Мухи становятся пятнышками, и вот гибнет в мучениях
последняя. Не осталось ни одной. Мальчик бросает рогатку и плачет, потому
что ему некого больше ненавидеть, а может и любить.
Мальчик пророс в мужика. Чугунок замешкался в какой-то момент. Так
бывает, если задумаешься некстати и собьешь условный рефлекс. А игла
воткнулась поверх защитного жилета в его шею, и брызнула "храподелом".
Искрозадый на сегодня прекратил искрить. Дальше работало лекарство. Член
СЭСС уютно расположился на полу, с пальцем во рту, сладко посапывая.
Прямо, как дите.
"Есть повод. Только непонятно, для ликования или пускания чистой
слезы. Чугунок вдруг разобрался, что живет не так. То ли я надудел ему
дури в осевой канал, как форменный ведьмак. То ли мой психоцентр просто
осветил ему путь, и он сам все понял".
- Граждане, у кого имеется титька, немедленно дайте ее пострадавшему,
- схохмил Дмитрий Федорович. О странном спасительном видении он
предусмотрительно заставил себя больше не думать. Из-под стула вылезла Аня
и потащила его за рукав.
- Давай шлепать отсюда. Они все на опросной связи. У них титька и для
тебя найдется - чугунная, с шипами.
- Да погоди ты. В удаляющейся спине должно быть достоинство, - Торн
подобрал обломок квазируки, а там уж припустил. Аню удалось догнать только
через два квартала.
- Ну что, хотел сделать одно, а получилось другое? - отдышавшись,
поинтересовалась она.
- В какой-то степени "да", в каком-то смысле "нет", - уклончиво
ответил Торн.
- А чего ты ждал под дверью, почему вдруг впорхнул обратно? Ты -
легаш, Димон? Почему не делишься творческими планами? Или может,
извращенец ты, и тебя такие истории возбуждают - тогда извини.
- Я - ученый, говорил же.
- А я, значит, подопытное, - не унималась она.
Торн, наконец, разозлился.
- Ты - подопытное. Еще хуже, ты - обед, ты - гардероб. Но не для
меня. Даже не для чугунков, они - просто нечистая сила. А вот красавчик,
которого размазали по столу, ведь он доверился тебе, да?
- Конечно, доверился, - уверенно сказала Аня, - и даже плакал.
- Успел, значит. Он всем доверяется, всегда плачет. Потому, что у
него осевой канал сломан, генерация знаний нарушена. Зажмурься и представь
себе такую гусеницу, которая дырявит тебе мембрану, а ты даже и не
чувствуешь, потому что у нее ничего нет. Влезет она получше, обовьет твою
ось и тянет. Причем не чистую энергию, а только со смыслом, пси-структуры
- чтобы знать, как хавать, ходить, хитрить, в общем, как работать
организму. Но ему ненадолго хватит. А в итоге, была одна двуногая дрянь,
станет две. Ну, что, доступно я объяснил?
- Железная логика железной головы. Тебе-то какое дело? Пусть, если я
разрешаю. Может, мне ничего не нужно.
- Но ты даже не догадываешься, - возопил Торн.
- Когда у человека убыток или приварок, он всегда догадывается.
- Только наш институт умеет восстанавливать мембраны. Лечился бы он,
а ты бы носила ему свежие полевые цветы, свежих полевых мышей и жуков.
Если это в твоем вкусе...
- Вы, товарищ ученый, и все ваше фуфло не в моем вкусе. Советую
больше никому не объяснять, лучше многозначительно помалкивать. Не то
будут ржать мужики, бабы и лошади.
Когда он возразил, ее уже рядом не было.

3. ТРИ СТАДИИ
Утро выглядело неприятным во всех отношениях. С улицы сочился мутный
свет, пачкая комнату. Кто-то изнутри тупо долбил голову, будто хотел
вылупиться. Треп радио лез прямо с ногами в среднее ухо. Но Торн вспомнил
свои лучшие боевые деньки. Раскачался и бесстрашно, как парашютист, упал с
кровати. Но это не освежило.
