заказала с доставкой и установкой 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


А п о л л о н (зловеще). Да будет так, баснописец Эзоп, ты сам выбрал свою судьбу! Прощай, маленький чело­век, бросивший вызов богам!
Исчезает.
Э з о п подавлен, некоторое время молчит, в волне­нии ходит из угла в угол.
Появляется М н е м о з и н а.
Э з о п (поднимает голову, и видит б о г и н ю; расте­рянно). Мнемозина…
М н е м о з и н а. Да, мой Эзоп, это я.
Э з о п (падает на колени, и прижимается к ногам М н е м о з и н ы) . Богиня…
М н е м о з и н а. Ничего, Эзоп, ничего, не надо ничего говорить. Ты уже все сказал своей жизнью, ты уже все сказал своим творчеством, и большего, поверь мне, сказать на земле просто нельзя. Теперь за тебя будут говорить твои книги, и ты будешь вечно жить в них для новых и новых поколений читателей, кото­рые будут воспринимать тебя, как современника. По­верь мне, это и есть бессмертие, по крайней мере один из его вариантов.
Э з о п (поднимает голову кверху). Но богиня…
М н е м о з и н а (прикладывает палец к его губам). Тс-ссс! не говори ничего. Не надо слов, мой Эзоп, по­береги силы на завтра, они тебе еще понадобятся для твоего самого последнего слова. Для твоих новых ба­сен, которыми ты напоследок попотчуешь своих пала­чей. Поверь мне, – они будут сыты этими баснями до конца своих дней. Они, эти басни, застрянут у них в горле, и они не смогут проглотить их до тех пор, пока в конце-концов не испустят дух, видя перед гла­зами картину убийства баснописца Эзопа. Они, эти ба­сни, навечно застрянут в глотках глупцов и невежд всех эпох, которые не смогут избавиться от тебя, сколько бы они тебя не казнили. Даже если бы каждый день они казнили поэта, который кричит им в лицо правду, корчась от боли и от собственного несовер­шенства, – даже и тогда они не смогли бы заткнуть всем рот. Ибо пока существуют на свете поэты, я, Мнемозина, богиня памяти, и мои вечные Музы будем диктовать им в тиши бессмертные строки, которые уже никто не сможет забыть. Ты вечен, Эзоп, и о тебе будут помнить всегда!
Э з о п (жалобно). Я немощен, Мнемозина!
М н е м о з и н а. Нет, ты силен, как никто другой. И это неправда, что ты, как та лиса из эзоповой бас­ни, не смог сорвать с лозы свою кисть винограда. Это не так, Эзоп, ибо ты в конце-концов все же сор­вал ее, написав свои бессмертные строки. А все оста­льное: любовь женщин, нормальный человеческий облик, семья, дети, спокойная мещанская жизнь, лишенная бурь и страстей, – оставь все это другим. Не будь слишком жадным, надо же и им, несчастным, иметь хоть что-то, ведь тогда у них не останется вообще ничего. А это, согласись, будет несправедливо.
Э з о п (сквозь слезы). Так ты считаешь, что моя жизнь все-таки удалась, и я все же сорвал с лозы эту про­клятую виноградную гроздь?
М н е м о з и н а (тоже сквозь слезы). Да, мой Эзоп, да, твоя жизнь удалась, и ты, вопреки всему, все же сорвал с лозы эту чертову виноградную гроздь. А потому я удаляюсь с уверенностью, что помогла тебе всем, чем только могла, и полностью сыграла свою роль во­дителя Муз. Мы, мой Эзоп, были достойной парой на этой сцене под названием жизнь. Прощай, и не бойся того, что будет завтра. Любимцу богов не следует бо­яться уже ничего. Будь тверд в своих убеждениях, и боги не оставят тебя никогда!
Целует его в голову, медленно отходит назад, исчезает во тьме .
Э з о п некоторое время стоит на коленях, потом поднимается, и смотрит в ту сторону, куда ушла М н е м о з и н а.
Появляется п и ф и я.
Э з о п (отшатываясь назад). Это ты? Но зачем, для чего смущаешь ты дух баснописца Эзопа? Разве мало тебе того, что завтра меня казнят, что еще хочешь напро­рочить мне ты, черная ведьма?
П и ф и я (зловещим голосом).
Белые мухи,
Черные вороны,
Вейтесь над нами,
Кружитесь в веселье!
Пойте победную песнь
Свету, любви, божеству!
