Я не виню Оксфорд, так как считаю, что Оксфорд вправе требовать от своих питомцев хотя бы толики светской вежливости (видит Бог, ничего непомерного нет в этом требовании!). Хотя я хорошо понимаю, как трудно человеку талантливому, чью науку недооценивают, поддерживать безоблачно дружелюбные отношения с теми, кто ее недооценивает и отводит лучшие места менее важным дисциплинам (которые преподают без оригинальности и подчас не имея должных способностей), все же, коль скоро ты изливаешь презрение и ярость, вряд ли следует ожидать, что тебя будут осыпать почестями.
О последующих поколениях фонетистов я знаю мало. Среди них высится поэт-лауреат, которому, возможно, Хигинс обязан своим увлечением Мильтоном, но и тут я опять-таки отрицаю всякое портретное сходство. Если моя пьеса доведет до сознания общества, что есть на свете такой народ фонетисты и что они принадлежат в современной Англии к самым нужным людям, то она сделала свое дело.
Хочу похвастаться: «Пигмалион» пользуется большим успехом во всей Европе и Северной Америке и даже у себя на родине. Пьеса столь интенсивно и нарочито дидактична, и тема ее слывет столь сухой, это я с наслаждением сую ее в нос умникам, которые как попугаи твердят, что искусство ни в коем случае не должно быть дидактичным. Она льет воду на мою мельницу, подтверждая, что искусство иным и быть не должно.
И в заключение, чтобы подбодрить тех, кого акцент лишает возможности сделать служебную карьеру, добавлю, что перемена, которую произвел профессор Хигинс в цветочнице, не является чем-то несбыточным и необычным. В наш век дочь консьержа, которая играет королеву Испании в «Рюи Блазе» в Комеди Франсез, осуществляя свои честолюбивые мечты, – лишь одна из многих тысяч (женщин и мужчин), отбросивших родные диалекты, как сбрасывают старую кожу, и приобретших новый язык. Но совершать превращение надо по-научному, иначе последняя стадия обучения может оказаться безнадежнее первой: честный природный диалект трущоб вынести куда легче, чем попытку фонетически необученной личности подражать вульгарному жаргону членов гольф-клуба. А я с сожалением должен признать, что, невзирая на усилия нашей Королевской академии драматического искусства, на сцене нашей до сих пор слишком много поддельного английского, заимствованного именно из гольф-клубов, и слишком мало благородного английского языка Форбса Робертсона.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Ковент Гарден. 11:15 вечера. Лето. Проливной дождь. Со всех сторон отчаянные гудки автомобилей. Прохожие бегут к рынку и к церкви св. Павла, под портиком которой уже укрылось несколько человек. Среди них дама с дочерью, обе в вечерних туалетах. Все мрачно взирают на потоки дождя, и только один человек, стоящий спиной к остальным, по-видимому, целиком поглощен своей записной книжкой; он торопливо делает какие-то заметки.
Бьет четверть двенадцатого.
Дочь (стоит между двумя центральными Колоннами портика, ближе к левой). Я продрогла до костей. Куда пропал Фредди? Вот уже двадцать минут как он ушел.
Мать (справа от дочери). Положим, не двадцать. Но такси он бы все-таки мог уже найти.
Прохожий (справа от дамы). Раньше половины двенадцатого никакого такси он вам не достанет, мэм, и не надейтесь; сейчас все из театров разъезжаются.
Мать . Но нам очень нужно. Мы не можем стоять здесь до половины двенадцатого. Какое безобразие!
Прохожий . А я чем виноват?
Дочь . Будь у него голова на плечах, он давно бы нашел такси у театра.
Мать . Ну что ты хочешь от бедного мальчика?
Дочь . Все достают такси. А он почему не может?
Под потоками дождя со стороны Саутгемптон-стрит вылетает Фредди и становится между ними, закрывая зонтик, с которого стекает вода. Это молодой человек лет двадцати в вечернем костюме, брюки у него мокры по щиколотку.
