Я отбросил ей платье как можно выше, платье закрыло ей лицо, взял ее за большие, для такой в общем маленькой девочки, груди, лег на нее как мог тяжелее и плотнее, и поплыл. Она была послушна, только посапывала, а потом тихо стонала. Мне понравилась ее манера ебаться, я не люблю излишне энергичных, особенно то ощущение домашнего покоя, которое от нее исходило. Пизда — дом, уютный и жарко натопленный. Кончила она вместе со мной, потом призналась, что подождала меня.
Мы лежали, и я осмотрел поле боя. На полу и на кровати валялись долларовые и десятидолларовые бумажки — ее, мои очки и еще всякая женская дребедень, высыпавшаяся из ее сумки, сумка тоже валялась рядом. Мы оба рассмеялись. На цыпочках, стараясь не шуметь, мы по очереди сходили в холодный туалет, находящийся в противоположном конце лофта, потом разделись и легли, и я взял ее за пышные ее волосы и притянул ее голову к моему хую…
Утром я проснулся от сладкого запаха гнилья в комнате, как бы внизу под окном на рассвете что-то делали с трупами. Выглянув в окно, увидел задний двор большого мясного магазина…
* * *
Я сделался полноправным членом американского общества неожиданно скоро. Открылся наконец французский ресторан, и я стал работать там с Володей и Кириллом, молодым парнем из Ленинграда, одним из героев моего первого романа. Но мы с Кириллом уже не были друзьями, я, как вы знаете, вовсе ушел от русских своей одинокой тропой.
Я ушел, но они пришли. Два интеллигента, делая тесто или лепя кулебяки, пельмени или пироги — эти деликатесы были основой нашего меню, — без умолку пиздели — читали в два голоса русские стихи или вдруг начинали даже читать из «Цветов зла» по-французски. Ведь воспитание у них было старосветски классическое. Они были ужасно, бесстыдно интеллигентны, и своей брезгливой интеллигентностью создали тотчас же дистанцию между собой и остальной кухней, благо мы трудились в подвале, кроме нас в подвале работал только ресторанный мясник, еще мыли посуду в особом крыле и варили бульоны, большая же кухня была наверху, а то бы не избежать им резких столкновений с народом.
Я слушал русские стихи дюжину лет без перерыва, в баснословных количествах, всякий день, меня тошнило от пышных и пошлых, искусственных русских стихов, поэтому я им мешал, ругался матом, гремел кастрюлями или читал вслух свои последние стихотворные произведения, часто ими не выносимые. В любом случае наши мелкие стычки носили скорее незлой, почти дружеский характер, ни они, ни я не обижались. Но что меня действительно раздражало — это их неуместное барственное высокомерие по отношению к нашим сотоварищам по работе. Иначе как «быдлом» ни Кирилл, ни Володя их не называли. Я не считаю и не считал себя идеальным примером человеколюбца, но слушать всякий день произносимые прямо в лицо ничего не подозревающим нашим коллегам обидные русские клички мне было почему-то противно. Из-за этого я ругался с ними серьезно.
Как-то, улучив удобный момент, я стащил у барменов наверху несколько галлоновых бутылей дешевого вина и пару бутылок виски — воровство или экспроприация? «Безусловно, экспроприация», — сказал я себе, и, как Робин Гуд, время от времени делился награбленным с народом, в том числе и с зазнавшимися интеллигентами, которые, конечно же, назвали меня вором, но от вина и виски не отказались ни в первый раз, ни впоследствии. Угостил я как-то и черного парня из верхней кухни, звали его Виктор. Вид у него был, признаю, хулиганистый: сломанный нос, хриплый голос; он спустился к нам из верхней кухни делать фарш — огромная мясорубка тоже помещалась на нашей территории. Я налил Виктору полстакана виски, я знал, как делать друзей, и мы потрепались о его Антильских островах, откуда он был родом. Когда Виктор ушел, Володя и Кирилл запротестовали.
— Не приваживай сюда своих черных друзей, Лимонов, — сказал Володя, — мы знаем, что ты их очень любишь, ты об этом написал в своей книге, но нам они здесь ни к чему.
— Да, Лимонов, — поддержал его Кирилл, горячась, он даже покраснел, — ходи к ним наверх, если ты хочешь с ними общаться. У нас тут спокойно, мы не хотим, чтобы они сюда ходили. Нам не нужна тут черная толпа, у нас тут не Гарлем.
— Мерзкие интеллигенты! — сказал я им. — Мое дело, с кем хочу, с тем и дружу. Чистоплюи!
— Если ты не перестанешь его приваживать, мы расскажем менеджеру, что он тут отирается и что вы пьете, — сказали зло интеллектуалы-доносчики.
* * *
Вышло по-моему. Виктор приходил ко мне после этого часто, он называл меня brother, громко смеялся, и мы хорошо проводили время. Интеллигенты бурчали, бурчали, наконец привыкли к Виктору и даже нашли, что он по-своему остроумен. Удалось мне услышать позднее и вовсе небывалую вещь: Кирилл хвалился при мне одной из своих девушек, что в ресторане у него есть черный друг Виктор!