Бог светоносный придет,
Кровью испачкан весь рот,
Смерть осквернителя ждет,
Враг от судьбы не уйдет!
Тянутся нити судьбы,
Прялка чуть слышно жужжит,
Скоро окончится срок,
Кровью умоется бог.
Бог светоносной судьбы,
Бог небывалых затей,
Будут дарованы всем
Радость, печали и смерть.
Белые мухи,
Черные вороны,
Вейтесь над нами,
Кружитесь в веселье!
Пойте победную песнь
Свету, любви, божеству!
Бог светоносный придет,
Кровью испачкан весь рот,
Смерть осквернителя ждет,
Враг от судьбы не уйдет!
Умолкает, исчезает в темноте.
Э з о п падает на пол, и лежит неподвижно, вытянув вперед руки.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Утро. Ровная площадка в горах рядом с храмом Аполло­на, заканчивающаяся отвесным обрывом. Сбоку слева – новое святилище Мнемозины. Перед храмом треножник, рядом с ним одетая в черное п и ф и я и ж р е ­ц ы в белых хламидах. Вокруг – т о л п а д е л ь ф и й ц е в, среди них Х е р е й и К о р и н н а с неизменной уже царской короной на голове и в таком же царственном одеянии; здесь же – ч л е н ы А р ­е о п а г а. В т о л п е то тут, то там мелькает лицо А п о л л о н а. Среди т о л п ы неподвиж­ная М н е м о з и н а в траурном одеянии, похожая на обыкновенную женщину. Рядом с треножником – зако­ванный в цепи Э з о п и молчаливая с т р а ж а.
П е р в ы й м у ж ч и н а. Смотри-ка, весь город собрал­ся посмотреть на казнь этого нечестивца. Давненько не было у нас такого веселого зрелища. Живем, как мухи, от одной кормежки – до другой, от одной подач­ки, которую выносят нам жрецы Аполлона – до следую­щей, а в перерывах подохнуть можно от скуки. Нет, что ни говори, а хорошо, что к нам приехал этот на­хал, оказавшийся закоренелым преступником. Хорошая казнь на рассвете – это как раз то, что нужно, что­бы немного взбодриться,
В т о р о й м у ж ч и н а. Твоя правда, приятель, живем мы здесь скверно и грязно, обслуживаем заезжих ту­ристов, и ничего, кроме подачек от них, сроду не видим. Разве что бабы какие-нибудь подерутся на рынке, да пифия произнесет свое очередное прокля­тие, которое, впрочем, никто не сможет истолковать, – вот и все здешние развлечения. Для такого темного города, как наш, казнь иностранца – это истинное спасение, хоть и говорят, что после нее нас постиг­нут страшные бедствия.
П е р в ы й м у ж ч и н а. Пусть лучше постигнут бедст­вия, зато немножко взбодримся, и не будем ходить по городу, как сонные мухи,
В т о р о й м у ж ч и н а. Твоя правда, приятель, хоро­шая казнь – это как свежий ветер, подувший с гор, и надувающий паруса неподвижного корабля!
П е р в а я ж е н щ и н а. Ага, попался, голубчик! Сей­час тебя четвертуют и зальют внутренности кипящим свинцом! Будешь знать, как порочить Дельфы перед всей остальной Грецией!
В т о р а я ж е н щ и н а. Да нет, вовсе не четвертуют, а колесуют, а потом повесят на потеху честного на­рода, чтобы помнил, собака, как писать свои наглые байки! Тоже мне, поразвелось грамотных умников, вот они и разъезжают из города в город, да смущают про­стой народ, а сами, поставь их на рынке торговать в рыбном ряду, за целый день не заработают и гроша!
П е р в а я ж е н щ и н а. Да уж, такому умнику обсчи­тать да обвесить кого-нибудь, все равно, что обидеть маму родную. Понастроили университетов, и плодят в них недоносков, а как дойдет дело до драки, да выяс­нения отношений, то никого из них и близко не будет, кроме разве твоей наглой рожи.
В т о р а я ж е н щ и н а. Ах, это у меня наглая рожа?! Да ты на себя посмотри, старая склочница, ведь у тебя, если честно сказать, и рожи-то вовсе нет, а одно сплошное нахальство!
П е р в а я ж е н щ и н а.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
 https://sdvk.ru/Kuhonnie_moyki/iz-kamnya/ 

 Балдосер Sanford