Искренне Ваш,
А. Конан-Дойл
«Реформ-клуб», 19 февраля.
Мистер Конан-Дойл и ведение обстрела под высоким углом
«Вестминстер газетт»
26 февраля 1900 г.
Сэр! Только что я обратил внимание на интервью в «Вестминстер газетт», касающееся моей неудачной попытки вынудить военное ведомство ознакомиться с моими взглядами относительно метода обстрела под высоким углом и рассмотреть средства, которыми я предлагаю осуществлять его регулировку.
Капитан Кэньон, как я заметил, утверждает, будто я получил три письма по этому вопросу, из которых привел лишь последнее. Он добавляет, что именно таким был бы официальный ответ, если бы вопрос был поднят в Палате. Полагаю, что это не так, поскольку заявление капитана Кэньона от начала и до конца ошибочно.
Из отдела артиллерии я получил два письма по обсуждаемому вопросу и опубликовал первое. Я не стал воспроизводить текст второго, поскольку он полностью повторял предшествующий, с той лишь разницей, что после слов:
«… не станет беспокоить Вас по данному вопросу» было добавлено: «поскольку применение этого метода обстрела не представляется желательным». Таким образом, я получил два письма, которые являются в сущности двумя копиями одного ответа. Где же они, эти три письма, которые, как здесь утверждается, были мне отправлены?
«Вестминстер газетт» искажает мои слова, утверждая, будто я заявил, об успехе своей идеи. Напротив, я готов признать, что допустил ошибку. Другое дело, что сам принцип верен — просто детали нуждаются в более тщательном рассмотрении. Примени мы этот метод обстрела (заранее заручившись той или иной степенью точности), отряд Кронье, окруженный на замкнутом участке силами численностью в 20 тысяч человек с винтовками Ли-Метфорда, ни при каких условиях не смог бы выдержать осаду. Каждый квадратный ярд его позиции был бы покрыт падающим огнем, и бурам оставалось бы разве что вырыть себе по норе, чтобы укрыться от прямого попадания сверху.
Что касается утверждения капитана Кэньона о том, что ветер может помешать такому ведению огня и даже сделать его опасным для стреляющих, то оно совершенно справедливо. Но я и не предлагал снимать у винтовок обычный прицел; падающий обстрел не должен будет использоваться при неблагоприятных погодных условиях. Большую точность мог бы, конечно, обеспечить специальный патрон с утяжеленной пулей и меньшим количеством кордита. Высота, на которую поднимается пуля, выпущенная из обычного патрона, такова, что с момента выстрела и до ее падения на землю проходит 55 секунд.
Капитан Кэньон наверняка будет утверждать, что отправленные его кабинетом письма выдержаны в стандартной форме, но я — не только от своего имени, но и от имени всех, кто пытается таким же образом помочь своей стране, — протестую как раз против ее оскорбительной краткости.
Искренне Ваш,
А. Конан-Дойл
«Реформ-клуб».
Эпидемия брюшного тифа в Блумфонтейне
«Бритиш медикэл джорнэл»
7 июля 1900 г.
Сэр! Вы выразили весьма благосклонное пожелание, чтобы я после отъезда из Англии отправил Вам заметки по любому поводу, какой только покажется мне достаточно важным. До сих пор загруженность мешала мне выполнить эту просьбу, и даже эти комментарии наверняка покажутся Вам поверхностными.
Когда придет время и нация вернет наконец долг благодарности людям, которые отдали себя этой войне, боюсь, почти наверняка обделенными вниманием останутся те, на чью долю выпала самая тяжелая и вместе с тем важная работа. Прежде всего, это — комиссариат, железнодорожники и полевые санитары. Существенная роль двух первых групп сомнению не подлежит: без провизии и железных дорог на войне не обойтись. Однако куда более опасная и трудная доля выпала третьей группе людей.
Вспышка эпидемии брюшного тифа в наших южноафриканских подразделениях явилась бедствием, масштабы которого невозможно было ни предвидеть, ни даже в полной мере оценить. Естественно, пока шла война, мы старались не придавать особого значения этой проблеме. Но эпидемия была ужасна, и причинила она огромный ущерб, как на количественном, так и на качественном уровнях. Об эпидемиях подобных масштабов в ходе современных войн мне до сих пор слышать не приходилось. Я не имел доступа к официальной статистике, но знаю, что только в течение одного месяца с тифом — этой самой изнуряющей и продолжительной лихорадкой — слегло от 10 до 12 тысяч человек. Был месяц, когда 600 человек были похоронены на блумфонтейнском кладбище. И день, когда только в этом городе скончались 40 человек. Эти факты, получи они в свое время широкую огласку, позволили бы Претории ужесточить сопротивление. Говорить об этом стало возможно только сейчас, когда худшее позади.
