Одни глядели на листовки с усмешкой, другие - с холодным любопытством, и только немногие - с уважением и симпатией. Среди читавших их отчужденно, хотя и со скрытым неодобрением, был и господин с серовато-синим кольцом, мсье Луи.
- Ладно, - сказал Маркус, нахмурившись. - Пускай стараются. Это их последний шанс.
- Что вы имеете в виду? - поинтересовался Понд.
Маркус еще больше нахмурил брови, забеспокоился и наконец сердито, неохотно произнес:
- Да, я их не одобряю. Я не понимаю, как республика примирит это с либеральным принципом - не давить на прессу. Но они давят на прессу, подавляют ее. Они просто взбесились. Не думаю, что премьер-министру нравится подавлять, но министр внутренних дел - сущий дьявол, и он свое возьмет. Во всяком случае, завтра в редакцию ворвется полиция, и это, может быть, последний выпуск.
Маркус оказался пророком, если говорить о следующем утре. Видимо, был подготовлен очередной выпуск - но распространить его не удалось, полиция захватила все экземпляры. Одетые в черное буржуа, сидящие у кафе, остались незапятнанными; только в углу у пожарного крана, под вьющимися растениями, сидел мсье Луи, читая свой экземпляр кроваво-алой листовки и не внемля переменам. Некто косился в его сторону - и Понд приметил за ближним столиком м-ра Хасса, книготорговца, в черном цилиндре и при белых бакенбардах, поглядывающего с колючим подозрением на того, кто читал красный листок.
Маркус и Понд уселись за свой обычный столик; и тут же, сразу мимо стремительно промаршировал отряд полицейских, очищая улицы. С ними шагал, еще стремительнее, приземистый, квадратный мужчина с надменными усами, в каком-то мундире, размахивая зонтиком, словно саблей. Это был знаменитый и в высшей степени воинственный д-р Кох, министр внутренних дел; он предводительствовал полицейским рейдом, и его выпученные глаза моментально отметили алое пятно в углу переполненного кафе.
Он встал перед мсье Луи и заорал, как на параде:
- Запрещено читать листовки! Там прямой призыв к преступлению!
- Как же, - любезно спросил мсье Луи, - как же я могу обнаружить столь печальный факт, если их не прочитаю?
Что-то в его вежливом тоне взбесило министра. Указывая на него зонтом, он завопил:
- Вас арестуют! Вас могут выслать! Вы знаете, почему?
Не из-за этого бреда. Вам не нужен клочок красной бумаги, чтобы отличаться от приличных граждан.
- Поскольку мои грехи - как багряное, - сказал незнакомец, мягко склонив голову, - мое присутствие здесь и впрямь опасно. Отчего бы вам не арестовать меня?
- Вы только и ждете, не арестуем ли мы вас, - злобно сказал министр. Во всяком случае вам не арестовать нас и целый социальный механизм. Неужели вы думаете, что мы позволим этому ржавому гвоздю остановить колесо прогресса?
- Неужели вы думаете, - сурово спросил другой, - что все колеса вашего прогресса сделали хоть что-то, кроме того, конечно, что давили бедняков? Нет, я не имею чести быть одним из граждан вашего государства; одним из тех счастливых, радостных, сытых, благополучных граждан, которых вы морите голодом. Но я и не подданный другого государства, и у вас будут особые трудности, если вы хотите выслать меня на родину.
Министр яростно шагнул вперед - и остановился, а потом, крутя усы, словно позабыл о самом существовании собеседника и отправился догонять полицию.
- Кажется, тут немало тайн, - сказал м-р Понд своему другу. Во-первых, почему его надо выслать? Во-вторых, почему его выслать нельзя?
- Не знаю, - сказал Маркус и поднялся, чопорно нахмурившись.
- Я как будто начинаю догадываться, кто он такой, - сказал м-р Понд.
