Но что это докажет? Лишь то, что Гунар сильнее этих изгоев, каждого по отдельности и обоих вместе. Ведь так, люди? - Толпа угрюмо молчала, и Олаф продолжал, с насмешкой поглядывая на судей тинга: - Кое-кто из вас уверен, что все случится наоборот, раз к нам заявился жрец неведомых богов, бродяга из далеких мест. Кое-кто думает, что если он спустился с небес, значит, очень силен - может быть, сильнее меня! Но вспомните, люди, что в древности каждый болван летал по воздуху, как говорится в наших сагах! Но мог ли этот болван приманить в прибрежные воды треску? Слушались ли его акулы и кальмары? Мог ли он сделать другого болвана неподвижным, как столб для сушки сетей? И мог ли предвидеть будущее? Нет, не мог! - Колдун выдержал паузу и торжествующе закончил: - А я могу!
Сев на своих коврах, он погладил одутловатые щеки, потрогал висевшую в ухе серьгу и впервые обратился прямо к Иеро:
- Предлагаю тебе, пришедший с запада жрец, маленькое соревнование. Умеешь ли ты прорицать?
Священник молча кивнул, не спуская с Олафа настороженных глаз. Это слизняк что-то задумал, крутилось у него в голове. Но что? Отвлекает внимание, а потом мигнет сыновьям, и те устроят резню? Непохоже… Другие трупы, кроме Сигурда с Рагнаром, в мыслях Олафа не маячили. Кажется, он в самом деле желал соревноваться.
- Сделаем так, - произнес колдун, с хитрой усмешкой поглядывая на Иеро, - сделаем так, люди: я предскажу грядущее, и этот бродяга-пришелец тоже предскажет, а потом мы посмотрим, чье предсказание точнее. Если мое, то вы убедитесь, что Олаф, сын Торвальда, любимец Локи, не зря зовется лучшим чародеем Асла! - Он расправил плечи и стукнул кулаком в грудь. - Ну что, жрец, согласен?
- Согласен, - отозвался Иеро.
- Он выглядит слишком уверенным в себе… - шепнул старый эливенер. - Готовит каверзу?
- Посмотрим. - Иеро распахнул куртку, нащупывая за пазухой мешочек с Сорока Символами и своим магическим кристаллом. - Ты знаешь, что я не очень силен в искусстве предсказаний, но с этим недоумком могу, пожалуй, потягаться. Готов поставить свой меч против серьги в его ухе, что он предскажет победу Гунару и ошибется.
Толпа сдержанно загудела - один из сыновей Олафа вел пару огромных овец с мерцающей золотом шерстью; крутившийся сзади пес подгонял их, тыкая лобастой головой в овечьи курдюки. Гунар и Сигурд, замерев каждый в своей половине арены, мерялись взглядами будто два голодных волка.
- Выбирай любую, жрец! - Олаф жестом щедрого хозяина показал на золотистых животных.
- Зачем?
- Как зачем? - на лице колдуна отразилось недоумение. - Ты ведь собирался гадать? Значит, тебе нужна овечья печень!
- Печень годится для жаркого, а не для гадания, - усмехнулся священник. - У меня другие методы.
- Ну, что ж…
Олаф махнул рукой, и через пару минут ему поднесли дымящуюся печень на деревянном блюде.
"Что делает этот толстый? - донеслась до священника мысль Горма. - Почему убили животное с пушистой шкурой?"
"Ему нужна печень, чтобы предсказать будущее", - пояснил Иеро.
"А все остальное? - Горм облизнулся. - Столько свежего вкусного мяса!"
Тем временем колдун уже простер над блюдом пухлые руки. Голос его вдруг стал монотонным, протяжным, напомнив Иеро речитатив заупокойной мессы.
- Вижу… вижу… - Ладони двигались над блюдом, пальцы будто что-то ощупывали и уминали. - Вижу кровь на секире Гунара… кровь двух людей, двух мерзких изгоев… Вижу, как мой сын потрясает топором и поет песню победы… Вижу два мертвых тела у его ног… два бездыханных трупа… Твой и твой!