Что же помогло нам преодолеть этот непредвиденный и беспрецедентный кризис? Прежде всего — самоотверженный труд врачей и преданность санитаров своему делу. Когда департамент сталкивается с задачей, требующей в четыре раза больше людей, чем имеется в распоряжении, решить ее можно только одним путем: заставить каждого работать за четверых. Благодаря этому кризис и был разрешен. В некоторых госпиталях санитары дежурили по 36 часов в течение двух суток; обо всех ужасах, связанных с теми обязанностями, что приходилось им выполнять, лучше меня расскажут те, кому пришлось пережить эту болезнь.
Санитар, как известно, — не самый живописный персонаж военного времени. Скромному служащему, скажем, госпиталя Св. Иоанна, штат которого набирался из числа рабочих одного северного города, всегда было далеко до подтянутого, холеного армейского фата, а сейчас он и вовсе пришел в плачевное состояние. Усталые, осунувшиеся лица, заношенная форма цвета хаки (которой в Англии, надеюсь, мы никогда не увидим — хотя бы в интересах общественного здоровья) не источают лучей боевой славы. И тем не менее, эти люди — истинные патриоты: многие из них, взяв на себя этот изнурительный труд, значительно проиграли в заработке, а взамен обрели лишь смертельную опасность, которой в течение 12 часов они подвергаются не меньше, чем скаут, пробирающийся к вражескому копье, или артиллерист под обстрелом «пом-пома».
О нашем конкретном случае хотел бы рассказать языком цифр. Замечу лишь, что не могу утверждать, будто мы тут находимся в худшем положении, чем остальные. В штате врачей у нас трое: мистер Гиббс, мистер Шарлиб и я. Начинали четверо, но один покинул нас уже в самом начале. У нас 6 медсестер, 5 хирургических сестер, начальник палаты, 1 прачка и 18 санитаров — всего 32 человека, которым приходится так или иначе вступать в контакт с больными. Из 6 сестер одна умерла, три других слегли с тифом. Начальник палаты полмесяца пролежал со степной язвой. Тиф у прачки. Из 18 санитаров один умер, 8 других больны. Так что из строя вышли 17 человек — 50 процентов, и это только в течение 9 недель. Двое мертвы, а остальные утратили трудоспособность до конца кампании: тот, чье сердце «прогрелось» до температуры 40 градусов, в течение трех месяцев не сможет выполнять тяжелую работу. Интересно, сколько человек останется от нашего первого состава, если война продлится еще девять недель. Когда скауты и лансеры вместе с другими наряженными героями двинутся по Лондону парадом, вспомните же об изможденном санитаре — он ведь тоже отдал стране все свои силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
А. Конан-Дойл
«Реформ-клуб», 19 февраля.
Мистер Конан-Дойл и ведение обстрела под высоким углом
«Вестминстер газетт»
26 февраля 1900 г.
Сэр! Только что я обратил внимание на интервью в «Вестминстер газетт», касающееся моей неудачной попытки вынудить военное ведомство ознакомиться с моими взглядами относительно метода обстрела под высоким углом и рассмотреть средства, которыми я предлагаю осуществлять его регулировку.
Капитан Кэньон, как я заметил, утверждает, будто я получил три письма по этому вопросу, из которых привел лишь последнее. Он добавляет, что именно таким был бы официальный ответ, если бы вопрос был поднят в Палате. Полагаю, что это не так, поскольку заявление капитана Кэньона от начала и до конца ошибочно.
Из отдела артиллерии я получил два письма по обсуждаемому вопросу и опубликовал первое. Я не стал воспроизводить текст второго, поскольку он полностью повторял предшествующий, с той лишь разницей, что после слов:
«… не станет беспокоить Вас по данному вопросу» было добавлено: «поскольку применение этого метода обстрела не представляется желательным». Таким образом, я получил два письма, которые являются в сущности двумя копиями одного ответа. Где же они, эти три письма, которые, как здесь утверждается, были мне отправлены?
«Вестминстер газетт» искажает мои слова, утверждая, будто я заявил, об успехе своей идеи. Напротив, я готов признать, что допустил ошибку. Другое дело, что сам принцип верен — просто детали нуждаются в более тщательном рассмотрении. Примени мы этот метод обстрела (заранее заручившись той или иной степенью точности), отряд Кронье, окруженный на замкнутом участке силами численностью в 20 тысяч человек с винтовками Ли-Метфорда, ни при каких условиях не смог бы выдержать осаду. Каждый квадратный ярд его позиции был бы покрыт падающим огнем, и бурам оставалось бы разве что вырыть себе по норе, чтобы укрыться от прямого попадания сверху.
Что касается утверждения капитана Кэньона о том, что ветер может помешать такому ведению огня и даже сделать его опасным для стреляющих, то оно совершенно справедливо. Но я и не предлагал снимать у винтовок обычный прицел; падающий обстрел не должен будет использоваться при неблагоприятных погодных условиях. Большую точность мог бы, конечно, обеспечить специальный патрон с утяжеленной пулей и меньшим количеством кордита. Высота, на которую поднимается пуля, выпущенная из обычного патрона, такова, что с момента выстрела и до ее падения на землю проходит 55 секунд.
