Герцогу казалось странным, что она с раннего детства не посещала свою родину. Но нашел этому оправдание: ведь после стольких путешествий и переездов, встреч и общения с самыми разными народами она привыкла к такому образу жизни, связанному с преодолением многочисленных трудностей.
Он убедился в этом во время ее знакомства с его друзьями.
Боясь, что ей будет неловко встречаться с ними одной, герцог, одевшись, послал Дженкинса спросить, готова ли она. Возвратившись, камердинер доложил, что она уже оделась.
Выйдя из своей каюты, он увидел, что дверь в каюту Иризы открыта, и вошел к ней. Она поправляла волосы перед зеркалом.
Ириза повернулась к нему, улыбаясь. После отдыха тени усталости и переживания под ее глазами уже почти исчезли, и герцог нашел ее чрезвычайно прекрасной и оживленной.
— Я стыжусь своей лености! — воскликнула она при появлении герцога. — Ваш камердинер сказал мне, что вы плавали, и мне стало завидно.
— Вы умеете плавать? — спросил с удивлением герцог.
— Как рыба! — ответила Ириза. — Уверяю вас, что, если бы я не умела плавать, я тонула бы множество раз, когда мы с папой пересекали бурные реки, а однажды в сезон муссонов мы оказались в половодье, в котором утонуло много туземных детишек, прежде чем мы смогли добраться до них.
— Я буду настаивать не только на опубликовании книги вашего отца, но и на том, чтобы вы написали свою собственную.
Ириза рассмеялась.
— Неужели вы думаете, что кто-либо заинтересуется перипетиями миссионерской жизни?
— Мне было бы интересно, — ответил герцог, и она вновь улыбнулась ему.
Только когда она встала с табуретки, он увидел, что она не в вечернем наряде, а вновь в одном из простых платьев, которое, как он подозревал, сама сшила.
Платье было из муслина, приятной расцветки, который по дешевке продавался на любом местном базаре, но Иризе оно очень шло, и она выглядела так прекрасно, будто оделась в наряд из золота.
Герцог ничего не сказал, однако она нисколько не смутилась, когда он представил ее гостям, и обратилась к Эми:
— Надеюсь, вы извините меня за то, что я не в изысканном вечернем наряде. Нас с папой никогда не приглашали на ужин, если не считать вечера с бедуинскими вождями, когда они зажаривали целую овцу.
— Вы выглядите очаровательно, — сказала Эми.
По выражению лица Джеймса и Гарри герцог понял, что они согласны с Эми.
Во время ужина он заметил, что Ириза была немногословной и абсолютно не чувствовала себя скованно в новой среде, и от него не ускользнуло также, что Гарри с одобрением относится к ней.
Герцог слишком хорошо знал своего старого друга, чтобы не заметить, что Лили не по душе Гарри и что он не доверяет ей.
К Иризе он питал явно иные чувства, что немало удивляло герцога.
Гарри, подобно некоторым другим друзьям герцога, всегда боялся, что богатством и высоким положением его друга в обществе могут злоупотреблять и пользоваться Поэтому герцог решил, что Гарри, ничего не ведая о его душевном сходстве с Иризой, может подумать о бедной дочери миссионера, будто она задумала воспользоваться случаем и добиться приглашения на яхту после такого короткого знакомства с ним.
Но в голосе Гарри не было и намека на насмешливые, саркастические нотки, которые слышались, когда он обращался к Лили.
После ужина Эми, оказавшись с герцогом наедине, сказала:
— Это дитя восхитительно! Как ты думаешь, она не обидится, если я одолжу ей на время все, что ей может понадобиться на яхте, пока мы здесь?
— Я уверен, что она будет в восторге, — ответил герцог.
Поскольку их было пятеро, они не могли играть в карты и просто сидели на палубе, слушая голоса и смех, доносившиеся с другого берега реки.
Глядя на храм Луксора в лунном свете, герцог все время живо ощущал его притягательную магию.