В комнате, кроме него, ни людей, ни животных - а он чувствует на себе
щекочущие взгляды. Торн проверил, смотреть точно некому - а щекотно и
мурашки бегают. Как раз еще одно подтверждение чудинки: квартира
мало-помалу потянулась к нему. Все вроде бы остается на своих законных
местах: и двери, и шкаф, и стол, но одновременно и приближается, словно
хочет прильнуть. Торн срывает с магнитной подвески самурайский меч,
хватается за часы с индикатором ведьмацкой опасности. На этом фронте вроде
спокойно, что не очень утешает. Дмитрий Федорович благоразумно занимается
своими делами, но наступление, знай себе, продолжается. И Торн уже
понимает отчасти, что есть агрессоры или, может, благородные мстители со
своим наболевшим-накипевшим. Изнурены долгой и честной службой
автоматические двери, болезнь грызет мужественные радужные стены, а
вертящемуся шкафу очень одиноко. Они мычат от боли и тоски, как зверье,
попавшее к злому дрессировщику. Тому хочется сделать хороший цирк, а им -
просто исчезнуть. Свирепая власть не только понукает ими, но идет дальше в
каждую их частицу, заставляя и ее вкалывать. Они лезут с разных сторон,
они проникают сквозь границы Торна. Дмитрий Федорович уже не понимает, где
кончаются они и начинается он, не его ли самого, "царя природы",
дрессируют и погоняют. Торн бледнеет от ужасной догадки, что за все
придется держать ответ, и сбегает в ванную. Хочет взбодриться водичкой, а
из крана лезет мокрая ржавчина и располагается у него на языке.
Одновременно и кости принимаются гудеть, как водопроводные трубы.
Напоминая загнанного волками бычка, Торн ревет, воздев выпученные глаза к
потолку, а лампа хватает его коготками за зрачок и тут же перегорает,
плюнув искрами. Торн зажимает раненый глаз и спешит на кухню, полагая
вслед за своей бабушкой, что все неприятности, большие и малые - от разной
степени недоедания. Добравшись до холодильника, он застывает с открытым
ртом, пуская слюну. Цветок холодильника прилипает к коже и втягивается
вовнутрь, становится очередным органом тела, где хранится питание про
запас. Похрустывают, смерзаясь, кишки, Торн торопится, спотыкаясь и
подпрыгивая, к розовому кубу микроволновой печки. Одно лишь касание, и
побежали от нее жгучие и вертлявые многоножки.
"Может, повеситься сгоряча? Нет уж, врешь - не возьмешь. С другой
стороны, плохо быть одержимым бесами. Хотя эти бесы тоже по-своему
несчастные, чего я раньше не замечал, не до них было".
И тогда Торн нанес ответный удар по черепухе, нагло вторгнувшейся в
его жизнь. Ушел из дома, вскочил в электробус и поехал в институт. В
родном учреждении все должно было, конечно, устаканиться. Однако и в
общественном транспорте Дмитрию Федоровичу не дремалось и даже не сиделось
как следует. Пассажиры переглядывались, удивляясь его неотесанности, а
бедняге мнилось, что он по деревянной горке с занозами катится с ветерком
на собственной заднице. А когда Торн решительно пытался увильнуть в
сторону, электробус отозвался и сломался на перекрестке. Какой-то
электроциклист впилился в его борт от неожиданности. Рассыпавшиеся
пассажиры собрались и побежали догонять потерянное время. Циклиста
выковыряли из борта и запихнули в пневмопровод скорой помощи, раз - и в
больнице, два - и в морге. Торн же переминался на месте в глубокой
нерешительности.
Под мостовой в сверхпроводящей обмотке извиваются белые черви,
которые уже принимаются переползать ему на штанину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21