, повернувшись спиной к нему и лицом – к возможному врагу и выстроившись в боевом порядке, воины большого роста с раскрытыми жвалами образуют неподвижную и грозную стражу.
Как только плодовитость царицы снижается, вероятно, по приказу тех неизвестных «контролеров» или «советников», с безжалостным вмешательством которых мы сталкиваемся повсюду, ее оставляют без пищи. Она умирает от голода. Это разновидность пассивного и очень удобного цареубийства, за которое никто не несет личной ответственности. Термиты с удовольствием поедают ее останки, поскольку она необычайно жирна, и заменяют ее одной из вторичных «несушек», к которым мы скоро вернемся.
Вопреки тому, во что верили до сих пор, соитие не совершается, как у пчел, во время брачного полета, поскольку в момент этого полета половые органы еще не пригодны для размножения. Брак заключается только после того, как супружеская пара, обломав себе крылья, – странный символ, по поводу которого можно было бы долго философствовать, – начинает совместную жизнь во мраке термитника, откуда она уже не выйдет до самой смерти.
Термитологи так и не пришли к общему мнению относительно того, как совершается это соитие. Филиппо Сильвестри, большой авторитет в данной области, утверждает, что совокупление, судя по строению органов царя и царицы, физически невозможно и что царь всего лишь поливает своим семенем яйца на выходе из яйцевода. По словам не менее компетентного Грасси, соитие происходит в гнезде и повторяется периодически.
Роение
I
Эти рабочие, солдаты, царь и царица образуют постоянный и неприкосновенный «запас» города, по железному закону, более суровому, чем спартанский, продолжающий в темноте свое убогое, низменное и однообразное существование. Но наряду с этими угрюмыми пленниками, которые никогда не видели и никогда не увидят дневного света, алчный фаланстер ценой огромных усилий выращивает бесчисленное множество молодых особей, украшенных длинными прозрачными крыльями и наделенных фасеточными глазами, которые во тьме, где снуют слепорожденные, готовятся встретить сияние тропического солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22