Мелоун явно пытался вырвать у него из рук какой-то предмет, но тот судорожно вцепился в него. Мелоун, который оказался намного сильнее, в конце концов все же завладел предметом и, бросив его на землю, топтал ногами до тех пор, пока он не разлетелся на куски. Только тогда я понял, что это был фотоаппарат. Мой работник уныло поднялся с земли.
– Чтоб ты сдох, Мелоун, – сказал он. – Совсем новый аппарат, и стоит десять гиней!
– Ничем не могу помочь, Рой. Вижу – ты собираешься фотографировать, что мне еще оставалось делать?
– Как, черт побери, вам удалось заделаться ко мне в помощники? – закричал я, горя праведным гневом.
Ловкач ухмыльнулся и подмигнул:
– Есть способы. Но ваш десятник ни при чем. Я просто поменялся одеждой с его напарником, вот так и пробрался внутрь.
– А теперь постарайся точно так же выбраться наружу, – сказал Мелоун. – Нет смысла препираться, Рой. Твое счастье, что здесь нет Челленджера, а то он спустил бы на тебя собак. Я и сам бывал в переделках, поэтому не буду к тебе слишком суров, но на будущее учти: лучше тебе сюда не соваться! А ну, проваливай отсюда!
Наш предприимчивый посетитель был с позором изгнан с территории лагеря двумя ухмыляющимися парнями. Теперь-то наконец читающая публика поймет подоплеку той нашумевшей статьи на четыре колонки, озаглавленной «БЕЗУМНАЯ МЕЧТА УЧЕНОГО», с подзаголовком «Кратчайший путь в Австралию», которая появилась в «Эдвайзере»; с Челленджером чуть не случился удар, а главный редактор «Эдвайзера» пережил несколько неприятных минут, едва не ставших для него последними, когда оказался вынужден с ним объясняться. Статья, изобиловавшая яркими, хотя и не во всем правдивыми подробностями, явилась отчетом Роя Перкинса, «нашего опытного военного корреспондента», о пережитых им приключениях и содержала, в частности, такие пикантные пассажи: «этот косматый буйвол с Энмор-Гарденс», «территория за колючей проволокой, охраняемая бандитами и кровожадными псами». Заключительный аккорд звучал так: «От входа в англо-австралийский туннель меня оттащили два головореза, один из которых по профессии журналист, а на деле грубый мужлан, жалкий прихлебатель, второй же – мрачная фигура в дурацком тропическом костюме, выдающий себя за специалиста по артезианским скважинам, хотя внешность его больше напоминает грабителя с большой дороги». Разделавшись с нами, мошенник подробно описал уходящие вглубь рельсы и петляющий туннель, по которому поползут вагончики подвесной канатной дороги. Единственной реальной неприятностью, которую доставила нам статья, было настоящее нашествие зевак, день и ночь торчавших в районе Южного Даунса в ожидании сенсации. Однако, когда день, богатый событиями, наступил, они горько пожалели о том, что не остались дома. Мой десятник со своим мнимым помощником навалили оборудование как попало, но Мелоун уговорил меня не обращать на это внимания, а как можно скорее спуститься вниз. Мы вошли в подъемник, представлявший собой клеть из стальных решеток, и в сопровождении главного инженера отправились в самые недра Земли. Здесь действовала целая система автоматических подъемников, каждый из которых управлялся со своей площадки, выбитой в стене шахты. Подъемники двигались с большой скоростью; их плавное скольжение больше напоминало ход поезда, нежели безудержное падение вниз, которое в нашем сознании ассоциируется с британскими лифтами. Как я уже сказал, вместо стен в подъемнике были стальные прутья, горел яркий свет, поэтому можно было вполне отчетливо разглядеть те породы, мимо которых мы двигались. Я машинально отмечал их про себя: вот желтоватый известняк, вот кофейного цвета гастингские залегания, вот – более светлый тон ашбэрнхемских пород, затем – темные карбоновые глины и, наконец, сверкающий и искрящийся в лучах электрического света агатово-черный уголь, прослоенный глиняными пластами. Тут и там виднелись кирпичные крепления, хотя по большей части стены держались сами по себе, и, глядя на них, нельзя было не подивиться огромному труду и инженерному мастерству, вложенным в строительство. Вслед за угольными пластами начинался какой-то смешанный слой, по виду напоминавший бетон, а дальше шел обыкновенный гранит, кварцевые кристаллики которого мерцали и вспыхивали так, словно темные стены шахты были покрыты алмазной крошкой. Мы забирались все глубже и наконец достигли такой глубины, на какую прежде не спускался еще ни один смертный. Удивительно разными по цвету были эти доисторические напластования, и мне никогда не забыть широкий розовый пояс полевого шпата, который засиял неземной красотой в лучах наших мощных ламп.