Дочь . Ну, достал-таки?
Фредди . Нигде ни одного, ни за какие деньги.
Мать . Ах, Фредди, машину всегда можно достать. Ты просто плохо искал.
Дочь . Боже, как мне все надоело. Уж не прикажешь ли нам самим идти за такси?
Фредди . Я же вам говорю, все машины расхватали. Дождь начался внезапно, никто его не ожидал, и все кинулись искать такси. Я дошел до Черинг-кросс, потом повернул и добрался почти до самого Ледгет-серкус: нигде ни одной свободной машины.
Мать . А на Трафальгар-сквер?
Фредди . И на Трафальгар-сквер ни одной.
Дочь . А ты там был?
Фредди . Я был на Черинг-кросском вокзале. Ты, вероятно, ожидала, что я пробегусь до Хамерсмита?
Дочь . Никуда ты не ходил.
Мать . Ты в самом деле ужасно беспомощен, Фредди. Иди опять и, пока не найдешь такси, не возвращайся.
Фредди . Только зря вымокну до нитки.
Дочь . А мы? По-твоему, мы всю ночь будем стоять здесь на ветру, в одних платьях? Это свинство. Эгоист несчастный!
Фредди . Ну, ладно, ладно, иду.
Раскрывает зонтик и бросается в сторону Стрэнда, но по дороге сталкивается с уличной цветочницей, которая спешит укрыться от дождя, и выбивает у нее из рук корзину с цветами. Ослепительная вспышка молнии, сопровождаемая оглушительным раскатом грома, служит фоном для этого происшествия.
Цветочница . Ты что, очумел, Фредди? Не видишь, куда прешь!
Фредди . Виноват… (Убегает.)
Цветочница (подбирая рассыпанные цветы и укладывая их в корзинку). А еще называется образованный! Все мои фиялочки копытами перемял.
Усаживается у подножия колонны справа от дамы и начинает приводить в порядок цветы. Привлекательной ее не назовешь. Лет ей восемнадцать-двадцать, не больше. На ней маленькая матросская шапочка из черной соломки, с многочисленными следами лондонской пыли и копоти, явно скучающая по щетке. Ее давно не мытые волосы приобрели какой-то неестественный мышиный цвет. Поношенное черное пальто, узкое в талии, едва доходит до колен. На ней коричневая юбка и грубый фартук. Башмаки тоже знавали лучшие дни. Нельзя сказать, что она не старается быть по-своему опрятной, но по сравнению с окружающими ее дамами выглядит настоящей грязнулей. Черты ее лица не хуже, чем у них, но кожа оставляет желать лучшего. К тому же девушка явно нуждается в услугах зубного врача.
Мать . Простите, откуда вы знаете, что моего сына зовут Фредди?
Цветочница . Ага, так это ваш сынок? Хороша мамаша! Воспитала бы сына как положено, так он бы побоялся цветы у бедной девушки изгадить, а потом смыться и денег не заплатить. Вот вы теперь и гоните монету!
Прошу извинения, но попытка воспроизвести ее отчаянный диалект без фонетической транскрипции неосуществима за пределами Лондона.
Дочь . Только этого еще не хватало!
Мать . Не вмешивайся, Клара. Есть у тебя мелочь?
Дочь . Шестипенсовик. Мельче нет.
Цветочница (с надеждой). Так я вам его разменяю, леди.
Мать (Кларе). Дай сюда. (Дочь неохотно подчиняется.) Так. (Цветочнице.) Вот вам за цветы, милая.
Цветочница . Премного благодарна…
Дочь . Пусть она даст сдачи. Такому букетику красная цена – пенни.
Мать . Помолчи, Клара. (Цветочнице.) Сдачу оставьте себе.
Цветочница . У… у… у… х, спасибо вам, леди.
Мать . А теперь скажите мне, откуда вам известно имя этого молодого человека?