Выкрикнув последние слова, колдун ткнул пальцем в Сигурда, затем - в Рагнара. Они начали бледнеть, и священник, чтобы прервать нагоняющий страх спектакль, торопливо сказал:
- А больше ты ничего не видишь? Что-нибудь обо мне и о себе самом?
- Вижу. - Теперь палец указывал на Иеро. - Ты, чужеземный червь, и твои спутники, все вы станете моими рабами. Я заберу твой летучий корабль и все твое добро, а твой зверь отправится в котел.
"Что говорит этот толстый? - полюбопытствовал Горм. - Я смутно чувствую… нет, почти уверен: ему что-то нужно от меня."
"Твоя мохнатая шкура, - сообщил Иеро. - Он хочет ее содрать и поджарить тебя вместе с овцой."
"Не думаю, что это хорошая мысль", - откликнулся Горм и обиженно смолк, утнувшись носом в лапы.
Не обращая внимания на колдуна, Иеро высыпал из мешочка сорок крохотных, выточенных их черного дерева фигурок и положил на них левую руку. В правой его ладони, замершей на коленях, посверкивал прозрачный камень, и в глубине кристалла, предвестником наступающего забытья, кружились и мерцали радужные всполохи. На какую-то долю секунды он ощутил неуверенность; еще ни разу ему не приходилось гадать при таком скоплении народа, в потоках мыслей и чувств, что омывали его со всех сторон, будто скалу в океане, атакованную яростными штормовыми волнами. Неумолимый блеск кристалла помог отбросить это чувство и сосредоточиться. В конце концов, предсказание будущего не являлось таинством, подобным исповеди или святому причастию, и кто угодно мог за ним наблюдать; что же касается круживших в пространстве мыслей, то так несложно забыть о них… отрешиться… вынырнуть из этого суетного водоворота…
Погружаясь в транс, Иеро дал ментальную установку глубины и краткости: его провидческий сон будет глубок, но недолог. Пять-шесть минут - на большее он не рискнул, боясь потерять контроль над ситуацией. К тому же во время транса он был совершенно беззащитен и мог полагаться лишь на своих спутников и этих мрачных, сломленных страхом островитян.
Священник очнулся еще раньше, от резкого выкрика Олафа. Его голос сделался внезапно визгливым; видимо, он не понимал, что происходит, и странная неподвижность, молчание и отрешенность противника его перепугали. В маленьких глазках колдуна сверкало подозрение, одутловатые щеки побагровели, пальцы нервно мяли мочку с золотой серьгой.
- Что, жрец, решил вздремнуть?
- Ты прорицаешь над овечьей печенью, я - во сне, - откликнулся Иеро. - У каждого свой способ.
Он обвел взглядом молчаливую толпу, стражей с пылающими факелами в руках, Гунара и Сигурда, сжимавших свои секиры, судей, Рагнара, брата Альдо и мастера Гимпа; все, будто зачарованные, смотрели на него. Священник раскрыл левую ладонь. В ней лежали четыре символа: крошечные Сапоги, Птица, Меч и Щит и Череп. Два первых легко поддавались толкованию - Сапоги означали странствие, а Птица - все, что связано с воздухом; значит, его полет продолжится, и "Вашингтон" благополучно покинет северный остров. Но не сразу, не сразу, думал Иеро, глядя на остальные фигурки. Знак Меча и Щита сулил ему опасный поединок, а маленький Череп, зловеще ухмылявшийся в ладони, был свидетельством чьей-то гибели, которая настигнет отмеченного роком в самое ближайшее время.