Капитан Кэньон наверняка будет утверждать, что отправленные его кабинетом письма выдержаны в стандартной форме, но я — не только от своего имени, но и от имени всех, кто пытается таким же образом помочь своей стране, — протестую как раз против ее оскорбительной краткости.
Искренне Ваш,
А. Конан-Дойл
«Реформ-клуб».
Эпидемия брюшного тифа в Блумфонтейне
«Бритиш медикэл джорнэл»
7 июля 1900 г.
Сэр! Вы выразили весьма благосклонное пожелание, чтобы я после отъезда из Англии отправил Вам заметки по любому поводу, какой только покажется мне достаточно важным. До сих пор загруженность мешала мне выполнить эту просьбу, и даже эти комментарии наверняка покажутся Вам поверхностными.
Когда придет время и нация вернет наконец долг благодарности людям, которые отдали себя этой войне, боюсь, почти наверняка обделенными вниманием останутся те, на чью долю выпала самая тяжелая и вместе с тем важная работа. Прежде всего, это — комиссариат, железнодорожники и полевые санитары. Существенная роль двух первых групп сомнению не подлежит: без провизии и железных дорог на войне не обойтись. Однако куда более опасная и трудная доля выпала третьей группе людей.
Вспышка эпидемии брюшного тифа в наших южноафриканских подразделениях явилась бедствием, масштабы которого невозможно было ни предвидеть, ни даже в полной мере оценить. Естественно, пока шла война, мы старались не придавать особого значения этой проблеме. Но эпидемия была ужасна, и причинила она огромный ущерб, как на количественном, так и на качественном уровнях. Об эпидемиях подобных масштабов в ходе современных войн мне до сих пор слышать не приходилось. Я не имел доступа к официальной статистике, но знаю, что только в течение одного месяца с тифом — этой самой изнуряющей и продолжительной лихорадкой — слегло от 10 до 12 тысяч человек. Был месяц, когда 600 человек были похоронены на блумфонтейнском кладбище. И день, когда только в этом городе скончались 40 человек. Эти факты, получи они в свое время широкую огласку, позволили бы Претории ужесточить сопротивление. Говорить об этом стало возможно только сейчас, когда худшее позади.
Что же помогло нам преодолеть этот непредвиденный и беспрецедентный кризис? Прежде всего — самоотверженный труд врачей и преданность санитаров своему делу. Когда департамент сталкивается с задачей, требующей в четыре раза больше людей, чем имеется в распоряжении, решить ее можно только одним путем: заставить каждого работать за четверых. Благодаря этому кризис и был разрешен. В некоторых госпиталях санитары дежурили по 36 часов в течение двух суток; обо всех ужасах, связанных с теми обязанностями, что приходилось им выполнять, лучше меня расскажут те, кому пришлось пережить эту болезнь.
Санитар, как известно, — не самый живописный персонаж военного времени. Скромному служащему, скажем, госпиталя Св. Иоанна, штат которого набирался из числа рабочих одного северного города, всегда было далеко до подтянутого, холеного армейского фата, а сейчас он и вовсе пришел в плачевное состояние. Усталые, осунувшиеся лица, заношенная форма цвета хаки (которой в Англии, надеюсь, мы никогда не увидим — хотя бы в интересах общественного здоровья) не источают лучей боевой славы. И тем не менее, эти люди — истинные патриоты: многие из них, взяв на себя этот изнурительный труд, значительно проиграли в заработке, а взамен обрели лишь смертельную опасность, которой в течение 12 часов они подвергаются не меньше, чем скаут, пробирающийся к вражескому копье, или артиллерист под обстрелом «пом-пома».
О нашем конкретном случае хотел бы рассказать языком цифр. Замечу лишь, что не могу утверждать, будто мы тут находимся в худшем положении, чем остальные. В штате врачей у нас трое: мистер Гиббс, мистер Шарлиб и я. Начинали четверо, но один покинул нас уже в самом начале. У нас 6 медсестер, 5 хирургических сестер, начальник палаты, 1 прачка и 18 санитаров — всего 32 человека, которым приходится так или иначе вступать в контакт с больными. Из 6 сестер одна умерла, три других слегли с тифом. Начальник палаты полмесяца пролежал со степной язвой. Тиф у прачки. Из 18 санитаров один умер, 8 других больны. Так что из строя вышли 17 человек — 50 процентов, и это только в течение 9 недель. Двое мертвы, а остальные утратили трудоспособность до конца кампании: тот, чье сердце «прогрелось» до температуры 40 градусов, в течение трех месяцев не сможет выполнять тяжелую работу. Интересно, сколько человек останется от нашего первого состава, если война продлится еще девять недель. Когда скауты и лансеры вместе с другими наряженными героями двинутся по Лондону парадом, вспомните же об изможденном санитаре — он ведь тоже отдал стране все свои силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17