Цветочница . Да я его и не знаю.
Мать . Но я слышала, как вы назвали его по имени. Не обманывайте меня.
Цветочница (возражая). А чего мне вас обманывать? Ну, Фредди, Чарли не все одно? Надо же из вежливости как-то назвать человека. (Усаживается возле своей корзины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
О последующих поколениях фонетистов я знаю мало. Среди них высится поэт-лауреат, которому, возможно, Хигинс обязан своим увлечением Мильтоном, но и тут я опять-таки отрицаю всякое портретное сходство. Если моя пьеса доведет до сознания общества, что есть на свете такой народ фонетисты и что они принадлежат в современной Англии к самым нужным людям, то она сделала свое дело.
Хочу похвастаться: «Пигмалион» пользуется большим успехом во всей Европе и Северной Америке и даже у себя на родине. Пьеса столь интенсивно и нарочито дидактична, и тема ее слывет столь сухой, это я с наслаждением сую ее в нос умникам, которые как попугаи твердят, что искусство ни в коем случае не должно быть дидактичным. Она льет воду на мою мельницу, подтверждая, что искусство иным и быть не должно.
И в заключение, чтобы подбодрить тех, кого акцент лишает возможности сделать служебную карьеру, добавлю, что перемена, которую произвел профессор Хигинс в цветочнице, не является чем-то несбыточным и необычным. В наш век дочь консьержа, которая играет королеву Испании в «Рюи Блазе» в Комеди Франсез, осуществляя свои честолюбивые мечты, – лишь одна из многих тысяч (женщин и мужчин), отбросивших родные диалекты, как сбрасывают старую кожу, и приобретших новый язык. Но совершать превращение надо по-научному, иначе последняя стадия обучения может оказаться безнадежнее первой: честный природный диалект трущоб вынести куда легче, чем попытку фонетически необученной личности подражать вульгарному жаргону членов гольф-клуба. А я с сожалением должен признать, что, невзирая на усилия нашей Королевской академии драматического искусства, на сцене нашей до сих пор слишком много поддельного английского, заимствованного именно из гольф-клубов, и слишком мало благородного английского языка Форбса Робертсона.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Ковент Гарден. 11:15 вечера. Лето. Проливной дождь. Со всех сторон отчаянные гудки автомобилей. Прохожие бегут к рынку и к церкви св. Павла, под портиком которой уже укрылось несколько человек. Среди них дама с дочерью, обе в вечерних туалетах. Все мрачно взирают на потоки дождя, и только один человек, стоящий спиной к остальным, по-видимому, целиком поглощен своей записной книжкой; он торопливо делает какие-то заметки.
Бьет четверть двенадцатого.
Дочь (стоит между двумя центральными Колоннами портика, ближе к левой). Я продрогла до костей. Куда пропал Фредди? Вот уже двадцать минут как он ушел.
Мать (справа от дочери). Положим, не двадцать. Но такси он бы все-таки мог уже найти.
Прохожий (справа от дамы). Раньше половины двенадцатого никакого такси он вам не достанет, мэм, и не надейтесь; сейчас все из театров разъезжаются.
Мать . Но нам очень нужно. Мы не можем стоять здесь до половины двенадцатого. Какое безобразие!
Прохожий . А я чем виноват?
Дочь . Будь у него голова на плечах, он давно бы нашел такси у театра.
Мать . Ну что ты хочешь от бедного мальчика?
Дочь . Все достают такси. А он почему не может?
Под потоками дождя со стороны Саутгемптон-стрит вылетает Фредди и становится между ними, закрывая зонтик, с которого стекает вода. Это молодой человек лет двадцати в вечернем костюме, брюки у него мокры по щиколотку.
Дочь . Ну, достал-таки?
Фредди . Нигде ни одного, ни за какие деньги.
Мать . Ах, Фредди, машину всегда можно достать. Ты просто плохо искал.
Дочь . Боже, как мне все надоело. Уж не прикажешь ли нам самим идти за такси?