Не к сожалению, но и не к счастью, ресторанно-подвальная жизнь не продлилась долго. Несмотря на пышные открытия — несколько парти, организованных владелицей Кристин для рекламных целей, во время этих парти наряженные красивые бляди с молодыми людьми плейбойского типа ходили экскурсиями по кухне, и оба моих соотечественника краснели и старались сохранить достоинство, облаченные в поварские униформы, я же представлял себе, как заваливаю одну из длинноногих душистых пезд на огромные мешки с картошкой, — наш ресторан посещался плохо. Несмотря на рекламу во всех крупных нью-йоркских газетах и журналах и похвальные статьи в ресторанных секциях в «Нью-йоркере» и в «Кю», которые устроила мадам Маргарита, ресторан шел ко дну, Кристин теряла деньги, всякий вечер зал был на три четверти пустой, красивым официантам было нечего делать, и они больше причесывались и лениво переругивались в раздевалке, чем обслуживали клиентов. Наши стали поговаривать, что скоро нас закроют.
Не то, что я так уж любил работу, нет, но я стал уже с помощью Дженни искать себе квартиру, я хотел стать нормальным человеком, членом их общества, а там поглядим, судьба что-нибудь подбросит. Может, какой издатель купит книгу: наконец моя агентша Лайза, получив от моего переводчика Билла еще и первую главу романа по-английски в дополнение к двум уже существующим, с воодушевлением взялась за дело, и тут н'а тебе — помеха на пути вперед.
Ебать я хотел таких бизнесменов! Мне нужны были их 210 долларов в неделю, еще как. Хотите верьте, хотите нет, но именно в тот ноябрьский холодный день, когда Дженни нашла мне квартиру на 1-й авеню и 83-й улице, русскую секцию ресторана закрыли. «Мы не можем иметь такое огромное меню. К сожалению, это оказалось нерентабельно», — сказала нам Кристин. Я надел свое кожаное пальто: еще старое, купленное когда-то в Италии, взял старый зонт и, попрощавшись с Виктором с Антильских островов, покинул очередное в моей жизни подземелье. Пошел я, конечно, к Дженни.
Дженни сказала, чтоб я снял квартиру.
— Эдвард, сколько можно жить в «Дипломате», там очень депрессивная обстановка. Уйдя оттуда, ты сразу почувствуешь себя куда лучше. Я тебе помогу, — сказала Дженни. — Я уже говорила с Линдой — мы очень устали от наших китайцев, знаешь — семья Чу, муж и жена, — они пылесосят и ваксят весь дом раз в неделю. Они молча возятся целый день в доме, с ними невозможно коммюникировать, — продолжала Дженни. — Если ты хочешь, мы их уволим и ты будешь убирать дом вместо них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Мы лежали, и я осмотрел поле боя. На полу и на кровати валялись долларовые и десятидолларовые бумажки — ее, мои очки и еще всякая женская дребедень, высыпавшаяся из ее сумки, сумка тоже валялась рядом. Мы оба рассмеялись. На цыпочках, стараясь не шуметь, мы по очереди сходили в холодный туалет, находящийся в противоположном конце лофта, потом разделись и легли, и я взял ее за пышные ее волосы и притянул ее голову к моему хую…
Утром я проснулся от сладкого запаха гнилья в комнате, как бы внизу под окном на рассвете что-то делали с трупами. Выглянув в окно, увидел задний двор большого мясного магазина…
* * *
Я сделался полноправным членом американского общества неожиданно скоро. Открылся наконец французский ресторан, и я стал работать там с Володей и Кириллом, молодым парнем из Ленинграда, одним из героев моего первого романа. Но мы с Кириллом уже не были друзьями, я, как вы знаете, вовсе ушел от русских своей одинокой тропой.
Я ушел, но они пришли. Два интеллигента, делая тесто или лепя кулебяки, пельмени или пироги — эти деликатесы были основой нашего меню, — без умолку пиздели — читали в два голоса русские стихи или вдруг начинали даже читать из «Цветов зла» по-французски. Ведь воспитание у них было старосветски классическое. Они были ужасно, бесстыдно интеллигентны, и своей брезгливой интеллигентностью создали тотчас же дистанцию между собой и остальной кухней, благо мы трудились в подвале, кроме нас в подвале работал только ресторанный мясник, еще мыли посуду в особом крыле и варили бульоны, большая же кухня была наверху, а то бы не избежать им резких столкновений с народом.
Я слушал русские стихи дюжину лет без перерыва, в баснословных количествах, всякий день, меня тошнило от пышных и пошлых, искусственных русских стихов, поэтому я им мешал, ругался матом, гремел кастрюлями или читал вслух свои последние стихотворные произведения, часто ими не выносимые. В любом случае наши мелкие стычки носили скорее незлой, почти дружеский характер, ни они, ни я не обижались. Но что меня действительно раздражало — это их неуместное барственное высокомерие по отношению к нашим сотоварищам по работе. Иначе как «быдлом» ни Кирилл, ни Володя их не называли. Я не считаю и не считал себя идеальным примером человеколюбца, но слушать всякий день произносимые прямо в лицо ничего не подозревающим нашим коллегам обидные русские клички мне было почему-то противно. Из-за этого я ругался с ними серьезно.