Вообще говоря, Череп символизировал Смерть с большой буквы, древнюю Смерть, сгубившую человеческую цивилизацию, но имелось у него еще одно значение - смерть гадающего или кого-то, кто присутствует при гадании. За себя Иеро был спокоен - ведь вместе с Черепом выпали Птица и Сапоги; но что сказать насчет Сигурда? Возможно, северянин погибнет, а потом начнется кровопролитная резня между колдовским отродьем и бондами, о чем предупреждают Щит и Меч? Или в битву ввяжется он сам и прикончит противника? Оба толкования были возможны, и священник, задумчиво покачав головой, сгреб остальные фигурки и опустил в мешочек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Сев на своих коврах, он погладил одутловатые щеки, потрогал висевшую в ухе серьгу и впервые обратился прямо к Иеро:
- Предлагаю тебе, пришедший с запада жрец, маленькое соревнование. Умеешь ли ты прорицать?
Священник молча кивнул, не спуская с Олафа настороженных глаз. Это слизняк что-то задумал, крутилось у него в голове. Но что? Отвлекает внимание, а потом мигнет сыновьям, и те устроят резню? Непохоже… Другие трупы, кроме Сигурда с Рагнаром, в мыслях Олафа не маячили. Кажется, он в самом деле желал соревноваться.
- Сделаем так, - произнес колдун, с хитрой усмешкой поглядывая на Иеро, - сделаем так, люди: я предскажу грядущее, и этот бродяга-пришелец тоже предскажет, а потом мы посмотрим, чье предсказание точнее. Если мое, то вы убедитесь, что Олаф, сын Торвальда, любимец Локи, не зря зовется лучшим чародеем Асла! - Он расправил плечи и стукнул кулаком в грудь. - Ну что, жрец, согласен?
- Согласен, - отозвался Иеро.
- Он выглядит слишком уверенным в себе… - шепнул старый эливенер. - Готовит каверзу?
- Посмотрим. - Иеро распахнул куртку, нащупывая за пазухой мешочек с Сорока Символами и своим магическим кристаллом. - Ты знаешь, что я не очень силен в искусстве предсказаний, но с этим недоумком могу, пожалуй, потягаться. Готов поставить свой меч против серьги в его ухе, что он предскажет победу Гунару и ошибется.
Толпа сдержанно загудела - один из сыновей Олафа вел пару огромных овец с мерцающей золотом шерстью; крутившийся сзади пес подгонял их, тыкая лобастой головой в овечьи курдюки. Гунар и Сигурд, замерев каждый в своей половине арены, мерялись взглядами будто два голодных волка.
- Выбирай любую, жрец! - Олаф жестом щедрого хозяина показал на золотистых животных.
- Зачем?
- Как зачем? - на лице колдуна отразилось недоумение. - Ты ведь собирался гадать? Значит, тебе нужна овечья печень!
- Печень годится для жаркого, а не для гадания, - усмехнулся священник. - У меня другие методы.
- Ну, что ж…
Олаф махнул рукой, и через пару минут ему поднесли дымящуюся печень на деревянном блюде.
"Что делает этот толстый? - донеслась до священника мысль Горма. - Почему убили животное с пушистой шкурой?"
"Ему нужна печень, чтобы предсказать будущее", - пояснил Иеро.
"А все остальное? - Горм облизнулся. - Столько свежего вкусного мяса!"
Тем временем колдун уже простер над блюдом пухлые руки. Голос его вдруг стал монотонным, протяжным, напомнив Иеро речитатив заупокойной мессы.
- Вижу… вижу… - Ладони двигались над блюдом, пальцы будто что-то ощупывали и уминали. - Вижу кровь на секире Гунара… кровь двух людей, двух мерзких изгоев… Вижу, как мой сын потрясает топором и поет песню победы… Вижу два мертвых тела у его ног… два бездыханных трупа… Твой и твой!
Выкрикнув последние слова, колдун ткнул пальцем в Сигурда, затем - в Рагнара. Они начали бледнеть, и священник, чтобы прервать нагоняющий страх спектакль, торопливо сказал:
- А больше ты ничего не видишь? Что-нибудь обо мне и о себе самом?