Фредди . Я же вам говорю, все машины расхватали. Дождь начался внезапно, никто его не ожидал, и все кинулись искать такси. Я дошел до Черинг-кросс, потом повернул и добрался почти до самого Ледгет-серкус: нигде ни одной свободной машины.
Мать . А на Трафальгар-сквер?
Фредди . И на Трафальгар-сквер ни одной.
Дочь . А ты там был?
Фредди . Я был на Черинг-кросском вокзале. Ты, вероятно, ожидала, что я пробегусь до Хамерсмита?
Дочь . Никуда ты не ходил.
Мать . Ты в самом деле ужасно беспомощен, Фредди. Иди опять и, пока не найдешь такси, не возвращайся.
Фредди . Только зря вымокну до нитки.
Дочь . А мы? По-твоему, мы всю ночь будем стоять здесь на ветру, в одних платьях? Это свинство. Эгоист несчастный!
Фредди . Ну, ладно, ладно, иду.
Раскрывает зонтик и бросается в сторону Стрэнда, но по дороге сталкивается с уличной цветочницей, которая спешит укрыться от дождя, и выбивает у нее из рук корзину с цветами. Ослепительная вспышка молнии, сопровождаемая оглушительным раскатом грома, служит фоном для этого происшествия.
Цветочница . Ты что, очумел, Фредди? Не видишь, куда прешь!
Фредди . Виноват… (Убегает.)
Цветочница (подбирая рассыпанные цветы и укладывая их в корзинку). А еще называется образованный! Все мои фиялочки копытами перемял.
Усаживается у подножия колонны справа от дамы и начинает приводить в порядок цветы. Привлекательной ее не назовешь. Лет ей восемнадцать-двадцать, не больше. На ней маленькая матросская шапочка из черной соломки, с многочисленными следами лондонской пыли и копоти, явно скучающая по щетке. Ее давно не мытые волосы приобрели какой-то неестественный мышиный цвет. Поношенное черное пальто, узкое в талии, едва доходит до колен. На ней коричневая юбка и грубый фартук. Башмаки тоже знавали лучшие дни. Нельзя сказать, что она не старается быть по-своему опрятной, но по сравнению с окружающими ее дамами выглядит настоящей грязнулей. Черты ее лица не хуже, чем у них, но кожа оставляет желать лучшего. К тому же девушка явно нуждается в услугах зубного врача.
Мать . Простите, откуда вы знаете, что моего сына зовут Фредди?
Цветочница . Ага, так это ваш сынок? Хороша мамаша! Воспитала бы сына как положено, так он бы побоялся цветы у бедной девушки изгадить, а потом смыться и денег не заплатить. Вот вы теперь и гоните монету!
Прошу извинения, но попытка воспроизвести ее отчаянный диалект без фонетической транскрипции неосуществима за пределами Лондона.
Дочь . Только этого еще не хватало!
Мать . Не вмешивайся, Клара. Есть у тебя мелочь?
Дочь . Шестипенсовик. Мельче нет.
Цветочница (с надеждой). Так я вам его разменяю, леди.
Мать (Кларе). Дай сюда. (Дочь неохотно подчиняется.) Так. (Цветочнице.) Вот вам за цветы, милая.
Цветочница . Премного благодарна…
Дочь . Пусть она даст сдачи. Такому букетику красная цена – пенни.
Мать . Помолчи, Клара. (Цветочнице.) Сдачу оставьте себе.
Цветочница . У… у… у… х, спасибо вам, леди.
Мать . А теперь скажите мне, откуда вам известно имя этого молодого человека?
Цветочница . Да я его и не знаю.
Мать . Но я слышала, как вы назвали его по имени. Не обманывайте меня.
Цветочница (возражая). А чего мне вас обманывать? Ну, Фредди, Чарли не все одно? Надо же из вежливости как-то назвать человека. (Усаживается возле своей корзины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27