Мы ехали вниз, сменяя лифты, а воздух становился все более плотным и жарким, так что в конце концов даже легкие шелковые одежды стали казаться невыносимыми, а пот стекал струйками прямо в туфли на резиновой подошве. Наконец, когда я решил, что больше не выдержу, наш последний лифт остановился и мы ступили на круглую платформу, устроенную в нише шахты. Мелоун окинул стены каким-то подозрительным взглядом, и если бы я не знал, что он не из робкого десятка, то подумал бы, что он сильно нервничает.
– Интересно, – сказал главный инженер, проводя рукой по стене. Затем он поднес руку к свету, и мы увидели, что на ней блестит какой-то странный липкий налет. – Здесь постоянно что-то движется, колеблется, меняется. Ума не приложу, в чем тут дело. Профессор, похоже, доволен, но для меня все это крайне непривычно.
– Должен признаться, что я своими глазами видел, как эта стена буквально-таки вздрогнула, – сказал Мелоун. – В прошлый раз, когда мы устанавливали эти брусы для твоих буров, – для большей прочности их вбивали в стену, – так она вздрагивала при каждом ударе. Идеи нашего старика кажутся дикими в Лондоне, когда стоишь на твердой почве, а здесь, на глубине восьми миль, я уже не так уверен в их абсурдности.
– Если бы вы видели, что творится под этим брезентом, вашей уверенности еще поубавилось бы, – буркнул инженер. – Мы прошли нижние слои как по маслу и уперлись в какую-то небывалую породу. «Закройте и не прикасайтесь к ней», – приказал профессор. Вот тогда мы, выполняя его указания, и накрыли ее брезентом.
– Нельзя ли нам взглянуть?
На скорбном лице главного инженера отразился испуг.
– Не шуточное это дело – нарушить приказ профессора. До того хитер, что от него ничего не укроется. Ну, да ладно, была не была, заглянем внутрь, авось обойдется.
Он повернул лампу, и свет ее упал на темный брезент. Потом нагнулся и, взявшись за веревку, привязанную к краю, обнажил небольшой участок поверхности.
Нам открылся вид необычайный и пугающий. Поверхность представляла собой какую-то сероватую субстанцию, лоснящуюся и блестящую, которая вздымалась и опускалась так, словно внутри билось сердце. Это были неотчетливые, хотя и ритмичные колебания, они скорее походили на чуть заметное волнение, легкую рябь, едва пробегавшую по поверхности. Да и сама поверхность не была однородной; внутри, просвечивая сквозь тонкую пленку, виднелись мутные беловатые пятна; напоминая собой вакуоли, они постоянно меняли форму и размер. Мы стояли, ошеломленные этим невиданным зрелищем.
– Очень похоже на зверя, с которого заживо содрали шкуру, – сказал Мелоун благоговейным шепотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
– Чтоб ты сдох, Мелоун, – сказал он. – Совсем новый аппарат, и стоит десять гиней!
– Ничем не могу помочь, Рой. Вижу – ты собираешься фотографировать, что мне еще оставалось делать?
– Как, черт побери, вам удалось заделаться ко мне в помощники? – закричал я, горя праведным гневом.
Ловкач ухмыльнулся и подмигнул:
– Есть способы. Но ваш десятник ни при чем. Я просто поменялся одеждой с его напарником, вот так и пробрался внутрь.
– А теперь постарайся точно так же выбраться наружу, – сказал Мелоун. – Нет смысла препираться, Рой. Твое счастье, что здесь нет Челленджера, а то он спустил бы на тебя собак. Я и сам бывал в переделках, поэтому не буду к тебе слишком суров, но на будущее учти: лучше тебе сюда не соваться! А ну, проваливай отсюда!