- Вижу. - Теперь палец указывал на Иеро. - Ты, чужеземный червь, и твои спутники, все вы станете моими рабами. Я заберу твой летучий корабль и все твое добро, а твой зверь отправится в котел.
"Что говорит этот толстый? - полюбопытствовал Горм. - Я смутно чувствую… нет, почти уверен: ему что-то нужно от меня."
"Твоя мохнатая шкура, - сообщил Иеро. - Он хочет ее содрать и поджарить тебя вместе с овцой."
"Не думаю, что это хорошая мысль", - откликнулся Горм и обиженно смолк, утнувшись носом в лапы.
Не обращая внимания на колдуна, Иеро высыпал из мешочка сорок крохотных, выточенных их черного дерева фигурок и положил на них левую руку. В правой его ладони, замершей на коленях, посверкивал прозрачный камень, и в глубине кристалла, предвестником наступающего забытья, кружились и мерцали радужные всполохи. На какую-то долю секунды он ощутил неуверенность; еще ни разу ему не приходилось гадать при таком скоплении народа, в потоках мыслей и чувств, что омывали его со всех сторон, будто скалу в океане, атакованную яростными штормовыми волнами. Неумолимый блеск кристалла помог отбросить это чувство и сосредоточиться. В конце концов, предсказание будущего не являлось таинством, подобным исповеди или святому причастию, и кто угодно мог за ним наблюдать; что же касается круживших в пространстве мыслей, то так несложно забыть о них… отрешиться… вынырнуть из этого суетного водоворота…
Погружаясь в транс, Иеро дал ментальную установку глубины и краткости: его провидческий сон будет глубок, но недолог. Пять-шесть минут - на большее он не рискнул, боясь потерять контроль над ситуацией. К тому же во время транса он был совершенно беззащитен и мог полагаться лишь на своих спутников и этих мрачных, сломленных страхом островитян.
Священник очнулся еще раньше, от резкого выкрика Олафа. Его голос сделался внезапно визгливым; видимо, он не понимал, что происходит, и странная неподвижность, молчание и отрешенность противника его перепугали. В маленьких глазках колдуна сверкало подозрение, одутловатые щеки побагровели, пальцы нервно мяли мочку с золотой серьгой.
- Что, жрец, решил вздремнуть?
- Ты прорицаешь над овечьей печенью, я - во сне, - откликнулся Иеро. - У каждого свой способ.
Он обвел взглядом молчаливую толпу, стражей с пылающими факелами в руках, Гунара и Сигурда, сжимавших свои секиры, судей, Рагнара, брата Альдо и мастера Гимпа; все, будто зачарованные, смотрели на него. Священник раскрыл левую ладонь. В ней лежали четыре символа: крошечные Сапоги, Птица, Меч и Щит и Череп. Два первых легко поддавались толкованию - Сапоги означали странствие, а Птица - все, что связано с воздухом; значит, его полет продолжится, и "Вашингтон" благополучно покинет северный остров. Но не сразу, не сразу, думал Иеро, глядя на остальные фигурки. Знак Меча и Щита сулил ему опасный поединок, а маленький Череп, зловеще ухмылявшийся в ладони, был свидетельством чьей-то гибели, которая настигнет отмеченного роком в самое ближайшее время.
Вообще говоря, Череп символизировал Смерть с большой буквы, древнюю Смерть, сгубившую человеческую цивилизацию, но имелось у него еще одно значение - смерть гадающего или кого-то, кто присутствует при гадании. За себя Иеро был спокоен - ведь вместе с Черепом выпали Птица и Сапоги; но что сказать насчет Сигурда? Возможно, северянин погибнет, а потом начнется кровопролитная резня между колдовским отродьем и бондами, о чем предупреждают Щит и Меч? Или в битву ввяжется он сам и прикончит противника? Оба толкования были возможны, и священник, задумчиво покачав головой, сгреб остальные фигурки и опустил в мешочек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68