Эми, не в состоянии больше сохранять беззаботный вид после пережитых треволнений дня, поднялась на ноги.
— Я отправляюсь спать, — сказала она. — Мне жаль покидать компанию, но я устала.
— Пожалуй… мне тоже надо… отдохнуть, — сказала Ириза.
Она взглянула на герцога, будто ожидая его одобрения, и он сказал:
— Думаю, что это хорошая идея, поскольку завтра нас наверняка ожидают интересные дела, а они потребуют от нас сил и бодрости.
— Тогда пойдемте, Ириза, — сказала Эми. — Будем надеяться, что мужчины останутся посплетничать о нас, хотя скорее всего они будут говорить о лошадях!
— Доброй ночи, ваша светлость! — сказала Ириза.
Она чуть присела в очень грациозном реверансе.
Приблизительно часом позже герцог ушел в свою каюту, где его ожидал Дженкинс.
— Сегодня был очень жаркий день, ваша светлость, — сказал он, помогая ему выбраться из тесного вечернего фрака.
— Да, и я с особенным удовольствием поплавал. Мне кажется, что я теряю вес.
— Я не удивлюсь этому, — недовольно сказал Дженкинс, — и это значит, что всю одежду вашей светлости придется поменять, когда мы вернемся в Лондон.
— Ну об этом еще рано беспокоиться, — заметил герцог.
Он надел один из своих тонких хлопчатобумажных халатов, подобный тому, в котором провел прошлую ночь, и более удобный в жару, чем шелковый халат.
Когда камердинер ушел, герцог подошел к иллюминатору взглянуть на звезды.
Он особенно остро почувствовал, что глядит на них один и что Ириза сейчас в соседней с ним каюте, Мысль о ее красоте и обаянии обдала его теплой волной, вызывая в нем столь знакомые ему чувства.
«Она прелестна! — говорил он себе. — Прелестнее, чем любая женщина, которую я когда-либо встречал!»
Он не задумывался и не гадал, хорошо или плохо испытывать эти чувства. Он лишь знал, что хочет быть с Иризой, а он никогда не отказывал себе в своих желаниях.
Закрыв иллюминатор, герцог пересек каюту и через секунду стоял возле ее двери.
Он поколебался, не зная, постучать или нет, но затем подумал, что, если она уже уснула, было бы нехорошо будить ее.
Он повернул ручку и увидел ее сидящей в постели с одной из тетрадей рукописи отца.
Герцог впервые видел ее с распущенными волосами и понял, что подсознательно хотел разглядеть ее волосы.
Они спадали на плечи чуть заметной волной, придавая ей вид классических изображений нимфы или наяды.
На ней была очень простая ночная рубашка из белого муслина, застегнутая возле шеи, с небольшими оборками над запястьями.
Но свет рядом с ее кроватью обрисовывал очертания ее груди, и он ощутил, что она очень человечна и очень женственна.
Он спохватился, а вдруг она удивится его визиту и, возможно, будет даже шокирована, но, увидев герцога, Ириза улыбнулась и воскликнула:
— Я так рада, что вы пришли попрощаться со мной. Я должна сказать вам нечто удивительное.
Герцог не ожидал такого приема, но прошел к кровати и сел лицом к Иризе.
— Я подумала, что вам интересно будет узнать, что я вспомнила, как звали вас, когда вы были… воином, а я была… невестой… фараона.
— Я готов верить всему, что вы скажете мне, — отвечал герцог.
Он смотрел на нее и думал о том, что никто на свете не может быть настолько соблазнительной и манящей. Чувствуя трепет волнения в своем теле, он с трудом мог сосредоточиться на том, что она говорила.
— Вас звали Алексий, — сказала она. — Вам не кажется это знаменательным?
— Нет, не кажется.
— Это греческое имя.
— Да, конечно, — согласился он, — и теперь я вспоминаю, что Ириза — тоже греческое имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31