- Да, - мрачно сказал Маркус, - а я начинаю догадываться, чем он занят. Догадка не из приятных. - Он резко пошел прочь от столика и одиноко зашагал по улице.
М-р Понд остался сидеть в глубоком раздумье. Спустя несколько минут он встал и направился к столику, за которым все еще сидел книготорговец Хасс, в несколько мрачном величии.
Пока он пересекал запруженный народом тротуар, с улицы, покрытой сумерками, донесся шум, и ему стало ясно, что огромная серая толпа забастовщиков движется по той самой дороге, по которой перед тем прошла полиция, только что очистившая редакцию. Но причина криков была более частая и даже личная. Полумертвый от голода сброд, окинув гневным взором темную нарядную толпу респектабельных людей у кафе, заметил, что нет запрещенных листовок, и вдруг увидел знакомый красный сигнал, развеваемые ветром страницы в руках мсье Луи, который читал их с неизменным спокойствием. Забастовщики остановились и приветствовали его, как солдаты; приветственный клич, сотрясая фонарные столбы и небольшие деревья, понесся к человеку, который сохранил верность алому лоскуту. Мсье Луи поднялся и вежливо поклонился. М-р Понд присел к своему приятелю книготорговцу и стал с интересом изучать обрамленное бакенбардами лицо.
- Наш друг вон там, - сказал он наконец, - вот-вот станет вождем революционной партии.
Замечание это странно подействовало на м-ра Хасса. Он неуютно вздрогнул и сказал:
- Нет, нет, что вы! - И, вернув лицу сдержанность, с необычной четкостью произнес несколько сентенций: - Я сам из буржуазии и пока сторонюсь политики. Ни в какой классовой борьбе я не участвую. У меня нет оснований примыкать ни к протесту пролетариата, ни к нынешней фазе капитализма.
- О! - сказал м-р Понд, и глаза его озарились догадкой. - Искреннейше прошу меня простить! Я не знал, что вы - коммунист.
- Я этого не говорил! - воскликнул Хасс, потом резко добавил: Скажите, кто-то меня выдал?
- Ваша речь выдает вас, как выдавала Петра-галилеянина, - сказал Понд. - Каждая секта говорит на своем особом языке. Можно заключить, что человек - буддист, когда он уверяет, что он не буддист. Это дело не мое, и, если хотите, я умолкну. Просто вон тот человек, кажется, очень популярен среди забастовщиков и мог бы их возглавить.
- Нет, нет и нет! - вскричал Хасс, ударяя по столу обоими кулаками. Он никогда их не возглавит! Поймите, мы - научное движение, мы - не моралисты. Мы покончили с буржуазной идеологией добра и зла. У нас реальная политика. Единственное благо - то, что способствует программе Маркса. Единственное зло - то, что мешает программе Маркса. Но есть пределы. Бывают столь одиозные имена, столь низкие люди, что их нельзя принять в Партию.
- Неужели кто-то столь порочен, что пробудил моральное чувство даже в большевике-книготорговце? - спросил Понд. - Что же он натворил?
- Важно не что он творит, но и то, кто он, - сказал Хасс.
- Забавно, что вы так выразились, - сказал Понд. - Я как раз почти догадался. Кто же он такой?
Он достал газетную вырезку из жилетного кармана и протянул ее собеседнику, добавив:
- Обратите внимание, что террорист Тарновский подстрекает забастовки и мятежи не только в этой стране, но именно в этой столице. Что ж, наш друг в белой шляпе кажется в этом деле мастером.
Хасс тихонько барабанил по столу и мрачно, монотонно бормотал:
- Никогда, никогда ему не бывать вождем...
- Ну а что, если он все-таки вождь? - спросил Понд. - У него несомненно повадки вождя, какая-то властность жеста. Разве он ведет себя не так, как вел бы себя Тигр Тарновский?
М-р Понд надеялся удивить книготорговца; но удивиться пришлось ему. Эффект был таков, что описывать его как удивление было бы смешно и нелепо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37