Наш предприимчивый посетитель был с позором изгнан с территории лагеря двумя ухмыляющимися парнями. Теперь-то наконец читающая публика поймет подоплеку той нашумевшей статьи на четыре колонки, озаглавленной «БЕЗУМНАЯ МЕЧТА УЧЕНОГО», с подзаголовком «Кратчайший путь в Австралию», которая появилась в «Эдвайзере»; с Челленджером чуть не случился удар, а главный редактор «Эдвайзера» пережил несколько неприятных минут, едва не ставших для него последними, когда оказался вынужден с ним объясняться. Статья, изобиловавшая яркими, хотя и не во всем правдивыми подробностями, явилась отчетом Роя Перкинса, «нашего опытного военного корреспондента», о пережитых им приключениях и содержала, в частности, такие пикантные пассажи: «этот косматый буйвол с Энмор-Гарденс», «территория за колючей проволокой, охраняемая бандитами и кровожадными псами». Заключительный аккорд звучал так: «От входа в англо-австралийский туннель меня оттащили два головореза, один из которых по профессии журналист, а на деле грубый мужлан, жалкий прихлебатель, второй же – мрачная фигура в дурацком тропическом костюме, выдающий себя за специалиста по артезианским скважинам, хотя внешность его больше напоминает грабителя с большой дороги». Разделавшись с нами, мошенник подробно описал уходящие вглубь рельсы и петляющий туннель, по которому поползут вагончики подвесной канатной дороги. Единственной реальной неприятностью, которую доставила нам статья, было настоящее нашествие зевак, день и ночь торчавших в районе Южного Даунса в ожидании сенсации. Однако, когда день, богатый событиями, наступил, они горько пожалели о том, что не остались дома. Мой десятник со своим мнимым помощником навалили оборудование как попало, но Мелоун уговорил меня не обращать на это внимания, а как можно скорее спуститься вниз. Мы вошли в подъемник, представлявший собой клеть из стальных решеток, и в сопровождении главного инженера отправились в самые недра Земли. Здесь действовала целая система автоматических подъемников, каждый из которых управлялся со своей площадки, выбитой в стене шахты. Подъемники двигались с большой скоростью; их плавное скольжение больше напоминало ход поезда, нежели безудержное падение вниз, которое в нашем сознании ассоциируется с британскими лифтами. Как я уже сказал, вместо стен в подъемнике были стальные прутья, горел яркий свет, поэтому можно было вполне отчетливо разглядеть те породы, мимо которых мы двигались. Я машинально отмечал их про себя: вот желтоватый известняк, вот кофейного цвета гастингские залегания, вот – более светлый тон ашбэрнхемских пород, затем – темные карбоновые глины и, наконец, сверкающий и искрящийся в лучах электрического света агатово-черный уголь, прослоенный глиняными пластами. Тут и там виднелись кирпичные крепления, хотя по большей части стены держались сами по себе, и, глядя на них, нельзя было не подивиться огромному труду и инженерному мастерству, вложенным в строительство. Вслед за угольными пластами начинался какой-то смешанный слой, по виду напоминавший бетон, а дальше шел обыкновенный гранит, кварцевые кристаллики которого мерцали и вспыхивали так, словно темные стены шахты были покрыты алмазной крошкой. Мы забирались все глубже и наконец достигли такой глубины, на какую прежде не спускался еще ни один смертный. Удивительно разными по цвету были эти доисторические напластования, и мне никогда не забыть широкий розовый пояс полевого шпата, который засиял неземной красотой в лучах наших мощных ламп.
Мы ехали вниз, сменяя лифты, а воздух становился все более плотным и жарким, так что в конце концов даже легкие шелковые одежды стали казаться невыносимыми, а пот стекал струйками прямо в туфли на резиновой подошве. Наконец, когда я решил, что больше не выдержу, наш последний лифт остановился и мы ступили на круглую платформу, устроенную в нише шахты. Мелоун окинул стены каким-то подозрительным взглядом, и если бы я не знал, что он не из робкого десятка, то подумал бы, что он сильно нервничает.
– Интересно, – сказал главный инженер, проводя рукой по стене. Затем он поднес руку к свету, и мы увидели, что на ней блестит какой-то странный липкий налет. – Здесь постоянно что-то движется, колеблется, меняется. Ума не приложу, в чем тут дело. Профессор, похоже, доволен, но для меня все это крайне непривычно.
– Должен признаться, что я своими глазами видел, как эта стена буквально-таки вздрогнула, – сказал Мелоун. – В прошлый раз, когда мы устанавливали эти брусы для твоих буров, – для большей прочности их вбивали в стену, – так она вздрагивала при каждом ударе. Идеи нашего старика кажутся дикими в Лондоне, когда стоишь на твердой почве, а здесь, на глубине восьми миль, я уже не так уверен в их абсурдности.
– Если бы вы видели, что творится под этим брезентом, вашей уверенности еще поубавилось бы, – буркнул инженер. – Мы прошли нижние слои как по маслу и уперлись в какую-то небывалую породу. «Закройте и не прикасайтесь к ней», – приказал профессор. Вот тогда мы, выполняя его указания, и накрыли ее брезентом.
– Нельзя ли нам взглянуть?
На скорбном лице главного инженера отразился испуг.
– Не шуточное это дело – нарушить приказ профессора. До того хитер, что от него ничего не укроется. Ну, да ладно, была не была, заглянем внутрь, авось обойдется.
Он повернул лампу, и свет ее упал на темный брезент. Потом нагнулся и, взявшись за веревку, привязанную к краю, обнажил небольшой участок поверхности.
Нам открылся вид необычайный и пугающий. Поверхность представляла собой какую-то сероватую субстанцию, лоснящуюся и блестящую, которая вздымалась и опускалась так, словно внутри билось сердце. Это были неотчетливые, хотя и ритмичные колебания, они скорее походили на чуть заметное волнение, легкую рябь, едва пробегавшую по поверхности. Да и сама поверхность не была однородной; внутри, просвечивая сквозь тонкую пленку, виднелись мутные беловатые пятна; напоминая собой вакуоли, они постоянно меняли форму и размер. Мы стояли, ошеломленные этим невиданным зрелищем.
– Очень похоже на зверя, с которого заживо содрали шкуру, – сказал Мелоун благоговейным шепотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9