– Он противен, – вздрогнув, заметила Розамунда, – он даже хуже рыцаря Лозеля; мне отвратительно, когда он поднимает на меня свои глаза. О, если бы нам удалось убежать!
– Угорь, попавший в плетеную корзину, может больше надеяться на освобождение, чем мы, – мрачно заметил Вульф. – Будем, по крайней мере, радоваться, что мы все трое в одной клетке… хотя неизвестно, надолго ли.
В это время вошла Масуда, а за ней служанки; поклонившись Розамунде, красавица сказала:
– По воле нашего властелина, госпожа, я покажу вам комнаты, приготовленные для вас, отдохните там до начала пира. Не бойтесь, за столом вы встретите ваших братьев. А вы, рыцари, если угодно, покатайтесь верхом по садам. Ваши кони оседланные стоят во дворе, и девушки, – она указала на служанок, которые недавно чистили кольчуги братьев, – проводят вас к ним.
– Иными словами, мы должны уйти, – шепнул Годвин и громко прибавил: – До свидания, сестра, до вечера.
Во дворе они увидели лошадей, а также конную свиту, состоявшую из четырех федаев и одного офицера. Когда братья сели на коней, предводитель отряда знаком предложил им скакать за ним, и скоро они очутились в саду. Перед ними бежала широкая, усыпанная песком дорога, тут офицер пустил свою лошадь галопом. Дорога шла по краю пропасти, окружавшей цитадель и внутренний город, площадь которого занимала мили три.
Братья ехали вдоль пропасти, сдерживая лошадей, чтобы они не обогнали коня предводителя отряда, хотя он скакал быстро. Вот навстречу им показались всадники. Впереди скакал один из ассасинов, как франки называли слуг аль-Джебала, а за ним на великолепной вороной, как уголь, лошади и в сопровождении стражи ехал франкский рыцарь в кольчуге.
– Это Лозель, – сказал Вульф, – он на коне, которого предложил ему Сипан.
При виде этого человека Годвина охватило бешенство. С криком он обнажил свой меч. Лозель увидел это, и в ответ его лезвие тоже блеснуло. Оба промчались мимо ассасинских офицеров и, круто осадив коней, остановились друг против друга. Лозель первым нанес удар; Годвин отразил его щитом, и, раньше чем он мог ответить на нападение, федаи обоих отрядов бросились между ними и разделили их.
– Жаль, – сказал Годвин, когда ассасины повернули его лошадь. – Если бы они не помешали, думаю, брат, я избавил бы тебя от поединка при свете месяца.
– Я не хочу пропустить его, однако, не помешай тебе слуга Сипана, его голове грозила бы беда, – заметил Вульф.
Лошади снова пошли галопом, и братья больше не видали Лозеля. По-прежнему по краю города они доехали до узкого моста, который перекидывался через пропасть, окружавшую крепость. Тут офицер повернул свою лошадь и, знаком пригласив д'Арси ехать за ним, поскакал на мост. Помчались и братья, сначала Годвин, потом Вульф. В глубокой нише ворот на противоположном конце моста они остановили лошадей. Предводитель отряда повернул коня и помчался назад скорее, чем в первый раз.
– Обгоним их, – крикнул Годвин и, бросив поводья на шею своего Огня, приказал ему лететь быстрее.
Огонь кинулся вперед. Дым не отстал от него. Вот они нагнали федая и пролетели мимо него. Между ними и пропастью не оставалось даже дюйма; ассасин, ждавший, что его сбросят в бездну, ухватился за гриву лошади с ужасом в глазах. Доехав до города, братья остановили коней и засмеялись, поглядывая на изумленных федаев.
– Клянусь честью, – крикнул начальник отряда, думая, что рыцари не понимают его, – это не люди, а дьяволы; и их лошади – горные козы. Я думал, что испугаю их, но испугался я, потому что они пронеслись мимо меня, как орлы.