Как-то, улучив удобный момент, я стащил у барменов наверху несколько галлоновых бутылей дешевого вина и пару бутылок виски — воровство или экспроприация? «Безусловно, экспроприация», — сказал я себе, и, как Робин Гуд, время от времени делился награбленным с народом, в том числе и с зазнавшимися интеллигентами, которые, конечно же, назвали меня вором, но от вина и виски не отказались ни в первый раз, ни впоследствии. Угостил я как-то и черного парня из верхней кухни, звали его Виктор. Вид у него был, признаю, хулиганистый: сломанный нос, хриплый голос; он спустился к нам из верхней кухни делать фарш — огромная мясорубка тоже помещалась на нашей территории. Я налил Виктору полстакана виски, я знал, как делать друзей, и мы потрепались о его Антильских островах, откуда он был родом. Когда Виктор ушел, Володя и Кирилл запротестовали.
— Не приваживай сюда своих черных друзей, Лимонов, — сказал Володя, — мы знаем, что ты их очень любишь, ты об этом написал в своей книге, но нам они здесь ни к чему.
— Да, Лимонов, — поддержал его Кирилл, горячась, он даже покраснел, — ходи к ним наверх, если ты хочешь с ними общаться. У нас тут спокойно, мы не хотим, чтобы они сюда ходили. Нам не нужна тут черная толпа, у нас тут не Гарлем.
— Мерзкие интеллигенты! — сказал я им. — Мое дело, с кем хочу, с тем и дружу. Чистоплюи!
— Если ты не перестанешь его приваживать, мы расскажем менеджеру, что он тут отирается и что вы пьете, — сказали зло интеллектуалы-доносчики.
* * *
Вышло по-моему. Виктор приходил ко мне после этого часто, он называл меня brother, громко смеялся, и мы хорошо проводили время. Интеллигенты бурчали, бурчали, наконец привыкли к Виктору и даже нашли, что он по-своему остроумен. Удалось мне услышать позднее и вовсе небывалую вещь: Кирилл хвалился при мне одной из своих девушек, что в ресторане у него есть черный друг Виктор!
Не к сожалению, но и не к счастью, ресторанно-подвальная жизнь не продлилась долго. Несмотря на пышные открытия — несколько парти, организованных владелицей Кристин для рекламных целей, во время этих парти наряженные красивые бляди с молодыми людьми плейбойского типа ходили экскурсиями по кухне, и оба моих соотечественника краснели и старались сохранить достоинство, облаченные в поварские униформы, я же представлял себе, как заваливаю одну из длинноногих душистых пезд на огромные мешки с картошкой, — наш ресторан посещался плохо. Несмотря на рекламу во всех крупных нью-йоркских газетах и журналах и похвальные статьи в ресторанных секциях в «Нью-йоркере» и в «Кю», которые устроила мадам Маргарита, ресторан шел ко дну, Кристин теряла деньги, всякий вечер зал был на три четверти пустой, красивым официантам было нечего делать, и они больше причесывались и лениво переругивались в раздевалке, чем обслуживали клиентов. Наши стали поговаривать, что скоро нас закроют.
Не то, что я так уж любил работу, нет, но я стал уже с помощью Дженни искать себе квартиру, я хотел стать нормальным человеком, членом их общества, а там поглядим, судьба что-нибудь подбросит. Может, какой издатель купит книгу: наконец моя агентша Лайза, получив от моего переводчика Билла еще и первую главу романа по-английски в дополнение к двум уже существующим, с воодушевлением взялась за дело, и тут н'а тебе — помеха на пути вперед.
Ебать я хотел таких бизнесменов! Мне нужны были их 210 долларов в неделю, еще как. Хотите верьте, хотите нет, но именно в тот ноябрьский холодный день, когда Дженни нашла мне квартиру на 1-й авеню и 83-й улице, русскую секцию ресторана закрыли. «Мы не можем иметь такое огромное меню. К сожалению, это оказалось нерентабельно», — сказала нам Кристин. Я надел свое кожаное пальто: еще старое, купленное когда-то в Италии, взял старый зонт и, попрощавшись с Виктором с Антильских островов, покинул очередное в моей жизни подземелье. Пошел я, конечно, к Дженни.
Дженни сказала, чтоб я снял квартиру.
— Эдвард, сколько можно жить в «Дипломате», там очень депрессивная обстановка. Уйдя оттуда, ты сразу почувствуешь себя куда лучше. Я тебе помогу, — сказала Дженни. — Я уже говорила с Линдой — мы очень устали от наших китайцев, знаешь — семья Чу, муж и жена, — они пылесосят и ваксят весь дом раз в неделю. Они молча возятся целый день в доме, с ними невозможно коммюникировать, — продолжала Дженни. — Если ты хочешь, мы их уволим и ты будешь убирать дом вместо них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87