– Храбрые наездники и быстрые, хорошо объезженные кони, – с восторгом в голосе ответил один из федаев. – Стоит посмотреть на бой при свете полной луны.
И снова д'Арси выехали на песчаную дорогу и поскакали. Так они трижды объехали город, и в последний раз с ними не было никого, потому что и предводитель отряда, и остальные федаи остались далеко позади. Только когда братья расседлали своих взмыленных лошадей, д'Арси, прогнав конюхов, сами накормили и напоили Огня и Дыма. Потом вернулись в дом для гостей, надеясь увидеть Розамунду, но ошиблись. Братья беседовали обо всем удивительном, что случилось с ними, и обо всем, что могло произойти дальше. Так подошел закат; пришли слуги, проводили д'Арси в ванны, где черные невольники омыли и надушили их ароматами, а поверх их кольчуг набросили свежие туники.
Когда они вышли из здания ванн, солнце стояло уже низко; служанки с зажженными факелами в руках отвели д'Арси в большую великолепную залу, которой они еще не видали; она была выстроена из туфа, потолок был резной и расписанный красками. Вдоль боковой стены, освещенной канделябрами, виднелось много открытых арок, круглых вверху и опиравшихся на изящные белые колонны; за ними виднелась мраморная терраса, от которой ступени спускались в сад, расстилавшийся внизу. На полу этой залы сидели седобородые советники аль-Джебала за покрытыми инкрустациями столами. Их было около ста человек, все в белых одеждах, с красными кинжалами. Все молчали, точно погруженные в глубокий сон.
Когда д'Арси вошли в залу, женщины оставили их; слуги с золотыми цепями на шеях проводили братьев к помосту в середине этой большой комнаты. Там лежало много подушек, пока еще не занятых никем и размещенных полукругом, в центре которого стоял роскошный диван.
Братьям указали на подушки против дивана, и рыцари остановились подле них; ждать им пришлось недолго; вскоре послышалась музыка, и позади толпы поющих женщин показался Сипан, медленно направляясь через залу. Это было странное шествие: за женщинами двигались престарелые даисы в белых одеяниях, за ними властелин аль-Джебал, теперь одетый в красную, как кровь, нарядную одежду и с драгоценностями на тюрбане.
Его окружили четыре невольника, черные, как черное дерево; каждый нес пылающий факел; За Властелином Гор шли те самые исполины, которые на террасе стояли под его балдахином. При виде аль-Джебала все поднялись, бросились ниц и не встали, пока их господин не сел; только двое братьев стояли, точно оставшиеся в живых на поле брани.
Сипан уселся на одном краю дивана, махнул рукой, и тогда все приглашенные, а вместе с ними и д'Арси опустились на подушки. Наступило молчание. Сипан нетерпеливо посматривал на противоположный конец залы, и вскоре д'Арси поняли причину этого. Из двери появилась новая толпа поющих женщин, за ними в сопровождении четырех черных невольниц с факелами шла Розамунда; ее сопровождала Масуда.
Это была, несомненно, Розамунда, но Розамунда изменившаяся; теперь она казалась восточной царицей. Ее голову окружала корона из драгоценных камней, с которой спускалась легкая фата, не закрывавшая, однако, ее лица. Драгоценности блистали в тяжелых прядях ее волос, на розовой шелковой материи ее платья, на поясе, на обнаженных руках, как бы выточенных из слоновой кости, даже на ее туфельках. Все гости смотрели на ее царственную красоту и переглядывались между собой. Наконец, точно поддаваясь одному порыву, они вскочили и поклонились ей.
– Что это значит? – пробормотал Вульф Годвину, но Годвин ничего не ответил.
Розамунда поднялась на помост; Сипан, протянув ей руку, усадил ее рядом с собой.
– Не выражай удивления, Вульф, – шепнул Годвин, подметивший предостерегающий взгляд Масуды, которая остановилась позади Розамунды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81